Изменить стиль страницы

Мирный договор между Римом и Македонией знаменовал собой окончание первой македонской войны, называемой так только с точки зрения римской истории, так как римляне тогда впервые столкнулись с македонянами.[101] В действительности война эта была вызвана сложным сплетением противоречий, обнаруживавшихся в недрах эллинистического мира. Эти противоречия пытался использовать Рим.

Мир 205 г. до н. э. был для Рима только перемирием, только некоторым перерывом в военных действиях. Рим хотел выждать окончания войны с Ганнибалом и пока не нападал на Македонию. Но в то же время он вел переговоры с врагами Македонии в Греции и Фракии, намереваясь привлечь их на свою сторону, использовать против Филиппа. Римский сенат хотел в ближайшие годы перебросить в Грецию свои легионы, что он и осуществил после окончания второй пунической войны.[102]

Мир 205 г. был перемирием также и для Македонии, во время «которого Филипп думал собрать силы для новых военных действий. Именно этим он и занимался в период наступившего перемирия.

Первую македонскую войну обычно называют «второй союзнической войной», хотя она далеко вышла за пределы самой Греции и затрагивала социально-экономические интересы многих других стран и государств.

В определении роли Рима в т. н. первой македонской войне обнаруживаются две точки зрения. Первая слишком [210] преувеличивает эту роль. Этой точки зрения придерживается Моммзен, считающий, что римляне причинили македонянам столько домашних хлопот, что они не могли даже помышлять о нападении на Италию.[103] В новое время эту же точку зрения разделяет Уолбенк. Описывая войну Филиппа с союзниками римлян в Греции, он подчеркивает, что в этой войне римляне постепенно собирают силы и становятся все большей угрозой для Македонии.[104] Вторая точка зрения слишком умаляет роль Рима в этой войне. Особенно отчетливо эту мысль развивает М. Олло. Определяя политику римского сената в отношении Македонии, он показывает, как римляне упускают случай наносить Антигонидам решительный удар и ограничиваются полумерами. Олло задает вопрос: «Чем можно объяснить такую, на первый взгляд странную, политику Рима? Не объясняется ли такая политика отсутствием политического предвидения и политической проницательности у римского сената?»[105] По его мнению, политике римского сената не доставало широты в действиях и размаха. Сенаторы не хотели расширять круг операций Рима. Они были мало расположены к тому, чтобы извлекать выгоды из военных успехов Рима таким образом, чтобы распространять влияние римлян. Они в малой степени стремились к тому, чтобы привлечь на сторону римлян отдаленные народы. Они совсем не стремились к широким политическим комбинациям. Этим объясняет автор медлительность в развертывании враждебных действий в отношении Македонии.[106] Римляне, по его мнению, могли без особого труда нанести решительный удар династии Антигонидов, но этого не сделали, потому что не имели никаких завоевательных намерений. В 205 г. они пошли на мир потому, что Филипп перестал представлять для них опасность. Он растерял всех своих мощных союзников, и второму Ганнибалу не откуда было появиться.[107] Рим не хотел завоевывать Македонию и, устранив македонскую опасность, мог жить в мире с Македонским государством.[108]

Умаляет роль Рима в этой войне и П. Н. Тарков. В своей докторской диссертации он утверждает, что участие Рима в ходе второй союзнической войны было весьма незначительным, что фактически Рим выполнял роль только орудия политики своих восточных соседей, т. е. враждовавших с Македонией греко-эллинистических государств.[109] [211]

Обе точки зрения нам представляются крайними. Рим, безусловно, не мог оказать активного сопротивления Македонии, особенно в первые годы войны, когда Ганнибал громил римские легионы, а македонский царь специальным договором обезопасил себя от Карфагена. Вместе с тем у нас нет никаких оснований преуменьшать роль римлян в борьба с Македонией в конце III в. до н. э. В первую македонскую войну они выступали как союзники Этолии и других греческих государств, преследовали цель не допустить Филиппа в Италию, не позволить ему выполнить его союзнические обязательства по оказанию помощи Ганнибалу, захватить побольше рабов для италийского хозяйства.[110] Конечно, историко-философские концепции Полибия и патриотические реминисценции и риторические прикрасы Ливия наложили свою печать на изложение и трактовку исторических событий.[111] Учитывая эти особенности, было бы, однако, неправильно нигилистически относиться к тому фактическому материалу, который сообщают нам источники. Материал же этот ясно показывает, как Рим в борьбе со своим главным противником на Балканах умело лавировал среди борющихся сил греко-эллинистического мира, дипломатическим и военным путем добиваясь осуществления поставленных перед собой задач.[112]

§ 2. Македония и Рим в начале II в. до н. э. Вторая македонская война

С окончанием второй пунической войны изменились соотношения сил в Средиземноморье. Побежденный Карфаген потерял свое морское господство и вышел из войны крайне ослабленным. Рим ценою разорения италийского хозяйства и обнищания широких народных масс добился господства в западной части Средиземноморского бассейна. Что касается восточной его части, то страны греко-эллинистического мира к этому времени переживали период ожесточенной социальной борьбы внутри каждого эллинистического государства и глубокие противоречия между ними. Среди этих государств самыми сильными оставались Македония и Сирия. Они и пытались поделить между собой влияние на Востоке. Их стремления затрагивали интересы многих стран, в первую очередь Египта, Пергама, Родоса. Особенно встревожил эти страны тайный договор, заключенный в 203 или в 202 г. до н. э. между Филиппом и Антиохом о разделе заморских [212] владений Египта.[113] Нам не известны подробности этого договора. Полибий лишь говорит о том, что обе стороны стали подстрекать друг друга, чтобы поделить между собой владения Птолемеев. При этом, указывает Полибий, они действовали с особым бесстыдством и яростью, проявляли и жестокость и необычайную алчность. По всей вероятности, этот договор предусматривал не только разделение владений Лагидов, но и наступление на мелкие независимые государства и поэтому был крайне опасен Пергаму и Родосу.[114] О том, что опасения последних имели достаточное основание, свидетельствует поход Филиппа V в М. Азию в 202 г. до н. э.[115] Поход имел задачу не только разгромить демократическое движение малоазийского населения, но и укрепить в этих местах македонское господство, что было направлено прямо против Родоса и Пергама. После победы при Ладе Филипп даже начал наступление на Пергам и опустошил центр Пергамского царства.[116] Эти действия македонского царя вызвали гнев и решимость у правящей верхушки Пергама и Родоса.

вернуться

101

Нетушил. Очерк Римской истории. Харьков, 1916, стр. 111.

вернуться

102

Р. Meloni. Jl valore storico, p. 23-24.

вернуться

103

Моммзен. История Рима, т. 1, 1936, стр. 589-591.Глава третья.

Противоречия в эллинистическом мире и римские завоевания на Балканах

вернуться

104

F. W. Wаlbank. Указ. соч., стр. 102-107.

вернуться

105

М. Holleaux. Указ. соч., стр. 168.

вернуться

106

Там же, стр. 171-172.

вернуться

107

Там же, стр. 304.

вернуться

108

Там же, стр. 305.

вернуться

109

П. Н. Тарков. Греко-эллинистический мир на рубеже III и II вв., т. V, № 3, 1948, стр. 289.

вернуться

110

Е. Разин. История военного искусства, т. 1, стр. 331-332.

вернуться

111

П. Н. Тарков. Указ. соч., стр. 288.

вернуться

112

Р. Meloni. Jl valore storico, p. 2.

вернуться

113

Polyb , III.2.8; XV.20.2-5; Арр. Mac., 4; Just., XXX.2.8.

вернуться

114

Н. Машкин. История Рима, стр. 160.

вернуться

115

Относительно экспедиции Филиппа V в М. Азию имеются в источниках расхождения главным образом в определении времени этой экспедиции. Ввиду имеющихся пробелов об этом событии в трудах Полибия особую ценность представляют указания Аппиана. Последовательность экспедиции он излагает таким образом: Филипп завоевал острова Самос и Хиос, разорил частично царство Аттала, пытаясь дойти до самого Пергама. Изложение Полибия здесь является очень неполным. В частности, Полибий не упоминает о завоевании Хиоса македонянами. Аппиан в этом отношении его дополняет. (См.: Р. Meloni. Jl valore storico, p. 25-26.

вернуться

116

Polyb., XVI.1; Diod., XXVIII.1; App. Mac., 4; Liv., XXXI.46.