— Нормально!

И словно из ниоткуда передо мной появился человек. Словно вырос из-под земли. На нем были темные просторные штаны и кеды. Выше пояса он был совершенно раздетый, несмотря на ноябрь месяц. Загорелая и гладкая кожа. Он, наверное, приятный на ощупь, почему-то совсем некстати подумала я.

Появление человека меня с одной стороны, обрадовало, а с другой — нехило перепугало. Потому что.... Потому что.... Откуда-то я знала, кто это такой.

— Ты ... кто? — спросила я. — Шакал-оборотень?

Парень посмотрел на меня из-за густо нависших над темными круглыми глазами бровей и хрипло произнес:

— Скорее, волк среди шакалов.

Тем не менее, каждое слово давалось ему с трудом, он словно с невероятным усилием пропихнул эту короткую фразу, словно через зажатое долгим молчанием горло. Я приподнялась на руках, стараясь не тревожить опухшую ногу, но, тем не менее, движение вызвало острую боль, и, как бы это ни было унизительно, пришлось взвизгнуть.

— Значит, эти разговоры о тебе — правда? Ты съел осликов, а сейчас собираешься съесть меня?

Шакал молча и отрицательно покачал головой. Для ощущения безопасности мне этого жеста явно не хватило:

— Ты имеешь в виду, что не убивал осликов, или что не тронешь меня?

Опять хриплый, отрывистый полушепот:

— Ни это. Ни другое.... Кто тебе сказал такую глупость? Про осликов?

— Люди говорят, что пропали ослики. А перед этим собака пропала. Мухтар. Это не ты?

Он рассмеялся:

— Да нет же, — проговорил хрипло. — Как ты себе это представляешь?

— И ты не оборотень? — обрадовалась я.

— Да нет же, — повторил он предыдущую фразу. — Я просто.... Живу тут. В горах.

— А почему ты говоришь так странно? И, кстати, ты Мухтара в горах нигде не видел?

— Странно потому, что горло болит.

— А Мухтар?

— Думаю, у него случилась свадьба. Скоро вернется.

— А ослики?

— Знаю где. Живые и невредимые.

Я успокоилась немного.

— Можно тогда я пойду?

Опять попыталась встать, и, не сдержавшись, по-щенячьи взвизгнула.

— Как? Ты ранена.... Не сможешь сама.

Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, мне хотелось, чтобы этот странный парень, хотя и не оборотень (потому что их в реальном мире не бывает), убрался с моих глаз, как можно быстрее. Было в нем все равно что-то пугающее. А с другой стороны, страшно было оставаться совсем одной в лесу.

— Тогда, может.... Ты поможешь мне? — я сама не поверила, что только что попросила его об этом. Но он опять покачал головой, только на этот раз утвердительно.

— Я могу.

— Впрочем, если тебе трудно.... — попыталась я дать задний ход, потому как тут же пожалела о своей просьбе.

— Трудно. Но могу. Обопрись на меня. Не бойся.

Я с трудом, стараясь не задевать ногу, упала на него всей собой. Изобразить недомогающую леди у меня не получилось. Скорее, я напоминала куль с картошкой. Судя по тому, как он, стараясь, чтобы я не видела, поморщился, мои предположения относительно куля были верны.

— Я — Лиза. — Спохватилась я, думая, что познакомиться лучше поздно, чем никогда.

— Шаэль. — Имя ему и подходило, и не подходило одновременно. Если бы его звали Эль, наверное, это было бы идеально. Потому что он оказался высоким, стройным и достаточно мускулистым. Светловолосый и светлоглазый, в нем не было ничего восточного, разве что, кроме какого-то немного звериного разреза глаз. Самый настоящий Эль. А вот Ша как-то принижало его, делало уязвимым. Словно в старый добрый эль швырнули щепотку чего-нибудь низкого и недостойного. От чего старый добрый эль уже шипит, а скоро непременно скиснет.

Между тем, Шаэль, теперь уже основательно изучив масштабы бедствия, аккуратно оторвал меня от себя и осторожно посадил на мягкий мох у подножия дерева.

— Так не получится. Ты совсем не можешь идти. Подожди немного, сейчас вернусь.

— Может, ты сбегаешь в деревню и скажешь, что я здесь? — предложила я. — Я подробно рассажу, где живут мои друзья. Они сразу же придут за мной, что-нибудь придумают, и тебе не придется самоотверженно заниматься моим спасением.

Шаэль покачал головой. Он вообще старался как можно меньше говорить голосом, отчего постоянно, хоть и не очень резко и наглядно, но выражал свои мысли движениями.

— Подожди здесь, и не бойся. Скоро приду. — Он говорил мягко и успокаивающе, словно с неразумным ребенком. Мне хотелось ему верить, хотя бы потому, что другого выхода у меня не было.

Не дав мне опомниться, он тут же скрылся в плотных кустах чего-то очевидно колючего.

Я валялась на мягком ковре изо мха, немного подвывая от боли в распухшей ноге. Несколько раз мне приходила мысль все-таки ползти по направлению к дому, но, вспомнив буераки и каменные перекаты, поджидающие на обратном пути, вовремя себя останавливала.

Часов у меня не было, мобильника, чтобы посмотреть на нем время, тоже, и мне показалось, что я лежала на этом мшистом ковре с угрожающе опухшей ногой целую вечность. Наконец все так же бесшумно Шаэль возник передо мной.

— Мы не пройдем. Обвал.

— Как? Какой обвал? — спросила в ужасе я, но тут же осеклась, потому что вспомнила, что за секунду до своего падения услышала далекий, но внушительный грохот.

— Реку и тропу завалило. Ты никак не пройдешь.

— И что же теперь?

Шаэль метнулся быстрой молнией куда-то вбок и предстал передо мной уже с каким-то подобием садовой тележки. Даже при беглом взгляде на это сооружение — деревянный ящик на трех колесах — было ясно, что оно невыносимо скрипит и разъезжается само в себе при движении.

— Со мной. Пока не разгребут.

— Куда с тобой? — я понимала, что если дело обстоит так, как он говорит, я полностью в его руках. Это было очень тревожное чувство.

— Повезу тебя. — Сказал он. — Там, выше, есть дом. Тепло и еда. Ногу нужно зафиксировать.

Делать мне было нечего. Я терпеливо подождала, пока мой спаситель приладил к моей больной ноге какую-то найденную им, видимо по дороге сюда, деревяшку. Для этого он вытянул пояс из своих штанов, и меня не отпускало беспокойство, что наступит момент, когда эти штаны с него свалятся. Почему-то меня даже больше, чем все прочие странные обстоятельства, неприятно волновала возможность увидеть своего неоднозначного спасителя без штанов.

Затем с помощью Шаэля я перекинулась на тележку, причем даже это усилие далось мне с невероятным трудом. В глазах заплясали зеленые пятна, и я чуть не потеряла сознание, когда вынужденно потревожила распухшую и вытянутую на деревяшке ногу.

— А как же мои? Они с ума сойдут, — когда волна дурноты прошла, я вспомнила про Алекса и Лию. — У тебя есть мобильный, чтобы позвонить?

Шаэль напрягся в раздумье. Я прикусила язык, потому что с самого начала было ясно, что телефона у него нет. Глупо было спрашивать.

— А ты письменностью владеешь? — вдруг улыбнулся он. Улыбка была просто замечательная, белозубая и открытая. «Он пошутил?» — с удивлением подумала я. Как-то внешний облик этого парня совсем не вязался у меня с образом весельчака и балагура. От удивления я только кивнула.

— Напишешь записку. Я переброшу через завал. Они знают, куда ты пошла?

Опять кивнула. И поблагодарила бога, что подробно рассказала накануне Лие свой предполагаемый маршрут.

— Тогда придут тебя искать сюда. Ты готова ехать?

Я кивнула в третий раз и крепко сжала зубы. Шаэль тронулся с места, толкая перед собой тачку, в которой болталась я. Несмотря на то, что мы ехали очень медленно, путь был полон страдания и боли. Тачка подпрыгивала на кочках, тут же отдаваясь в ноге резкой болью, от которой на меня наваливалась дурнота. Шаэль старался идти, толкая перед собой тележку, очень аккуратно, но это мало помогало. Вскоре я, кажется, потеряла сознание. Вернее, я то теряла его, то приходила в себя. Сквозь боль, которая заполнила все мое существо, я уже плохо соображала, что со мной вообще происходит. Несколько раз Шаэль останавливался, чтобы дать мне попить воды из родника, обмывал мое потное, грязное, перекошенное от страданий лицо. Я делала несколько глотков прозрачной вкусной воды прямо из его больших ладоней, которые он складывал лодочкой, и снова откидывалась на спину. Так продолжалось, как мне показалось, несколько часов. Лес становился все угрюмей, а пути, которые выбирал мой спутник и неоднозначный спаситель, все извилистее. Иногда, вынырнув из забытья, я открывала глаза и видела над собой калейдоскоп густо перепутанных друг с другом веток мощных деревьев, с которых зелеными бородами свисал древний, совершенно потемневший мох. Один раз я спросила: