— Вы… Вы все, — прошептала я, чувствуя нестерпимое желание привалиться спиной к прохладной стене и съехать по ней вниз, — Все четверо.

Макелла улыбнулся — даже не без симпатии.

— Верно. Как я уже сказал, для таких дел одного человека мало. Мы работали сообща. Я не буду называть вам конкретных сумм, да и способов тоже, во-первых, такая информация вам никак не поможет, а во-вторых… — он вновь взглянул на хронометр, — У вас осталось мало времени. Вы все-таки успели пробудить мое любопытство за те пять минут, уважаемая Таис. Я бы все-таки хотел разобраться, прежде чем… Чем вы уже будете неспособны отвечать на вопросы. Итак… Я не думал убирать Иоганеса. Он был надежным человеком, профессионально и даже ювелирно-точно выполняющим свою часть работы. Это и не пришло бы мне в голову. Но вот для Диадоха пришла пора покинуть дело. Нет, не стоит так осуждающе на меня смотреть. Я не чудовище. Это всего лишь законы мира, который, по вашим собственным словам, вам мало известен. Когда человек берется за такие дела, ставка в которых исчисляется числом со многими знаками, он рано или поздно должен быть готов к… повороту событий. Это касается всех нас. Диадох был слишком слаб, слишком глуп. На него нельзя было больше рассчитывать, а терпеть его дальше означало рисковать всем. Так не могло продолжаться.

— И вы решили отравить его на ужине у своего друга Иоганеса? Но почему… Не понимаю.

— Как и я, моя дорогая, как и я. Поначалу все шло отлично. Во время ужина, пока серв прислуживал за столом, я отлучился. Как вы понимаете — на кухню. Форель была уже разложена на тарелки и остывала, а старательный Ланселот был готов подать ее нам. Я часто бывал на кухне Иоганеса и знал, где тот держит яд. Яд был припасен не случайно, как вы понимаете. Я нашел тарелку с порцией Диадоха и высыпал туда две или три щепотки. После чего вернулся.

Христофор внезапно рассмеялся. Его смех был настолько чистым и искренним, что лицо Макеллы потемнело.

— Замечательно! Вы перепутали тарелки! Я думал, такое бывает нынче только в комедиях… Ах-ха-ха… Блестяще!

— Заткнись, старый ишак… — процедил Макелла, враз теряя свой напускной аристократичный лоск и направляя револьвер на Христофора, — Я не мог перепутать тарелки! Диадох всегда ел рыбу без соуса, единственный из всех нас. Ошибка была невозможна.

— Надо думать, вы все были очень удивлены тем, что вместо Диадоха свои внутренности растерял Иоганес! — Христофору было непросто перестать смеяться, — О…

— Значит, Диадоха пришлось травить еще раз? — спросила я, позабыв обо всем.

Макелла нахмурился.

— Нет. К его смерти я не имею отношения. И Евгеник тоже. Судя по всему, он действительно отравился сам… И крайне необычным способом. Я говорил сегодня с чародеями — с настоящими специалистами, не чета вам — мне сказали, что яд, который он принял, очень сложно найти. Разве что в лаборатории профессионального чародея… Ума не приложу, где он мог отыскать что-то подобное. И еще это не было похоже на него. По крайней мере я с трудом верю в то, будто Диадох сообразил, что его пытались отравить, но в результате загадочного казуса погиб Иоганес, и почувствовал из-за этого муки совести. Это был жадный и хитрый старик, который готов был перегрызть глотку любому.

— Значит, был еще один убийца, — сказал Кир, ни к кому конкретно не обращаясь, — И более старательный, чем вы все.

— Что? — ствол качнулся в сторону чародея. Тот лишь презрительно усмехнулся.

Лицо Кира носило какое-то странно-торжественное выражение. Оружие не пугало его — искры понимания, неясные огоньки какого-то потаенного знания горели в его глазах. Должно быть, так когда-то смотрел на своих палачей великий чародей Джордано Бруно — прежде чем превратил их в живые факелы одним жестом.

— Это не мог быть Иоганес, тот был уже мертв. И это не Диадох. И если это не кто-нибудь из вас, значит… Значит, тем вечером за столом собралось не трое, а четверо убийц.

— В доме никого больше не было, — Макелла вдруг переменился в лице, но новое выражение оказалось мне незнакомо. Возможно, в нем было что-то от ужаса — глаза его расширились, — О нет.

Он больше не смотрел ни на меня, ни на Кира Он смотрел на Ланселота. Неподвижный серв невозмутимо возвышался в центре комнаты. Слуга в облике рыцаря. Разум под покровом чар. Умеющий слишком хорошо думать чтобы обращать внимание на запреты и приказы. Слишком человечный.

— Да, — сказал Кир, упиваясь выражением наших лиц, — Наконец до вас дошло. Как это по-человечески. Проклятые дураки! Все мы дураки. Ланселот! — серв повернул к нему голову, — Ты отравил Иоганеса.

Серв не ответил. Но слова Кира и не были заключены в вопрос.

— Ты отравил Диадоха.

Снова тишина.

Кир встал со своего места и, не обращая внимания на оружие, подошел к серву.

— Почему? — спросил он. Ему пришлось запрокинуть голову, — Зачем ты сделал это?

И Ланселот ответил ему.

— Он был плохим человеком, — сказал он своим ровным механическим голосом, — Он и они все. Четверо.

— Они были просто мошенниками.

— Они брали чужое. И они хотели убить.

— Диадоха?

— Да.

— Откуда ты знаешь это?

— Я слышу.

— И у тебя очень хороший слух, не так ли? Конечно, ты же серв. Ты слышал все, о чем разговаривали в доме, так? Когда господа отравители, воспользовавшись тем, что Диадох отлучился из-за стола, стали совещаться, ты слышал и это.

— Да.

— Что было потом?

— Господин Макелла был на кухне, пока я прислуживал за столом, — тем же голосом продолжил Ланселот, — Потом я вернулся. Форель господина Диадоха была отравлена.

— Но ты не можешь этого знать! — воскликнул Кир, — Это был зачарованный яд!

Серв не стал спорить.

— Я чувствовал это.

— Ты чувствовал зачарованную отраву в его еде?

— Да. Я способен воспринимать излучение чар любой интенсивности и любой части спектра.

Кир потрясенно пробормотал:

— Невозможно…

— Это необходимо для выполнения функций. Зачарованные яды. Зачарованные специи. Зачарованные печи. Повар должен уметь это видеть. Чтобы избежать ошибки.

— И ты избежал ошибки…

— Я нашел яд в форели господина Диадоха.

— И не стал об этом никому говорить. Понимаю… Найти яд и не сообщить о нем — это же не убийство. Просто невнимательность. Рассеянность. Но зачем ты переложил яд в тарелку своего хозяина? И как ты это сделал?

— Я не перекладывал.

Я поняла. Понимание не упало на меня громом с небес, не раскололо землю. Я просто ощутила мягкий толчок в темечко. Слабый, но достаточный для того чтоб я едва удержалась на ногах. Дыханье мягко перехватило — словно я заглянула в бездонную пропасть, с трудом удержавшись на крутом краю.

— Ланселот… Ты… Ты ведь просто добавил яд в остальные порции?

И Ланселот, существо с телом рыцаря и разумом машины, ответил:

— Да.

— Ты отравил все!

— Да.

Макелла поперхнулся.

— Вы имеете в виду, что отрава была везде? Этот ублюдок хотел отправить на тот свет всех четверых?

— Именно. Просто Иоганес поторопился и умер первым. Вы просто не успели. Съешь вы по куску, сейчас были бы мертвы. Слишком человечен… Вот она, глубина разума. Стремление восстановить справедливость — это весьма в человеческом характере. В серве проснулся не убийца. В нем проснулся судья. И он попытался осуществить правосудие в собственном понимании. Убийцы должны умереть.

Макелла отшвырнул стул и оказался рядом с сервом. Револьвер в его руке, смотрящий прямо в глухой белый шлем, заметно дрожал.

— Значит, он… Как просто.

— Димитрий…

— Не сейчас, Евгеник! Этот металлический истукан хотел отравить нас как крыс!

— Точно так же, как вы хотели отправить своего товарища, — я пожала плечами, — Он действовал по вашим правилам. Вам попросту повезло.

— А Диадох?!

— Полагаю, серв нанес ему визит прошлой ночью. Пока Буц был на ремонте, никто не мешал ему незамеченным покинуть особняк и так же вернуться. Мы привыкли к нему как к мебели, так что ему не сложно было этим воспользоваться. Не знаю, как он пробрался в дом Диадоха. Может, сказал, что у него есть важное сообщение от кого-нибудь из вас или воспользовался другой хитростью. Но как он принудил Диадоха принять яд?