Но самые сильные филиппики произнесены Демосфеном в 341 году. В науке они известны под названием «III филиппики». В них на живых примерах показано, куда ведет близорукая политика мира, давшая возможность Филиппу ловко и безустанно подтачивать устои Афинского государства, протянуть руки к проливам, к морским афинским коммуникациям и, стало быть, угрожать всей Греции. Оратор убеждал афинян вооружаться, стать во главе Греции и воспротивиться варварским притязаниям Филиппа. К этому времени относятся речи Демосфена «О событиях в Херсонесе». В них автор указывает на важность для Афин сохранения Херсонеса.

Уже после Херонейской битвы, а именно в 337 году, Ктесифонт внес предложение в народное собрание признать заслуги Демосфена перед отечеством и увековечить его память на празднике больших Дионисий. Эсхин восстал против этого предложения, назвав его противозаконным. Развернувшиеся события на время отложили этот спор. Через некоторое время Эсхин возобновил свой процесс против Ктесифонта, желая косвенно нанести удар Демосфену. Тогда Демосфен выступил с защитительной речью в пользу Ктесифонта, известной под названием «Речи о венке». Эта речь, являясь одним из лучших образцов ораторского искусства, носит, главным образом, автобиографический характер. В ней с особым мастерством развивается мысль о том, что, хотя защитники эллинской свободы и независимости побеждены, но их усилия и старания спасти эту свободу и независимость делают им честь.

Политические речи Демосфена проникнуты одной основной идеей: все они подвергают тонкому анализу и критике македонскую политику и намечают план борьбы с македонским нашествием. Особенно ярко и рельефно эта идея выражена в знаменитой «Речи о венке», в пользу Ктесифонта и против Эсхина.

Хотя Демосфен говорит как очевидец и участник борьбы, полагаться на него, безусловно, нельзя. Если Эсхин не хотел быть объективным, то Демосфен не мог таким быть. В речах каждого из этих ораторов много субъективного, предвзятого, исторически неправдоподобного. Чтобы отстоять свою идею, оратор старается произвести на слушателей благоприятное впечатление и очернить своего противника, для чего пускает в ход даже недостойные средства.

Из многих других источников мы узнаем, что основные сведения, изложенные Демосфеном, правдивы. Но нельзя, например, верить на слово Демосфену, когда он говорит об Эсхине, о его бесчестности и несправедливости, или о Филиппе и его пороках. Относительно двух этих личностей Демосфен [73] допускает искажение действительности в ряде фактов. Если мы сопоставим речи Демосфена с речами его противника Эсхина, то увидим аналогичную картину.

До нас дошли только три речи Эсхина и несколько приписываемых ему писем. Первая его речь (против Тимарха) относится к 344 г.

Будучи вместе с Демосфеном членом посольства в Македонии, Эсхин вернулся оттуда обласканный и, как утверждал Демосфен, подкупленный Филиппом. Единомышленник Демосфена Тимарх готовился публично обвинить Эсхина перед народом, не дожидаясь начала процесса. Эсхин предупредил Тимарха и в искуссной речи против него изобличил его развратный и расточительный образ жизни, заявив, что он незаконно пользуется гражданскими правами и, следовательно, не может выступать с обвинениями. Когда в 342 году Демосфен обвинил Эсхина в политической измене, последний выступил с речью, в которой пытался доказать, что его противник построил свои обвинения на необоснованном подозрении и клевете.[123]

Хотя Эсхину и удалось оправдаться, но его речи никогда не имели того эффекта, какой оставляли горячие, страстные, обвинительные речи Демосфена. В этом признавался сам Эсхин.

Особенно бурно выступал Эсхин около 330 г. до н. э. против Ктесифонта, обвиняя его в государственном преступлении. Когда это дело было возобновлено, Эсхин доказывал, что предложение Ктесифонта, согласно афинским законам, неприемлемо, так как они запрещают венчать гражданина, который еще не сдал своих отчетов. Возложение на голову золотого венка в театре также не может происходить. Но в той части своей обвинительной речи, в которой Эсхин старался убедить всех в том, что Демосфен не оказал никаких услуг государству, а наоборот, был причиной всех несчастий и бед, перенесенных в последнее время афинянами, он потерпел полную неудачу. В результате этого Ктесифонт был оправдан, а Эсхина обязали уплатить штраф за ложное обвинение. В своих речах, затрагивая вопрос о своем противнике и единомышленниках противника, Эсхин не жалеет черных красок, чтобы опорочить [74] их, доказать этим самым свою нравственную чистоту и гражданскую порядочность.

Таким образом, пользуясь произведениями Демосфена и Эсхина, необходимо более чем когда-либо проявлять осторожность, критически анализировать их.

Эти источники слишком пестры и по своей форме, и по глубине своего изложения. В них ясно ощущается наличие двух тенденций в оценке деятельности македонского царя и вождя демократии, которые легли в основу последующей историографии.

Итак, литературные сведения античных авторов доэллинистической Македонии можно разделить на две группы.

К первой группе относятся данные, касающиеся дофилипповской Македонии. Они характеризуют ее флору и фауну, родоплеменную жизнь и борьбу племен. Отрывочные сведения греческих поэтов: Гомера, Гесиода и представителей лирики, рассеянные в общем контексте их литературных произведений, — в большинстве своем основаны или на устной традиции или на личном наблюдении. Сами по себе эти сведения не имеют большой исторической ценности, если они не подкреплены более надежными источниками. В данном случае известия логографов, Геродота, Страбона и Плиния подтверждают литературные данные поэзии. Разноречивые в частностях, они все, в большей или меньшей степени, говорят о племенном родстве фракийцев с македонянами и об их передвижениях из Азии на Балканы.

Что касается межплеменной жизни, то она изложена в трудах Геродота, Фукидида, Платона, Аристотеля, Диодора и Трога Помпея. Ценность этих свидетельств неодинакова. Метод исследования Геродота коренным образом отличается от метода Фукидида. Неодинаковы и авторские приемы их исторической критики. Философские диалоги Платона тенденциозны. Диодор не самостоятелен, и, изучая его, всегда приходится иметь в виду источник, которым он пользовался. Материалы этих различных по своему значению источников освещают племенную борьбу через характеристику деятельности отдельных македонских басилевсов, враждовавших и между собой, и со своими соседями.

Ко второй группе источников относятся данные о греко-македонских отношениях эпохи Филиппа. Одни из них характеризуют деятельность македонского царя, другие освещают политику его противника. Кроме этого имеются литературные памятники, из которых можно почерпнуть общие сведения о той эпохе. К первому роду источников относится Эфор и Феопомп—современники описываемых событий. Они использованы последующими писателями (Диодор, Юстин, Птолемей и др.) как для анализа военных действий (Эфор), так и для психологических характеристик (Феопомп). Сочинения Тимея, Полибия и Плутарха являются основными источниками для выяснения [75] деятельности Демосфена. Различная партийная принадлежность авторов и различные условия их жизни не могли не отразиться на их оценке исторических событий.

Речи Исократа, Эсхина и Демосфена представляют третий род источников. Они вводят нас в курс сложных перипетий важнейшего этапа развития Македонии и Греции. Но здесь необходимо учесть, что речи писались и произносились представителями противоположных партий, личными врагами, что неизбежно приводило к искажениям многих фактов, к запутыванию сложных вопросов греко-македонских взаимоотношений накануне и в период македонского завоевания Греции. [76]

Глава II. Первобытнообщинный строй на территории Македонии

§ 1. Страна и население

Македония в античное время занимала северо-восточную часть Балканского полуострова. С ней граничили: на юге — Фессалия, на севере — Пеония, на западе — Эпир и Иллирия, на востоке — Фракия. Вся северная сторона была окаймлена высокими цепями гор. Эти горы образовали большой полумесяц, концы которого упирались на юге в берега Эгейского моря. Внутри этого полумесяца, и особенно в прибрежной его части, тянулись обширные плодородные равнины, которые местами, большей частью у дельт македонских рек, превращались в болотистые пространства. Поэтому с точки зрения географических факторов Македония может быть разделена на верхнюю, или горную, и нижнюю, или низменную. Впрочем, та и другая части Македонии состоят из сочетания гор и равнин, с той лишь разницей, что в верхней части Македонии преобладают горы, а в нижней — равнины. К нижней Македонии можно отнести все пространство по нижнему течению македонских рек. Верхняя же Македония состоит из широкой подковообразной полосы, наполненной горами. На юге Македония отделяется от Фессалии Олимпом и Камбунскими горами. Олимп достигает трех километров высоты и покрыт вечным снегом. По его склонам тянутся еловые, а ниже лиственные леса, прерываемые массивными скалистыми вершинами и обрывистыми пропастями.[1] С юга на север между Македонией и Иллирией тянется высокий хребет Пинд, достигающий в своих наиболее высоких вершинах около 2,5 км. Он покрыт сосновым, дубовым и буковым лесом. На западе Македония отделяется от Иллирии и Эпира главною цепью Албанских гор: Граммосом (в древности Вион или Беон) и Шар-Дагом (в древности Скорд). В северо-восточном направлении, [77] на границе с Фракией, от Родопских гор вдоль левого берега Стримона тянется горная цепь Орбел.[2] На востоке Македонию от Фракии отделяет возвышенность, носящая общее название Балканов, или Гемуса. Эта возвышенность представляет собою целый ряд горных узлов, из которых выделяются два главных хребта: северный, или собственно Гемус, и другой — Родоп, простирающийся на юго-восток и превращающий прибрежную Фракию в горную страну.