— И то, чего не может? — спрашиваю я. — И что же?

Джереми делает пренебрежительный жест.

— Мелочи по сравнению со всем остальным, что ты уже знаешь.

— Хорошо, — говорю я. — Но сначала скажи мне, как много он знает обо мне? Он стоял сложа руки, пока ты заставлял меня голодать в солярии?

Я не хотела ранить его. Но кажется слова производят именно такой эффект. Джереми отступает всего лишь на дюйм. Но этого достаточно, чтобы я заметила.

— Прости, — говорю я. — Я не должна была…

— Нет, — отрезает Джереми и трясет головой. — Ты должна, и ты сделала. Ты имеешь полное право. Ты хочешь честности, Лилли, так вот она: мне больно думать о том, чему я тебя подвергал. Я жил, ни о чем не сожалея. Я владею своими действиями. Я не оставляю все на волю случая. Но все, что я сделал с тобой? Я сожалею об этих вещах.

— И все-таки…, - он шагает ко мне и ласкает по щеке. — И все-таки, как бы это ни было искажено, все это стоило того, чтобы привести нас к этой точке. Поэтому я сожалею о том, что сделал.

Он криво улыбается.

— …но не слишком.

— Я понимаю, — говорю я, положив свою руку на его. — Но это не значит, что я прощаю тебя.

— Нет! Ты никогда не простишь меня, Лилли. Не за то, что я сделал. Это прошлое искупление. Я не настолько слеп и высокомерен, чтобы не видеть этого. То, что мы имеем между нами, запятнано прошлым, да, но будущее имеет значение. Меня беспокоит будущее, потому что это единственное, что находится под нашим контролем.

— Мне нравится, когда ты так говоришь, — говорю я ему. — Так напористо. Так страстно. Так ярко выраженно и убежденно. Это надо видеть, и да…

Я отворачиваюсь.

— Я многого еще не знаю.

— Так спроси, — говорит он, следуя за мной обратно к кровати. — Ты убедила меня. Спроси, и я скажу тебе правду.

— Начнем с недавнего. У тебя есть близнец?

Без колебаний.

— Да.

— Он врач?

Опять же без паузы.

— Да.

— Настоящий врач? — подчеркиваю я.

Джереми улыбается.

— Да.

— Как давно вы знаете друг друга?

— Около пятнадцати лет.

— И что он думает об…, - я жестом обвожу рукой комнату. — Об этом. Всего, чего ты достиг? Всего, что ты построил для себя?

— Я не знаю, — говорит Джереми. — Мы с ним плохо ладим.

— Почему?

— Ревность? Может зависть? Он был воспитан в бедности и видел образование своим единственным выходом, — Джереми усмехается. — Может быть немного как ты. Узнав о нем, я искал его. Пятнадцать лет назад он только-только закончил медицинскую школу, в то время как я уже возглавлял Стоунхарт Индастриз. Он всего добивался кровью и потом. А на счет меня он думал, раз я был воспитан нашим настоящим отцом, мне всё предоставили на блюдечке с голубой каемочкой. И убедить его было невозможно.

— Это он диагностировал Пола? — спрашиваю я. — Поэтому он называет тебя доктором Телфэр?

Джереми улыбается.

— Проницательная. И хорошая догадка. Но нет. Пол назвал меня так, потому что я так ему представился.

— Ты использовал имя брата?

— В то время было удобно, — Джереми пожимает плечами. — Это помогло мне обучить его.

Опять это слово: обучение. Как будто Джереми не расценивает Пола или своего отца, как реальных людей. Вместо этого он видит их как лабораторных крыс. Мурашки пробегают по спине.

— Я расстроил тебя, — говорит он.

— Я в порядке, — говорю я ему. Я обхватываю свое тело руками. — Зачем ты привез меня к нему?

— Лилли, той ночью в Бостоне…с тобой что-то случилось. То, чему я был причиной. У тебя была паническая атака, и ты отключилась. По крайней мере, я так всё понял. Мой брат отвечает за частное медицинское учреждение в штате Массачусетс. Приобретено, принадлежит и управляется Стоунхарт Индастриз. Я купил его пять лет назад.

— Очень великодушно с твоей стороны, — говорю я.

— Ты знаешь, что я могу быть щедрым к людям, которые имеют для меня значение, — говорит он. — Хоть мы с ним и плохо ладим, я его не ненавижу. Совсем наоборот. Я очень уважаю его и то, чего он достиг. Поэтому я помог ему добиться положения, которого он желал. Для меня это не было проблемой. Я привез тебя туда, потому что знал, что он справится. Как и у меня, у него блестящий ум. В начале жизни мы с ним просто нацелились на разные вещи.

— Он такой же самоуверенный? — спрашиваю я.

Джереми смотрит на меня проницательным взглядом.

— Ты знаешь, что моя оценка себя объективна.

Я ухмыляюсь.

— Возможно.

— Достаточно справедливо, — смягчается Джереми. — Я привез тебя туда, потому что он единственный, кому я могу доверить твою жизнь. Я проглотил свою гордость и попросил его о помощи. Я знал, что он не предаст мое доверие. Я знал, что могу доверить тебя в его руки.

— Он успокоил меня, — указываю я. — Почему? И он не сделал этого хорошо или, по крайней мере, не полностью. Я проснулась на полпути. Я слышала, как вы спорили. Что это было?

— Это, — Джереми вздыхает. — Это тяжелая тема.

Глава 11

Джереми молчит. Я жду, пока он заговорит. Каждая секунда наполняет воздух удушающим страхом. Я вижу, как он меняется. Его омывает медленный поток черной морской воды. Что-то должно быть не так. Что-то должно быть настолько ужасным, иначе он бы так не отреагировал.

— Джереми? — говорю я, когда тишина становится невыносимой. — Что такое? Скажи мне, что случилось?

Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. У него боль в глазах.

— Это ты, Лилли-цветочек, — мягко говорит он.

— Я?

Меня разрывает тревога. Мне кажется, что я привязана к гильотине и жду, когда упадет лезвие.

— Что ты имеешь в виду?

Он берет меня за обе руки.

— Ты спала очень долго.

— Как долго? — шепчу я.

— Недели, — говорит он.

Внезапно мне кажется, что меня ударили в живот. Кровь стучит в ушах. В глубине души я подозревала, что что-то не так. Но услышать то, что подтвердило мои худшие опасения…всё встало на место: меня накачали наркотиками, заперли и вырвали из моей собственной жизни. Снова.

Комната вращается. Зрение размытое. Единственное, что держит меня здесь — это сильный голос Джереми.

— Останься со мной, Лилли. Не угасай!

Требуются все мои силы, но я делаю это. Я сражаюсь через головокружение и возвращаюсь в комнату. К реальности.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Ничего не могу с собой поделать, мой голос звучит слабо.

— И почему?

— Помнишь, когда ты упала со скалы, когда чуть не утонула?

Я в оцепенении киваю головой.

— Да. Но с тех пор прошло много времени.

— Ты выздоровела самостоятельно, помнишь? Но, видимо, не совсем. Ты страдала недиагностированным повреждением мозга в те несколько минут, когда не могла дышать. Это был почти как удар.

Я вырываю одну руку из хватки Джереми и кладу себе на лоб.

— Но я в порядке, — бормочу я.

— Это не самое худшее, — продолжает Джереми.

Я смотрю на него, чувствуя слабость и неустойчивость.

— Что еще?

— Мой брат обнаружил это и спросил, что случилось. Я рассказал ему все, что знал. Почти все. Но он сказал, что твои симптомы и результаты тестов, которые он провел, не соответствуют моим объяснениям. Не совсем. Он сказал, что повреждение мозга могло только усугубиться под водой. Но не это могло быть причиной.

— Нет?

Я вижу, к чему стремится Джереми. Это пугает меня.

— Нет, — говорит он. Он гладит мою шею большим пальцем. — Ошейник.

Я отхожу от него.

— Что?

— В свою защиту хочу сказать, — говорит он. — Я не ожидал такого побочного эффекта. Твой отец выдержал всё без какого-либо урона. И он носил ошейник гораздо дольше, чем ты. Я предполагал, что это безопасно.

Я смотрю на него с отвращением. Отвращение вызывают его слова. Я хочу выбраться отсюда. Но я застряла здесь с ним.

— Как ты можешь говорить об этом так клинически? — допрашиваю я его. — Как ты можешь говорить такие вещи и проявлять так мало эмоций?