— Конечно, мы не можем похвалиться большими успехами, как ленинградцы, однако… — капитан прищурился на еще не распустившиеся деревья, — однако и о нас скоро заговорят в «Последнем часе».

Капитан вскользь упомянул о «редуте бессмертных». Наиль навострил свои «корреспондентские» уши.

— А почему его, собственно, так назвали? — поинтересовался он.

Капитан поправил повязку на лбу.

— Потому, что там сражаются действительно бессмертные люди. Большинство — комсомольцы. А почему редут — узнаете у младшего лейтенанта Комарова. Там его взвод стоит.

— Комаров тоже комсомолец?

— Комсомолец.

— А вы о них знаете что-нибудь?

— В дивизии нет никого, кто бы о них не знал. Но если сами побудете там, увидите больше. Я вам могу сказать только вот что: немцы на комаровскую позицию бросают ежедневно до восьмисот мин и снарядов, предпринимают по шесть-семь атак. По расчетам немцев, там никого в живых не должно остаться. А комаровцы живут.

На повороте машина резко затормозила.

— Доехали уже? — проснулся Акимов, протирая глаза.

— Доехали.

— Жаль, черт возьми! Хорошо спалось!

Сойдя с машины, Наиль уточнил у раненого капитана, далеко ли до редута.

— Километра четыре отсюда. Но пробраться туда можно только ночью, днем там балуют немецкие снайперы.

В разговоре с начальником политотдела Наиль выразил желание побывать на «редуте бессмертных», у Комарова.

— А вы уже успели услышать о нем? — заинтересовался делопроизводитель, подняв голову от бумаг. — Вот это слава! Человека еще не видели, а уже знают о нем.

— На то они и корреспонденты, — усмехнулся полковник. — Советую и тебе немного подтянуться: как бы неожиданно не прославили на весь фронт.

— Товарищам газетчикам не до меня, пожалуй. Им герои нужны, — немного обиженно сказал рыжий писарь.

— А ты хочешь в герои попасть, не совершив подвига? Ты прояви себя, а за корреспондентами дело не станет. Так ведь, товарищи писатели? — полковник повернулся к Наилю. — Про взвод Комарова написать, безусловно, нужно. Но идти вам туда опасно, товарищ лейтенант. Зайдите к начальнику штаба, он все вам расскажет.

Эти слова задели Наиля.

— Я военный корреспондент, товарищ полковник, — быстро проговорил он.

Нахмурившись, полковник оглядел Наиля с ног до головы.

— Как у всех молодых офицеров, и у вас горячая кровь. Впрочем, это неплохо, когда корреспондент с огоньком. Хорошо! Днем вы походите по стрелковым батальонам, а ночью я вам дам сопровождающих.

Полковник посмотрел на Акимова, что-то пишущего в своем блокноте.

— А вы, старший лейтенант, куда держите путь?

— Я, товарищ полковник, к артиллеристам. — Акимов показал ровные белые зубы. В этой улыбке были и смелость и уверенность в себе. — Мне надо органи зовать полосу «Орудийный расчет в наступлении». Думаю взять расчет старшины Прокопенко из второй батареи.

— А почему Прокопенко?

— Потому что в последних боях его расчет действовал лучше других. У них есть богатый опыт. Нужно этот опыт сделать достоянием армии.

— Что ж, желаю вам успеха, — сказал полковник. — После зайдете ко мне.

Перед выходом на задание корреспонденты побывали в столовой. Обедая в светлой, просторной землянке, Акимов, чтобы немного оживить молчаливо сидевшего Наиля, ругнул полковника за сухость встречи.

— А ты ему насчет корреспондента достойно возразил. Попадаются еще такие начальники, которые смотрят на нас с пренебрежением, как на тыловиков.

Расставаясь, Акимов задержал руку Наиля в своей.

— Смотри, Наиль, будь осторожнее!

Днем Наиль был в стрелковых батальонах, ночью пошел с провожатым на «редут бессмертных». Было очень темно. Ни луны, ни звезд. Только где-то далеко на западе стояло зарево пожара да кое-где поднимались дугой ракеты.

— Не спешите! — предупредил сопровождавшего его сержанта Наиль. — Очки мои ночью не так уже хорошо видят, — посмеялся он над своей близорукостью.

— А мы сейчас наладим это дело, товарищ лейтенант.

Сержант расстегнул ворот, оторвал белый подворотничок, откинул его на спину и опять застегнулся.

— Вот смотрите на эту белую полоску, товарищ лейтенант. Видите?

— Очень ясно вижу.

— В темные ночи всегда так делаем, чтобы не потерять друг друга. Это мы переняли у разведчиков.

Они шли по узким скользким тропкам, по лужам талой воды, обходя голые кустарники.

— Теперь уже недалеко, — шепнул сержант, — Не кашляйте, не шумите. Обнаружат — полоснут из пулеметов. Место открытое, пристрелянное.

Как они ни старались ступать тихо, немцы все-таки учуяли их. Заработал станковый, пулемет. Трассирующие пули пунктиром летели над самыми головами. Наиль с разбегу шлепнулся в лужу. Немец успокоился, когда, очевидно, расстрелял всю ленту. Лежавший чуть поодаль сержант подполз к Наилю.

— Живы, товарищ лейтенант? — спросил он полушепотом.

— Жив-то жив, но зот очки потерял.

Они вдвоем прощупали дно лужи, но очков не было. Немецкий пулемет молчал.

— Придется прийти утром, — досадовал Наиль, потеряв надежду найти в этой тьме свои очки.

— Днем сюда и носа не сунешь. Если только сейчас не найдем — пиши пропало, товарищ корреспондент.

Очки в конце концов отыскались неподалеку от лужи, в которую бросился Наиль.

Они спустились в траншею.

— Не ранило? — спросил выросший перед ними боец.

Ему ответили вопросом:

— Где командир?

— У себя.

В блиндаж младшего лейтенанта Комарова они «вошли» ползком — сначала сержант, потом Наиль. Внутри было довольно просторно На столе горела обычная на фронте, сделанная из снарядной гильзы лампа-коптилка. В углу притулился телефонист с прижатой к уху трубкой. На нарах спало несколько бойцов, один смотрел в амбразуру, перед который был установлен пулемет. Он даже не обернулся к вошедшим.

Кажется, сержант уже успел сказать Комарову, кого он привел. Наиля встретили без официального рапорта.

— Из армейской газеты, лейтенант Яруллин.

— Добро пожаловать, наш редут рад гостям. Будьте как у себя дома. Что-то вы испачкались, — наверно, пришлось ползком добираться? Снимите шинель. Пусть просохнет.

Сопровождавший Яруллина сержант, попросив разрешения у Комарова, ушел в другой блиндаж — «повидаться с дружками».

— Наверно, проголодались, лейтенант? Есть замечательная гречневая каша, — предложил Комаров.

— Не возражаю. Да, попасть к вам не просто, — сказал Наиль.

— Неужели? Я думаю сейчас не о том пути, который остался позади, а о том обязательном пути, который у нас у всех впереди.

— На Берлин! — уточнил боец, стоявший у амбразуры.

— Точно, Тимофеич!

Комаров кивнул головой в сторону солдата. Наиль увидел лишь его широкую, чуть сгорбленную спину. «Тимофеич». Значит, человек немолодой. А говорили, почти все — комсомольцы.

Комаров поставил на стол кашу, масло, хлеб, потом налил себе и Наилю по сто граммов.

— За нашу победу!

— За бессмертных героев! — добавил Наиль.

Несмотря на отпущенные усы и желание казаться старше, видно было, что Комаров еще очень молод. Он был среднего роста, с веснушчатым широким спокойным лицом, на котором вспыхивала по-детски искренняя, а иногда мальчишески задорная улыбка. Он прибыл на фронт из училища месяца два назад и уже успел показать себя в боях.

— Хотелось бы узнать, почему вы назвали свою позицию так необычно — редутом?

Комаров кивнул в сторону бойца, дежурившего у амбразуры с пулеметом:

— Наш Тимофеич мастак находить такие названия. С его легкой руки и пошло.

Наиль повернулся к Тимофеичу, стоявшему теперь вполоборота к нему, но не мог как следует разглядеть его лица.

— Редут, товарищ корреспондент, — это не выдумка, — с готовностью отозвался боец, не прерывая наблюдения через амбразуру. — Из истории это. Один из моих дедов воевал против Наполеона, целый редут защищал на Бородинском поле… Про это еще Лев Николаевич Толстой в «Войне и мире» описал. Наверно, читали? Книга хорошая.