- Утром доставил я летчикам их новых пассажиров. Дипломаты зубами скрипят, а Колдун закурил трубку. «Покажите, - говорит, - мне этих чудиков…» - Майор рассказывал веселые подробности, но без улыбки. - А у меня своя забота: этих чудиков накормить надо! Болгары везут со всех сел продукты, думают - для нас. «Везите еще», - говорю им…

- Вы бы им сказали: надо и пленных кормить, - заметил Ватагин.

- Стыдно: денег болгарских нету и на огурец!

- Что ж вы думаете - сколько лет они терпели от фашистов, в последний раз не накормили бы? Денег нет… - Ватагин покачал головой. - И почему вы болгарских пограничников обидели, отстранили от операции?

Наконец договорились до дела. Котелков отлично понимал, что Ватагин весь разговор завел из-за одного этого пункта: почему обидели, болгар на полустанке?

- Знаете, товарищ полковник, в таком деле лучше на себя положиться. Доверять никоих не следует.

- Вот в этом-то ваше обычное заблуждение.

Не первый это был разговор между Ватагиным и Котелковым, и оба знали, что скажут друг другу. На этот раз Ватагин был, видимо, крайне недоволен пренебрежительным отношением майора к болгарам, а Котелков втайне торжествовал: что бы там ни было, а фашистская банда заприходована со всеми восемнадцатью баулами захваченной переписки. Крыть нечем, товарищ начальник…

- Вы, товарищ полковник, всё болгар на первый план выдвигаете, а, между прочим, подвели они своего подпоручика, пропустили из поезда к нему убийц… Этот Славчев вообще подозрительный тип.

- Вы уверены, что убийцы из поезда? - Ватагин вынул из ящика стола две бумажки: болгарский текст и его русский перевод. - Вот тот же Славчев, например, довел до сведения штаба Народно-освободительной армии, что им обнаружены конные следы двух всадников на проселке… А что, если они из Софии?… Хорошо крестьяне встречали?

- На руках хотели нести, - хмуро ответил Котелков. - Еле отбился.

Майор догадывался, что полковник не будет сегодня говорить о главном, что составляло все содержание котелковского отчета, - о захвате германского посла. Ватагин отвлекался, подробно расспрашивал, например, о стычке Атанаса Георгиева с послом из-за бочонка с розовым маслом. А стоит ли об этом разговаривать! Котелков процедил сквозь зубы что-то об отсутствии выдержки у болгарина. Полковник поправил складки гимнастерки под ремнем, коротко возразил:

- Болгары любят свою родину, Котелков… И нечего ставить им это в вину.

Они говорили вполголоса. За дверью стонала хозяйкина дочь, неделю, назад бежавшая сюда из Софии. У нее подагра, обострившаяся после трех месяцев ночлегов в сырых бомбоубежищах во время массовых американских налетов на город. Полковник раздобыл ей атофан, боли усилились - врач говорит: хороший признак.

- Вы что хмурый? Не выспались? - спросил Ватагин.

- Нет. ничего, - ответил Котелков. - Квартирьер, черт, с Цаголовым поселил. Разве с ним уснешь?

Ватагин изобразил на лице сочувствие. Кому не известно, что самый темпераментный собеседник - это Сослан Цаголов, веселый красавец, по-кавказски поджарый, смуглый, с насмешливо играющими желвачками на скулах.

- Два болтуна у нас: Цаголов и Шустов, - заметил полковник.

- И оба любят друг друга, - отозвался майор.

- Я их тоже люблю… - кратко скрепил Ватагин. - О чем у Цаголова теперь разговор?

- Все о том же: тоскует по флоту, хочет рапорт писать…

- Не отпущу!..

Давно не беседовали они с такими удобствами: на столе пепельница, бутылка вина, сифон с водой.

- Слушайте, кстати, - вспомнил полковник, откладывая бумаги, - вы не видели еще один документ, доставленный на ваших самолетах? Плюшевый альбом с видами Ярославля.

- Нет, не видел, - ответил Котелков и добавил с усмешкой: - Я и чемоданами посольской фрау не интересовался. Упущение?

- А мне Шустов показал этот альбом.

Майор свирепо шевельнул кожей на бритой голове. Он еще рассчитается с выскочкой, который полчаса назад позволил себе по-адъютантски резво разговаривать с ним, позволил себе выражать крайнюю степень удивления по поводу того, что плюшевый альбом не возбудил интереса.

Видимо, Ватагин догадался, о чем сейчас думает Котелков, потому что вздохнул и примирительно заметил:

- Трудно работать в разведке, если тебе двадцать лет и воображение играет, а ты обречен переписывать спецсообщения. Я имею в виду Шустова.

Ватагин резко поднялся, не похоже на то, как лениво сидел два часа. Качалка пошла ходить за его спиной. Он прошел в комнату и через минуту вернулся с пачкой фотографий, раскинул их веером поверх бумаг на столе.

- Если не считать бабушек и внучек дореволюционного писателя Леонида Андреева и белого генерала Корнилова, то останавливает внимание вот этот мужчина… Кем он только не был в жизни, судя по фотографиям! И куда только его не заносило! Занятно… Я отметил на карте. Всю Юго-Восточную Европу исколесил: от провинции Марамуреш в Северной Трансильвании до Родопских гор.

- Эмигрант, наверно. Трудно найти работу по специальности. Да и какие у них специальности… - небрежно ответил майор Котелков.

- Все-таки поискать этого человека не мешает. А еще раньше - хозяйку альбома.

- Вы уже знаете, чей альбом?

- А это без труда установил Шустов по дарственным надписям на фотографиях. Ее зовут Марина Юрьевна, Мариша.

- Ну что ж, Мариша так Мариша…

Всем своим видом Котелков показывал полковнику, что не считает семейный альбом темой для разговора. Надо, конечно, проверить для порядка, может быть, просто у кого-нибудь в посольском персонале жена - Марина Юрьевна, русская эмигрантка из Ярославля.

Ватагин поглядел на майора.

- Ну, так что же было еще? Рассказывайте, только не ссорясь с логикой.

И майор Котелков, с упрямством пропустив скрытую иронию полковника, так же последовательно продолжил свой доклад. Не без удовольствия показал он Ватагину заключительный протокол допроса германского посла. Полковник даже улыбнулся: больше всего Котелкова восхищало то, что его превосходительство полномочный посол Гитлера, видимо, так разволновался в обществе советского майора, что нагородил пять палочек вместо трех, означавших заглавные буквы в его готическом росчерке.

- А вы знаете, товарищ полковник, - вдруг повеселев, сказал Котелков, - посол поставил подпись и спрашивает меня: «Как вы успели сюда?» Я ему со всей любезностью отвечаю: «У нас-то шаг пошире…»

И Котелков самодовольно рассмеялся, как будто закашлялся.

- А-а-а, - невнятно протянул Ватагин. - Ну, ну, докладывайте еще что-нибудь.

Сейчас Ватагину не было никакого дела до переживаний посла, он знал, что в свой срок с этими делами разберутся лучше. Но что было нужно убийцам Атанаса Георгиева? Зачем они проникли в домик над рекой? И имеет ли к этому какое-нибудь отношение найденный в канаве альбом? Вот что представляло сейчас интерес. Опыт чекиста подсказывал полковнику, что тайна убийства болгарского офицера может таить угрозу и для советских войск, вступающих на Балканы. Если спросить Ватагина напрямик, о ком он думал со вчерашнего вечера, он сказал бы: не о тех, кто хотел бежать в Турцию и сейчас под замком ждет своей участи, а о тех, кто, видимо, остался здесь и не пойман. Ему было ясно, что в момент бегства дипломатических миссий из Софии кое-кто остался выполнять особые задания. Разве не так же оставляли и мы в тылу у немцев верных людей, уходя на восток в сорок первом!

Он слушал майора, перелистывая немецкий иллюстрированный журнал. Котелков с обычным раздражением, которое всегда появлялось у него в конце разговора с Ватагиным, чувствовал, что начальник совсем потерял интерес к его докладу. Страницы иллюстрированного журнала он разглядывал сейчас более внимательно, чем недавно росчерк германского посла. Он даже прервал майора:

- Смотрите-ка, серия снимков под заголовком: «Могут ли звери смеяться?» Вы-то думали когда-нибудь об этом? К зверям у них интерес! Вот забавная морда: тигр. Великолепный снимок! Собаки… ну, эти, сам знаю, смеются. А вот гиена. И действительно хохочет!.. - Внезапно оборвав себя, полковник устало заметил: - Ладно, Котелков, идите отдыхайте. Я Цаголова назначу в ночное дежурство, не будет вам мешать.