Технически зима не наступает целую неделю, но этот факт не учли в Мичигане. Парковка находилась в соседнем квартале, тротуар был наполовину очищен от беспорядка, оставленный небольшим недавним штормом. Зимний переполох. Боже, как я не любила этот термин. Слишком веселый. Его стоит назвать адский пирог, все эти опасные кучи снега, слякоть и черный лед.

Передняя лужайка библиотеки, устланная белым одеялом, была окрашена розовым светом заката. Рабочий уничтожал скользкую, бугристую корку, обнаруженную снегоочистителем, ударяя по ней какой-то мотыгой. Позади него другой мужчина сгребал кусочки в сторону, и рассыпал соль на своем пути.

Проход был узким, и мужчина с мотыгой ступил на лужайку, покрытую снегом, чтобы пропустить меня. Когда он поднял свой взгляд, его темные глаза расширились.

Я остановилась, как вкопанная, чуть не упав на лед. Эрик выставил руку, придерживая меня, но точно также быстро отдернул ее, выглядя обеспокоенным от этого порыва.

Я вздрогнула, сердце забилось слишком сильно.

— О, мой Бог.

— Энни. — Его голос. Его тело. Весь он прямо здесь, передо мной.

— Ты здесь. Почему ты здесь? Почему ты здесь, где я работаю?

— Прости. Это моя работа — я работаю там, куда меня отправит город.

Долгое мгновение мы просто смотрели друг на друга, затем он перевел дыхание, казалось, успокоившись. Хотя бы один из нас. Об этом мужчине я думала, не переставая, но так и не видала его за пределами своих фантазий почти месяц… с момента нашего разрыва, — если это можно так назвать.

— Я боялся, что это может произойти, — сказал он. — Я бы предупредил тебя, если бы знал как. Меньше всего я хотел напугать тебя.

Паника немного спала, но я по-прежнему была словно под кайфом, переполненная адреналином.

— Иисусе…

— Прости. Можешь продолжать… — Он указал вдоль тротуара, приглашая меня идти своей дорогой.

Надо было, либо принять приглашение, либо стоять там, как парализованная, поэтому я приняла предложение.

— Спасибо, — глупо добавила я. — За то, что почистил тротуар. Береги себя.

И убежала. Почти буквально. Я обогнула парня с лопатой и солью, и поспешила за угол к парковке.

В безопасности своего кузова я повернула ключ и включила обогреватель. Я держалась за руль, и считала свои вдохи и выдохи, приказывая панике отступить.

— Это правда, — пробормотала я вслух, испугавшись собственного голоса. Он на самом деле был напуган тем, что это могло произойти. Я видела это в его глазах. И наша последняя встреча в Казинсе была такой же. Его глаза соглашались со словами — полные сожаления.

— Возможно, он даже начал забывать обо мне, — сказала я машине, выпуская пар. Эта мысль была как удар под дых. Почувствовал ли он ту же боль, что и я сейчас, от моей реакции? Мой побег и мои слова этому мужчине, «Да, я боюсь тебя». Он о многом умолчал, но нет, он не солгал. Лгала ли я, отдавая ему эти сладкие слова, чтобы, в конце концов, отобрать их? Солгало ли мое тело, ему только что? Убежав, сказав ему, что я по-прежнему боюсь, хотя сердцем понимала, что не боюсь? Черт.

Я могла вернуться.

И что я скажу? Я не могла придумать никакого вопроса — и никакого соответствующего ответа, который он мог предложить — который мог бы навести нас на хорошую мысль. Но вернуться сейчас домой, когда все так по-прежнему неопределенно…

— Что ты делаешь? — вздохнула я, качая головой и выключая двигатель. Я взяла сумочку и направилась обратно. Становилось темно, Эрик и его коллега сейчас были едва различимыми силуэтами в свете библиотечных окон. Его коллега сильно отставал от него, значит, я смогу украсть несколько словечек, не сдерживая их развитие. Но какие слова?

Думаю, я с этим справлюсь.

Я снова обогнула мужчину с лопатой, высоко поднимая ноги, ступая по снегу, чтобы обойти Эрика, затем развернулась, обняв свою сумку.

Он поднял взгляд, замер. Боже, как он красив. Это лицо, которое я запомнила и к которому прикасалась миллионы раз в своем воображении одинокими ночами. Точно такое, как я его запомнила, только сейчас освещенное уличными фонарями и закатом. Его волосы покрыты трикотажной шапкой. Его темно синюю униформу заменяли джинсы и черный плащ. Этот мужчина, которого я, возможно, знала, возможно, и нет, переодетый в другую одежду и неожиданно оказавшийся в моем повседневном мире. В открытом пространстве.

— Привет, — сказал он, явно не зная, почему я вернулась.

— Ты ведь, правда, никогда не будешь меня преследовать? Никогда?

Его глаза расширились, но он покачал головой.

— Нет. Не буду.

— Ты думаешь, что я боюсь тебя, так ведь?

Он кивнул, печаль опустила его веки.

— Я не боюсь. Больше нет.

— Нет?

На мгновение мы разглядывали друг друга, звук лопаты его коллеги с каждым разом приближался дюйм за дюймом, вторгаясь в наше личное пространство. Мой взгляд упал на губы Эрика, на его подбородок. Я увидела крошечную часть его шеи, красную от холода.

— Тебе стоит носить шарф.

Легкая улыбка.

— Я буду в порядке. — Пауза, сглотнул. Он выглядел нервным, словно за нами мог наблюдать надзиратель. Я подумала, что с такой привычкой сложно справиться, после пяти лет под неустанным контролем.

— Я клянусь, я здесь не специально, — сказал он мне снова. — Меня особо не спрашивают, куда отправить работать. Я так сильно хочу, чтобы ты мне поверила.

— Я верю.

— Правда? — спросил он с надеждой в голосе.

Я кивнула.

От облегчения он расслабился.

— Когда я только увидел тебя, я подумал, вот дерьмо. Она решит, что я выслеживаю ее.

Возможно, я так и подумала, но только на мгновение. Но не стоит подчеркивать это. Поэтому я спросила:

— Как поживаешь?

Он пожал плечами, спрятанными в плащ, все же они так неизгладимо въелись в мою память загорелыми и сверкающими на летнем солнце.

— Полагаю, хорошо. У меня есть работа. Крыша над головой.

Я взглянула на его рот, совершенно не собираясь этого делать. Целовал ли ты женщину, с момента своего освобождения? Это не должно было быть тяжело. Не через три недели. Он был красивый, темный, опасный. Притягивающий. И была ли я теперь на самом деле такой особенной? Там я была доступной. Это был мой призыв, не так ли? Доступная привлекательная молодая женщина. Редкость в тюрьме, но теперь, когда он на свободе, возможно, таких девушек, как я, пруд пруди. Красивее меня. И такие, кто не разбивал сердце этому мужчине. Ревность сжигала, и ее огонь был таким неожиданным, что я вздрогнула.

— Как ты поживаешь? — спросил он. — По-прежнему каждую неделю в Казинсе?

— Ага. Все как обычно. Ничего… ничего, что мы разговариваем? У тебя же не будет проблем из-за меня, так? Понятия не имею, как функционирует УДО.

— Все нормально, пока я выполняю свою работу. Совсем не так, как работа под стражей.

— Ты свободный человек.

Он состроил гримасу.

— Более или менее.

Я потерла руки, теперь, когда паника улеглась, холод дал о себе знать.

— Когда заканчиваешь?

Его выражение лица оставалось нейтральным, не считая того, что брови заползли под шапку. В надежде, или со скептицизмом, или в замешательстве, я не смогла разгадать.

— Как только этот тротуар будет чист.

— Может быть, ты хотел бы выпить кофе?

— С тобой?

— Ага. Ничего такого, но да.

— Я с радостью, — сказал он, слабо кивая, затем более энергично. — Мне есть, что сказать тебе. Кое-что, в чем я облажался при нашем последнем разговоре.

Что еще случилось с нашего последнего разговора? Ты привел в свою постель женщину? Почувствовал все те вещи, о которых мы писали друг другу, с кем-то другим? Боже, только одна мысль об этом приводила меня в бешенство.

— Встретишься со мной там за углом, когда закончишь? — Я указала на сеть ресторанов пончиков на ближайшем перекрестке.

— Я приду. — Он не улыбался, но я видела, что-то загорелось в его взгляде. – Возможно, минут через двадцать?