Изменить стиль страницы

Я поняла, что она вполне понимает, что со мной происходит. И ещё поняла, что ей ой как не хочется вмешиваться в мои дела. Хотя я собственно и не просила её об этом.

— Вы меня пугаете. Зачем? — посмотрела ей прямо в глаза.

— Предупреждаю. Потому что ты мне нравишься, — она горько вздохнула, словно только что подписалась на ненужное ей мероприятие. — Ты славная девушка. Хоть и слабая. А у меня совсем на это все нет времени и сил. Будь осторожнее, Лиза, ладно?

Несмотря на то, что я не совсем поняла, что именно она имела в виду, который раз за этот месяц пообещала совершенно постороннему человеку быть осторожнее. Хотя куда уж больше? Куда уж осторожнее?

От собственной никчемности и неопределенности хотелось завыть. Всю дорогу, которую я потная и пыльная, проделала от дома Ануш, хотелось выть, и даже в Старом Доме, когда бросилась ничком на кровать, все ещё хотелось выть. Я зависла, как вирусная компьютерная программа. Бежала от прошлого, пыталась переварить его в настоящем и понятия не имела, в какую сторону меня потянет будущее. Поймала себя на мысли, что даже походка у меня стала какой-то тяжелой, грузной. Почему-то я стала шаркать ногами и сутулиться. Такой походкой в будущее устремляться просто неприлично. Хотя о чем это я? Не неприлично, а просто невозможно.

Будущее.... Наверное, вскоре нужно будет искать земную работу и какое-то жилье в аренду. Сколько я могу ещё висеть на шее у Алекса и Лии? Деньги от продажи квартиры за эти несколько лет моего счастливого замужества и вдохновенного писательства уже растворились в просторах бытия, как будто и не были. Какую работу я могу найти здесь? Устроиться на время летнего туристического сезона горничной в отель? Или посудомойкой в кафе? Сейчас даже эти варианты казались мне нереальными. Обратиться опять к кому-нибудь за помощью? Папа давно жил с другой семьей в другой стране, ему было явно не до меня в борьбе за свой кусок места под солнцем. Мама...

Тут меня совсем прорвало. Я заплакала, стараясь зарыться как можно глубже в подушку, на особо яростных и неистовых подвываниях. У меня никого не осталось, кроме Лии и Алекса. «Будь осторожнее», — сказала эта совершенно незнакомая мне женщина. Что она знает о моей жизни и моем желании быть осторожной? Я разозлилась на совершенно неповинную в моих злоключениях Ануш, и резко села на кровати. За окном уже явно сгущались сумерки, и оказалось, что Дом вновь наполнился жизнью.

Снизу раздавались голоса, и мне как-то сразу расхотелось сидеть в своей комнате. Все мое жизнелюбивое, в общем, существо потянулось к людям, неторопливым разговорам, теням, которые отбрасывали уже в темноте густо сплетенными кронами деревья в заброшенном саду. Я спустилась вниз, и тихонько присела на свободный шезлонг. Очевидно, во двор были выставлены все шезлонги, которые имелись в доме.

Это было действительно очень неплохо: сидеть у мангала, смотреть на ограниченный жесткими гранями огонь, ждать, когда поленья прогорят до углей, предвкушая тронутые этим огнем куски мяса, уже замаринованные и выложенные на решетку. Скоро, очень скоро в запах костра сначала робко, а потом все настойчивее вмешается аромат поджаривающегося мяса, и что-то древнее, первобытное и животное просыпается в душе от одного только предвкушения.

— Здесь такой обычай, — продолжала начатый до моего появления рассказ Майя. — Мне рассказывала девочка, с которой я ходила в автошколу. Это такой древний обычай, но на современный лад.

— Похищение? — лениво спросила Лия, которая с расслабленным удовольствием потягивала пиво из бутылки. Готовка мяса на огне — чисто мужское занятие, и этим вечером она могла позволить себе переложить все хозяйственные хлопоты на мужа. — Неужели до сих пор крадут? Да, ладно....

Майю немного оскорбила недоверчивость в её голосе, и она принялась рассказывать торопливее. Девочки, включая и меня, и якобы недоверчивую Лию, слушали, затаив дыхание. В любом возрасте, хоть в сто лет, девочки будут внимательно слушать любовные истории. И переживать.

— Парень, который хочет украсть девушку, сговаривается с её сестрой или подругой. Или с братом, но непременно — двоюродным. Родной брат на это никогда не пойдет. Ничего не подозревающая девушка идет с предательницей в кафе или в гости, и тут нарисовывается этот крендель и предлагает подвести домой. Подругу доставляет по адресу, а девушку коварно привозит к себе. Её закрывают в комнате. Конечно, никто невесту и пальцем не тронет, и кормить будут, как королеву, и все прихоти выполнять. Если она провела ночь у него в доме, значит, считается украденной. К утру родственники не явившейся ночевать девушки понимают, что к чему, и находят её. Пленницу спрашивают, остается она или нет. Если говорит «да», то через несколько дней играют свадьбу. Если она не согласна, родители спокойно забирают её, но укравший парень считается опозоренным.

— Слушай, — Лия очень заинтересовалась этой историей, — а я ведь слышала что-то подобное. Там девушка была украдена в очень уважаемую семью, и не могла допустить, чтобы на этот дом легла тень позора. Это было бы достаточно чревато последствиями для всей деревни. Но и замуж очень не хотела. Тогда она утром при всем честном народе сказала да, а на следующую ночь вместе с сестрой, которую оставили для присмотра за ней, вылезла в окно и убежала. Неудавшийся жених все равно оказался опозоренным, но на семью тень не упала.

— Точно, — подхватила Майя. — Она же дому сказала «да», а жених сам виноват, что не смог удержать.

На пороге появился Алекс:

— Кто не смог удержать? — спросил он, и проведя рукой над углями, довольно хмыкнул. Щепки прогорели, как нужно.

— Мы про похищения невест рассказываем, — сдала нас всех Лия мужу.

Алекс положил решетку с основательными кусками мяса на мангал, и, глядя то ли на огонь, то ли на аппетитные мясные куски, сказал:

— Что-то в этом есть....

— Что есть? — не поняла Лия.

— В похищении что-то такое есть. Мне нравится.

— И кого ты собрался похищать? — ужаснулась Лия, а мы все рассмеялись.

— Мне жалко, что я тебя в свое время не похитил. Сейчас было бы, что вспоминать.

— И как бы ты сделал это в сибирском индустриальном городе, — засмеялась Лия, но, наверное, она все-таки была довольна ответом мужа.

— Не, — замотала головой Хана. — Это в тебе мужской шовинизм говорит. Ты хочешь относиться к женщине, как к жертве или добыче. Первобытный зов крови.

— Я же мужчина. — Сказал Алекс. — Значит, правильно отношусь.

Мы все дружно кивнули, соглашаясь, что он правильно относится, честно говоря, потому что спорить было лень. И ещё мясо уже начинало источать божественный аромат, а решетка была в руках у Алекса. Только я подумала вдогонку, что иногда понимаю первобытных женщин, сдавших свою свободу мужчине, у которого в руках была плошка, наполненная поджаренными кусками мяса.

В этот момент я вдруг почувствовала на себе какой-то пронзительно осуждающий взгляд. Посмотрела вверх, на небо, и увидела только яркие звезды. Странно, но казалось, лучи негодования идут именно оттуда. Свыше. Ещё немного и мне бы стало стыдно перед негодующими звездами за такие свои продажные мысли, но тут раздался крик Лии.

— Единорог! — закричала она, заглядывая куда-то за спинку своего шезлонга. Туда же моментально подлетел Алекс, отставив решетку с мясом на большой пенек, служивший столом, заглянул за шезлонг. Мы втроем тоже ринулись в эту сторону.

— Стоп! Стоп! — страшным угрожающим голосом крикнул Алекс, и даже в разные стороны развел руки, предупреждая, то никто к единорогу без соблюдения некоторых правил не пройдет.

— Ты девственница? — строго спросил он у Ханы.

Она почему-то сразу задумалась и погрустнела.

— Ты не увидишь единорога, если ты не девственница, — важно сказал Алекс.

Мы все дружно навалились на это ярое проявление неприкрытого и оголтелого мужского шовинизма, и Хана опустилась на колени за шезлонгом, взволнованно вглядываясь в темноту. Все замолчали. Вдруг она выдохнула в торжественной тишине.