Бой? С кем? Почему? Он формулировал свои ответы очень аккуратно, обдумывая их, прежде чем отвечать. Если она нажмет на него слишком сильно, то он перестанет говорить.

— Я не совсем уверена, что понимаю. Вы стираете память у врагов?

Генри снял свои очки и протер линзы углом одеяла Эмили. Без очков он казался моложе.

— Сознание хранит не только воспоминания. Оно также правит множеством функций тела. Я могу произвести мысленную разведку сил противника и выдать вам их пронумерованную совокупность. Хотя, очевидно, чем больше их, тем выше предел для ошибок, но обычно я не выхожу за существенное число. Я могу найти ваше сознание в толпе людей и атаковать его, так что вы будете думать, что тонете. Я могу отключить ваш мозг от остальной части вас и устроить ему гипоксию, пока вы не станете овощем. Мой подвид называется «ломщик сознания», а не «стиратель памяти».

На некий момент Генри ужаснул ее даже больше, чем Лукас, а мысль о том, что он в силах каким-то образом взломать ее череп и всмотреться в мозг напугала еще больше.

Генри глянул на Эмили, лежащую на кушетке.

— Теперь вы мне доверяете? Вы хотите, чтобы ваша дочь находилась рядом со мной?

Нет. Она не доверяла ни одному из них. Но головной дом, где бы он ни находился, мог быть полон странных чужаков. Мысль что кто-нибудь, полный сильной ярости как Лукас или холодный как Артур, будет заботиться об Эмили без нее, защищающей свою дочь, заставила ее содрогнуться.

Карина стиснула руки. Крики и истерика до хорошего не доведут. Она должна быть рассудительной с ними. Должна быть остроумной. Использовать логику.

— Генри, для меня скорее будет неприемлемым, даже чересчур, какой-то дом людей, которых я не знаю, чем вы с Лукасом. Эмили проснется одна, без меня. Она обязательно испугается. Она моя дочь, Генри. Со мной она в самой что ни на есть безопасности, потому что я — ее мать и жизнь свою отдам, чтобы уберечь ее от того, что может ей навредить.

— Поговорите с Лукасом, — предложил Генри. — Я думаю, он разрешит что-то типа посещений.

Лукас. Лукас уже говорил, что владеет ими обоими. Ей было необходимо заставить его понять. Карина поправила одеяло Эмили и поднялась.

— Могу ли я сделать для нее завтрак? Или мне следует спросить разрешение у Лукаса?

Генри отступил в сторону и, глотая слюнки, произнес:

— Добро пожаловать к любому имеющемуся у нас продовольствию!

В холодильнике содержались яйца, несколько фунтов бекона, холодная нарезка с каким-то налетом, пожелтевший шмат засохшего и ломкого сыра «Моцарелла», а также упаковка позеленевших с виду сосисок. Карина вытащила яйца и бекон.

— А мука?

С растерянным видом Генри покопался в одном из шкафов, нахмурился и открыл дверь, за которой обнаружилась огромная кладовая.

— Я думаю, где-то здесь.

Карина ступила в это помещение. Несметные ряды деревянных полок, заполненных консервными банками и бутылями, огромная стойка для набора специй, пятидесятифунтовые мешки с сахаром, мукой, рисом… три большие морозилки, забитые мясом. Достаточно еды, чтобы годами кормить этих мужчин.

— Вы ожидаете продолжительную блокаду?

— Об этом заранее никогда не известно, — с тонкой ухмылкой сказал Генри. — У нас их уже несколько было.

— Вы, Даниель, Лукас, я, Эмили… еще кто-нибудь будет?

— Нет. Это означает, что мы были приглашены на торжественный прием пищи?

— Но, я использую ваши продукты.

Генри издал выдох облегчения, поднял тарелку с черными клочьями бекона и вывалил их в мусорное ведро со словами:

— Слава богу…

В первую очередь Карина открыла окно, для того чтобы кухня проветривалась, и принялась готовить завтрак. Генри припарковался поближе к холодильнику и наблюдал за ней. В Генри было что-то беспокоящее. Когда она посмотрела на него, у нее возникло впечатление длины: длинные конечности, длинное туловище, длинное лицо. И хотя ей смутно припоминалось, что Генри был короче Лукаса, он выявился выше ростом. Он казался тощим, чуть ли ни тонким, но это было обманчивое представление: рукава его толстовки были закатаны по локоть, обнаруживая слепленные при помощи крепких мышц предплечья. Он часто улыбался, но в изгибе его губ испытывался недостаток эмоции. Его улыбка была тонкая как бумага, автоматическая, как моргание, подобное проявлению коленного рефлекса.

«Ломщик сознания», — подумала Карина. Если сказанное им было правдой, то он мог бы убить Эмили прямо перед нею, дочиста стереть ей память, а она бы никогда и не вспомнила об этом.

В поддоне холодильника Карина нашла яблоки «Гренни Смит», и проверила выдвижные ящики. С третьей попытки она попала на то, что выглядело как ящик с кухонной утварью: ножи, отвертки, штопоры, открывалки и деревянные ложки. Она выудила из ящика нож среднего размера, очистила от кожуры яблоки, удалила сердцевину, порубила и отправила их жариться на слабом огне, посыпая коричневым сахаром.

— Божественно пахнет, — пробормотал Генри.

— А здесь есть корица?

— Я в этом уверен. Коричневый порошок, верно? — спросил Генри и вошел в кладовку.

— Да.

Карина схватила нож, оттянула со своего бедра ткань джинсов и поместила нож внутрь кармана. Острый конец лезвия разрезал подкладку, и она впихнула нож дальше по самую рукоятку. Лезвие проскоблило по коже. Она глянула вниз. Нет крови. Карина вздохнула. Порезавшись, она бы гарантированно рисковала, потому что у нее не было другого места, куда прятать нож. Где-нибудь еще он бы выпирался. Поверху она опустила футболку.

Из кладовой вышел Генри. Карина придержала дыхание. Возможно, он мог читать мысли. А может быть, он вырвал бы с потрохами образ ножа из ее головы. Ей необходимо было перестать думать об этом, но она не могла. Наверное, что-то в форме ножа ярко светилось в ее мозгу.

Генри радостно затряс пластиковым контейнером с корицей:

— Нашел!

Она должна была что-то сказать, или он еще подумает, что не то нашел. И с большим усилием воли Карина пустила в ход рот:

— Спасибо!

Она взяла корицу и посыпала ее на яблоки.

В дальнейшей деятельности явно не хватало противня для мяса, и возможно, они вообще не имели такового. Она застелила слоем бумажных салфеток тарелку, сверху поместила полоски бекона и все это втолкнула в микроволновку.

— Вы ведь не часто готовите? — спросила она.

— Наоборот. Я довольно-таки часто готовлю, по выходящей за все рамки необходимости. К сожалению, большая часть того, что я произвожу, не является съедобным. Стряпня Даниеля, когда такое дело становится возможным, получается даже еще хуже, чем у меня. Лукас может недурно запекать и без гриля, если его хорошенько подтолкнуть к этому, но на кухне все его фантазии про еду включают в себя обгорелый внешне и сырой внутри кусок мяса. Нашим поваром был Адрино.

— А где он теперь?

— Умер. Около девяти месяцев тому назад.

Она сделала паузу, чтобы посмотреть на Генри.

— Мне так жаль.

Генри кивнул:

— Благодарю.

Карина продолжила замешивать тесто для блинчиков.

— Как он умер?

— Лукас его раскусил пополам.

Она остановилась.

— Он был членом вашей семьи?

— Был. Он был кузеном Лукаса по материнской линии, и моим сводным братом.

Карина нашла сковородку и поставила ее на горелку для того, чтобы разогреть. Она размешала яблоки деревянной ложкой, затем вытащила бекон из-под микроволн и очистила его от бумажных салфеток.

— Я могу это сделать, — предложил Генри.

— Спасибо.

Она вылила на шкварчащую сковородку тесто и понаблюдала, как запыхтел и запузырился по краям первый блин.

— Почему Лукас убил его?

— Адрино пытался убить Артура.

— Почему?

Быстро обнажив зубы, Генри бессмысленно и плоско, как маска, улыбнулся.

— Адрино изнасиловал женщину на базе. В наказание, Артур на два месяца посадил его на цепь.

— Цепь?

— Во дворе. В конце концов, Адрино отпустили с цепи, и все вполне шло хорошо, пока за прошлой рождественской вечерей он не сделал попытку сгустить кровь Артура. В ретроспективе, нам этого и следовало ожидать. Его подвид имеет склонность к совершению опрометчивых поступков. — Генри опять улыбнулся: — Леди Карина, вы непременно найдете нас неистовым и порочным жребием судьбы. Каждый из нас ненавидит Артура, все ненавидят друг друга, ненавидят, кем мы являемся, чем мы являемся и почему мы такие. И эта ненависть так глубока внутри нас, аж до мозга костей. По личным причинам Лукас ненавидит сильнее, чем большинство из нас. Но в то же время, в своей яростности, Лукас обладает гораздо большим, нежели дозволяется, самоконтролем. Он понимает простую истину: Артур склеивает нас, удерживая друг с другом. Артур делает ошибки, и он грубый, но также он честный. Каждое племя должно иметь лидера. Без такого лидера будет хаос. Можно мне просто упомянуть невзначай, что ваши блинчики восхитительно пахнут? Я и предположить не могу, что есть какой-нибудь способ, которым я бы смог удержаться от того, чтобы не стащить один прямо сейчас, а?