Все это было совсем не глупо придумано. «Нет уж, товарищи, — говорил М. С. Горбачев на одном из Пленумов ЦК, когда собравшиеся никак не могли прийти к одному мнению, — нам надо решать, за нас решать некому, над ЦК в этой стране стоит разве что только господь бог». Только этому фактически единственному что-то решающему парламенту СССР не очень-то позволяли функционировать. Во всяком случае и в годы М. С. Горбачева, когда люди осмелели и разговорились, аппарат ЦК крутил этим «парламентом», как хотел. Можно себе представить, что было до того.

В принципе неглупо было придумано иметь ЦК КПСС именно в таком смешанном составе и еще по одной причине. Участие в работе пленумов ЦК КПСС давало людям, входившим в его состав, возможность постоянно ориентироваться, что делается в руководстве страны, кто и за что выступает, каковы наиболее острые проблемы, на каких путях будут искать их решение. Без такой ориентировки, например, послу, находящемуся в крупной стране, было бы сложно работать.

Членство в высших партийных органах обеспечивало и определенную независимость в делах с другими нашими ведомствами. Во всяком случае, не будь я в составе ЦК, меня бы быстро стерли в порошок наши экономические ведомства, которым я доставлял немало хлопот. Определенный статус оно создавало и в отношениях с КГБ, а также с военным ведомством. Можно было быть уверенным, что фантазиям какого-либо чересчур бдительного представителя этих служб не очень-то позволят разгуляться. Ну, и, разумеется, членство в ЦК давало право доступа к Генеральному секретарю. Во всяком случае в его приемную можно было пройти беспрепятственно, и если не переговорить с ним лично, то передать ему письмо или записку. Нет нужды говорить, сколь это было важно.

Первый Пленум ЦК КПСС после его заседания, на котором был определен состав новых руководящих органов партии, был посвящен кадровым вопросам. Он проходил в январе 1987 года, и я на этом заседании выступал. Тема была выбрана правильная — надо было обновлять кадры и прежде всего демократизировать саму партию. Она правила страной, и без коренных перемен в ее деятельности и внутренней жизни действительная перестройка под ее руководством была бы невозможна. Альтернативой была перестройка с отстранением партии от власти, но в тот момент это было чем-то совершенно невообразимым. Структур, способных сменить партию у государственного руля, просто еще не было, ввергать страну в анархию никто не собирался.

На том пленуме прозвучали наряду со всякого рода типичными для того периода речами-самоотчетами и очень разумные предложения. Были люди, которые говорили, что надо повысить роль ЦК как коллективного органа. ЦК обладает потенциалом создавать свои комиссии и комитеты для глубокой проработки каждого стоящего перед страной вопроса. Он сможет рассматривать в этом случае варианты альтернативных решений, а не просто проштамповывать резолюции и решения, зародившиеся в чиновничьих кабинетах на Старой площади, да спонтанно реагировать на те или иные, зачастую не очень проработанные, предложения, которые высказывались на пленумах его членами. Смысл такой постановки вопроса был ясен: аппарат ЦК должен обслуживать членов этого высшего выборного органа партии, а не командовать ими. Если мы не добились бы изменений в этом кардинальном для жизни партии вопросе, партия оказалась бы не готовой к участию в предстоящих демократических преобразованиях советского общества, руководству экономической и другими реформами.

Ничего из этого, однако, в реальной жизни затем не получилось. Боюсь, что дело было не только в стремлении аппарата сохранить свою власть, но и в нежелании как Политбюро, так и секретариата ЦК КПСС пересматривать формы и методы своей работы, становиться органами, действительно подотчетными ЦК и исполняющими его решения. Все властное Политбюро не хотело делиться властью не только с низами, но даже с самой приближенной к нему верхушкой партийных и государственных структур. По-прежнему за пару дней до пленумов члены и кандидаты в члены ЦК получали заранее подготовленные на Старой площади проекты решений по важнейшим государственным и партийным вопросам, второпях писали к ним (если вообще писали), те или иные замечания или предложения, а затем за день или полдня утверждали предложенное им решение. Если принимать решение не хотели, всегда был выход — М. С. Горбачев предлагал одобрить его доклад по этому вопросу. Так и поступали.

На пленумах происходило примерно то же самое, что затем мы все могли наблюдать на сессиях Верховных Советов разных уровней. Каждый пленум в копие концов превращался в общую политическую дискуссию, где каждый выступающий, независимо от повестки дня, говорил что хотел. Один требовал немедленно передать в сельское хозяйство 40 тысяч автобусов, разумеется, не утруждая себя расчетами, откуда их взять, другой предлагал увеличить число секретарей обкомов КПСС, чтобы повысить эффективность сельского хозяйства, третий, прицепившись к сельскому хозяйству и плохой работе деревенских клубов, пытался добиться общего увеличения ассигнований на культуру. Аналогичная картина возникала при обсуждении проблем образования, вопросов национальных отношений и т. д. Слава Богу, с пленумов не велись телевизионные передачи, так что отсутствовал стимул покрасоваться перед камерой, а следовательно, и заниматься демагогией. Не начинались пленумы ЦК и с гак называемой депутатской «разминки», когда всем позволяется остроумно поговорить про все — и президиуму, и залу. Боюсь, что этот обычай пришел к нам не из традиций парламентской жизни, а из столь любимых нашими гражданами телевизионных передач КВН. Там все начинается тоже с «разминки» капитанов команд, соревнующихся в остроумии и хлесткости высказываний.

В первый период пленумы ЦК КПСС проходили на фоне пока еще достаточно благополучного мира и носили не только чинный, но и в целом конструктивный характер. Люди верили в успех начинавшихся реформ.

По мере осложнения положения в стране напряженность, однако, начинала возрастать. Это ощущалось от пленума к пленуму все сильнее. Выступления М. С. Горбачева вызывали все больше раздраженных, порой насмешливых комментариев в зале. Затем критики Генерального секретаря стали выходить и на трибуну пленумов.

Чувствовалось глухое недовольство. Оно, правда, не доходило до требований в адрес М. С. Горбачева уйти в отставку. Его пытались убедить, что он совершает одну за другой серьезные ошибки, что надо видеть реальное положение в стране, не предаваться иллюзиям, не плыть по течению, а контролировать и направлять ход событий. Но, повторяю, желания отстранить М. С. Горбачева у подавляющего большинства участников пленумов не возникало, не было и какой-либо серьезной фигуры, способной в тот момент составить ему конкуренцию. Авторитет его был по-прежнему высок. Поездки по стране, правда, выглядели все более невыразительно, зато тем более впечатляющими становились его визиты за рубеж. Он, разумеется, чувствовал и понимал это и не боялся в острые моменты заявлять, что если ему не доверяют, то он готов подать в отставку. Последующие голосования всегда приносили Михаилу Сергеевичу абсолютное большинство голосов. Против выступали лишь единицы.

После XIX партконференции обстановка в ЦК стала совсем сложной. Решения конференции ни к какому позитивному перелому в положении дел в стране не привели, по сути дела, не выполнялись, так что возникал вопрос, зачем проводилось все это мероприятие. Тогда руководство ЦК решило подстраховаться, отправив на пенсию «по собственному желанию» около ста человек — представителей «старой гвардии», которые роптали громко и открыто. Было это весной 1989 года. На том пленуме меня перевели из кандидатов в члены ЦК КПСС, а по приезде затем в ФРГ М. С. Горбачев сказал Геншеру, что это было мне поощрением за проделанную в ФРГ работу.

Я был признателен Горбачеву за доверие, потому что он в принципе мог бы и начать сердиться на меня за телеграммы, которые я стал писать из Бонна примерно с 1988 года. Разумеется, коллектив советских учреждений в ФРГ искренне и активно поддерживал перестройку. В условиях заграницы этот коллектив на все 100 процентов состоял из коммунистов, и именно от них исходили первоначально все или почти все революционные предложения о переделке нашей политической системы, создании реальной парламентской демократии, переходе к многопартийности, развитии гласности, на которых в последующие годы сделали свою карьеру многие наши новые политические деятели. Наверное, так было и в других наших парторганизациях за границей. Люди всегда есть люди, ими овладевает единый порыв, если речь идет о больших и позитивных переменах в жизни страны и общества. Тем более что именно руководство КПСС, их партии, выступило инициатором перестройки и обещало довести ее до успешного конца.