— Но книги ведь тоже....
— Нет, книги, это другое. Если бы был писателем, это была бы творческая страсть. А так я всего лишь посредник.
Мы немного помолчали, вдыхая пространство магазина, наполненное вкусным, пыльным запахом старых книг. Этот запах был надежен, он стоял бастионом знаний и мыслей целых веков. Я думала о том, что принесла себя в жертву, убивая годы на музицирование, совершенно не доставляющее мне удовольствия. А Олег наоборот — принес свою страсть к игре на гитаре в жертву.... Чему?
— Чему? — сама того не замечая, произнесла я вслух. Он удивленно приподнял бровь.
— Ты можешь еще поиграть мне? Немножко? — мне действительно очень хотелось услышать его игру хотя бы ещё раз. Чем больше я об этом думала, тем больше мне этого хотелось. С каждой минутой казалось все больше и больше, что если не услышу его сейчас, моя жизнь будет обделена чем-то очень важным.
— Нет, Лиза, нет. — Олег смотрел на меня испуганно. — Ни в коем случае. Ты пугаешь меня...
— Почему я тебя пугаю?
— У тебя в глазах.... — у него перехватило дыхание, словно он только что сделал ужасное по своей сущности открытие. — У тебя в глазах отражается не то, что ты видишь. Смотришь сейчас не своим взглядом. Это очень опасно. Бог мой, зачем ты услышала это?!
Он схватился за голову.
— Значит в тебе.... Кто он тебе? Друг? Подруга? Отец? Брат?
— О чем ты? — я искренне недоумевала. — Ты себя вообще хорошо чувствуешь?
— Значит, ты ещё не догадываешься. Ничего, все нормально, — Олег глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь. — Только будь очень осторожна, Лиза. Смотри на людей, которые тебя окружают внимательней. Среди них явно есть тот, кто выдает себя не за того, кто он на самом деле.
— Инферно? — хмыкнула я. На самом деле мне очень хотелось рассказать этому, как оказалось, глубоко несчастному человеку, о том, что на самом деле, глаза моего мужа странно меняют цвет, и время от времени со мной случаются события, которые при всем желании нельзя назвать нормальными. Но ощущение, что если начну рассказывать, уже нельзя будет делать вид, будто все нормально, в тот раз так и не позволило мне пойти на откровенность до конца.
Поэтому я просто взяла гитару и сыграла, запинаясь и путаясь в пальцах, «Аллегро» Джулиани. Наверное, единственный этюд, который я запомнила из музыкальной школы. Из классического, старинного, потрепанного учебника Ларичева.
Глава двадцать третья. Схватка
Ощущение безнадежности, обиды и тоски, видимо, сильно приглушенное пустотой, которая осталась на месте выпитых из меня эмоций, заплескалось где-то под черепом, сдавило виски, плюхнуло горькой горечью в затылок.
— Привет! — как можно равнодушнее попыталась сказать я. — А где остальные?
— Далеко, — ухмыльнулся Генрих. — Пока этот красавец работает, они и пикнуть не смеют. У нас слаженная команда, ты не находишь?
Он опять захохотал и потрепал снисходительно Шаэля по затылку.
— Этот ещё новенький, но ничего, скоро пообтешется.... Тебе же он нравится, сука блудливая?!
Демон вдруг резко разозлился, глаза его, и без того красные, наливались нереальным малиновым оттенком. Это были уже не белки, испещренные лопнувшими сосудами, а самые настоящие нечеловеческие впадины, в которых плескались все ужасы ада. И, да, почему-то малиновый цвет их выглядел невероятно зловеще.
— И как тебе с ним покувыркалось, тварь?!
Я так и сидела, обхватив колени руками и не двигаясь. Сжалась в себя, пытаясь сообразить, как себя вести, чтобы было не так больно. Шаэль молчал все это время,
только все сильнее наваливался на косяк, краем глаза я заметила, что он почти сползает по дверному проему. Казалось, силы оставляют его. Хотя.... Я не знала, могу ли звать его, как прежде, Шаэлем. Наверняка у него уже какое-то другое имя.
Мое сознание словно разделилось. Причем, сразу на несколько фрагментов. Один фрагмент просто растекался по комнате вне себя от ужаса. Второй четко и со стороны наблюдал ситуацию. А третий.... Третий, не заглядывая в будущее и не паникуя, стремился отодвинуть момент боли, напряженно выискивая в глубинах мозга тему для разговора, чтобы заставить болтуна Генриха отсрочить свои намерения. Демон собственно никуда и не торопился, судя по всему. И поговорить ему очень хотелось. Как хозяину положения, в котором все сошлось к его пользе и удовольствию.
— Ты хочешь, чтобы я попросила у тебя прощения? — собственный голос слышался как бы со стороны, и я сама удивилась, насколько спокойным он был.
— А на фиг это мне? — Генрих говорил теперь намного лучше, словно распухший язык ему больше не мешал. Надо сказать, что его облик становился все привычнее прямо на глазах. Если бы не два малиновых ада, которыми он то плескал на меня, то поглядывал на невероятно бледного бездейственного демона, можно было сказать, что передо мной практически Влад.
— Какого ляда я могу хотеть твоих извинений?
Я пожала плечами, бросая короткие взгляды на Шаэля. Но он все так же был заторможен, ушедший в себя, казалось, уже за грань безумия. Мне показалось, что ещё немного, и изо рта у него закапает вязкая, коричневая конфетная слюна. Генрих все-таки перехватил мой взгляд. Садист-извращенец был очень наблюдательным.
— Лиза, наивная моя девочка! Чего ты от него хочешь? Видишь же, он не выдержал. Сломался. Если не придет в меня, то хана — отработанный материал. Ни туда, ни сюда.
Мне вспомнился безумец в парке, которого я угощала конфетами. Вот, значит, как выглядит с точки зрения Генриха отработанный материал. Бедный парень! Значит, он пробовал устоять перед демоном, вселяющимся в него. Какой ценой!
— А вообще-то, давай поговорим в непосредственной близости. — Генриху, видимо, надоело крутиться возле добычи, пуская слюни вожделения. Впрочем, я тоже была готова. Потому что уже сжимала рукой, пряча в колени, осколок стекла, который нащупала на подоконнике. Вчера, подметая пол, я зачем-то положила его сюда, а не выбросила вместе с другим мусором. Теперь поняла зачем.
— Подойди ко мне, мой сладкий.
Я резко изменила тон голоса на издевательски медовый, подражая демону. И это, хоть всего на секунду, но заставило Генриха остолбенеть.
— Ты... Ты чего? — как-то расстроено по мальчишески проговорил он.
— Ты же повеселиться хотел?! — безнадежность положения вдруг вызвала у меня отчаянное веселье. Терять было нечего, и это состояние словно вывело меня из-под непрерывного насоса перекачки энергии, которая все это время уходила к моему мучителю. Я просто разозлилась. Но очень.
В тот же момент злость, как распрямившаяся пружина, выбросила меня с кровати, в голове пронеслись слова, которые все время повторяли птицы «Научись держаться за воздух», и в это мгновения я вдруг явно ощутила, что они означают. С точки принятия мной пусть безрассудного, но деятельного решения, вдруг воздух действительно сам стал поддерживать меня, он загустел настолько, что я смогла использовать его как опору для прыжка.
Удивленные глаза Генриха, так и не потерявшие свой жуткий малиновый свет, заполнили собой всю комнату. Я словно втягивалась в эти неестественные адские озера, успев удивиться выбору цвета в Преисподней.
— Что же ты приуныл, мой сладкий?! — успела выкрикнуть я с веселой злостью, и резко выбросила вперед руку острым углом куска бывшего окна. В воинственной порыве я ничего не почувствовала, но на шее Генриха тут же прочертилась удивительно ровная линия, набухшая каплями малиновой крови. Он схватился рукой за место ранения, увидел кровь на ладони, и обиженно произнес:
— Мне же больно.... Как ты могла?
И тут я поняла, что мне пришел конец. Он больше не кричал, не ругался. Генрих просто молчал, но интуиция подсказала, что его единственное движение в мою сторону может стать последним для меня. Надо сказать, что умереть я вовсе не боялась. А ужас сковал меня перед чем-то страшным, таким, что за гранью простого человеческого понимания. И я понимала, что ужас будет долгим. Вечно долгим, если можно так перевести с демонического на человеческий. Боковым зрением я заметила тот же ужас в глазах Шаэля. Взгляд его отчаянно стремился ко мне, но тело безвольной марионеткой с обрезанными веревками все так же унизительно беспомощно обвисало по стене. И тут....