— Ну, а ты-то где была? — нетерпеливо спросил Шура, когда босс закончил рассказывать. — Хоть бы позвонила, что ли…

— Я была там же, где и вы в воскресенье, Щура, — нехотя ответила я.

— Что?! Как?! — Он округлил глаза и задергал усами. — Тебя заставили снимать весь этот ужас?!

— Хуже, — вздохнула я. — Я сама была этим ужасом…

Босс тоскливо смотрел на свою пустую рюмку. Шура застыл с открытым ртом. Я чувствовала себя не в своей тарелке.

— Рассказывай, — бросил наконец босс.

— Меня похитили, как последнюю дуру, — начала я. — Этот Миша, тот, который приезжал за мной и сопровождал меня на кладбище…

— Кстати, почему мы тебя там не видели?

— Он замаскировал меня в кустах, за деревьями, и заставил снимать лица присутствующих крупным планом. Зачем — не сказал.

— Это уже интересно.

— Хоронили какого-то Завряжного Иннокентия Борисовича…

Босс схватил трубку и быстро набрал номер.

— Леша, это Родион. Срочно мне всю информацию о похороненном сегодня Завряжном Иннокентии Бор… Что? Ты его знаешь? Выкладывай. — Минуты три босс внимательно слушал, все больше мрачнея, потом положил трубку, окинул нас серьезным взглядом и проговорил: — Мы опять влипли, Мария.

— В чем дело, босс? — со страхом спросила я.

— Этот Завряжный, бывший ответственный работник хозяйственного управления ЦК, в последнее время занимал пост начальника крупного отдела в Министерстве финансов России и одновременно нелегально держал несколько крупных фирм, оформленных на подставных лиц. Ходили слухи, что он был тесно связан с московским криминалитетом, что они на него работают, но ничего доказать так и не удалось, вернее, не дали доказать, потому как у него слишком много знакомых на самом верху. Теперь, когда он почил в бозе, его империя начнет распадаться, и на Петровке ожидают усиления войны между преступными группировками. Подозревают даже, что он был крестным отцом всей московской мафии, но это не факт. В любом случае, если этот Лысый как-то был связан с Завряжным, то, значит, за ним стоят очень крупные силы, вплоть до самых верхов. Проклятье! — Босс плеснул себе виски, залпом выпил и полез в карман за трубкой. — Что ж нам так не везет в этом году, Мария? Почему что ни дело — то сплошная крутизна, такая, что чуть ли не вся московская братва начинает штурмовать наш офис? Где наши простые, нормальные клиенты, которые бы пришли и пожаловались на то, что у них украли кошелек или кто-то отравил любимую собаку? Где наши рогоносцы, в конце концов?! — Босс перешел на крик. — Доколе мы будем рисковать жизнью и причем совершенно бесплатно?! Хватит, надоело! — Он ударил ладонью по столу. — Мы прекращаем это дело на корню, пока оно еще не разрослось до масштабов третьей мировой войны! Я хочу видеть своего сына живым и здоровым!

Мы сидели с Шурой тише воды ниже травы и испуганно вжимали головы в плечи. А громогласный Родион, размахивая руками и сотрясая воздух хриплыми криками, уже бегал вокруг стола и все пытался убедить самого себя в том, что с этим делом нужно завязывать и переходить на обслуживание прачечных и химчисток, где часто воруют белье и одежду. Это и спокойнее, и деньги стабильные, пусть и маленькие. Но постепенно его пыл угасал, аргументы становились все менее убедительными, вращение вокруг стола замедлилось, громкость голоса уменьшилась, и наконец он окончательно осип и сел на свое место. Гроза прошла. Налив себе еще рюмку, он махнул ее без закуски, даже не поморщившись, и, посмотрев на меня, прохрипел:

— Рассказывай дальше.

Мы с Шурой облегченно выдохнули и на радостях тоже пропустили по рюмочке.

— Я фотографировала всех, кто был на похоронах. Видела там и Лысого. Зачем им понадобилась такая съемка — ума не приложу.

— Может, чтобы понять, кто искренне переживает, а кто лишь притворяется? — предположил Шура, уминая шпроты из банки. — Узнать, кто враг, а кто нет.

— Ерунда, — поморщился босс. — Скорее всего они кого-то ищут. Но это Бог с ним, для нас не это сейчас главное. Что было дальше, Мария?

— Дальше мы вышли с Мишей с кладбища, он посадил меня в машину, а сам на минутку отлучился. Как выяснилось позже, за эту минутку он успел меня продать Лысому со всеми потрохами, включая камеру и штатив…

— Вот гад какой! — покачал головой Шура. — А вроде с виду такой вежливый, обходительный.

— Душа у него черная, — проскрежетал зубами Родион.

— Затем он вернулся, — заговорила я снова, — и предложил мне, под пустым предлогом, пересесть в другую машину. Понятно, я ни ухом ни рылом, как последняя идиотка, взяла аппаратуру и поперлась прямо зверю в пасть, то бишь в зеленый «БМВ», где сидели люди Лысого. Но я-то об этом не знала! — воскликнула я, словно оправдываясь. — Чего вы на меня так смотрите? Я ж не нарочно…

— Продолжай, — просипел босс.

— Ну села я, — продолжала я уныло, — мы поехали. Я еще успела увидеть Мишу, когда тот от Лысого деньги получал, и еще подумала: «Вот ведь сволочь какая!» А потом мне врезали чем-то по затылку, и я отключилась. Очнулась уже в притоне Лысого.

— Чисто работают, — уважительно пробормотал босс.

— Не то слово, — поддержал его фотограф. — По себе знаю.

— Ну а потом все было точно так, как рассказывал Шура. — Я печально вздохнула. — Только мне пришлось находиться по другую сторону объектива. Они меня раздели, связали, заткнули рот, и Лысый, пообещав отправить мои глаза по почте моим родителям, убедил меня немного попозировать перед камерой… Не знаю, правда, как они узнают адрес моих родителей…

— Подожди, — удивленно остановил меня Родион, — о каких родителях ты говоришь? Ты ведь круглая сирота?

Мне вдруг стало ужасно стыдно за свою болтливость, я сконфузилась и потянулась за бутылкой.

— Э, нет, милая, — босс отставил бутылку подальше, — сначала объясни мне все. Что ты еще выкинула на этот раз?

— Ну, просто, когда мы ехали на кладбище, Миша стал расспрашивать меня о моей семье, о жизни и прочее. Я сказала ему, что у меня родители дипломаты, что жених тоже дипломат, что, кроме него, мне никто не нужен и так далее. Обычный треп, босс, ничего серьезного.

— Подожди, — босс задумался. — Я пытаюсь понять, может ли это как-то быть связано с тем, что с тобой произошло, или это простое совпадение?

— Совпадение, Родион, — уверенно заявил Шура. — Я же говорил, что они фотографируют очень хорошеньких девиц. А Мария — более чем хорошенькая. Для них это просто лакомый кусочек. К тому же, я уверен, она очень фотогенична.

— Ладно, все равно сейчас ничего не поймем, — вздохнул босс. — Валяй дальше.

— А чего дальше? — Мой голос стал совсем тихим. — Дальше была съемка…

За столом наступила тишина. Каждый думал о своем. Я — о том, как преподнести им то, что со мной произошло, но так, чтобы меня не начали презирать. Наконец босс поднял голову и, не глядя на меня, осторожно спросил:

— Ты имеешь в виду, э-э-э… как бы это сказать, ну… полномасштабная была съемка?

— Ну что вы, босс, конечно, нет! — всплеснула я руками. — За кого вы меня принимаете? Эти ублюдки очень спешили на поминки и откопали какого-то пожилого любителя…

— Откуда ты знаешь, что он любитель? — ревниво встрял Шура.

— Ну-у, Шура, мы же с вами профессионалы, — по-свойски протянула я, — нам ли этого не понять.

— Совсем обнаглела, — пробормотал тот, утыкая вилку в банку с кальмарами.

— Так вот, поэтому, когда я заявила, что согласна на все, кроме непосредственного контакта, они быстро согласились. В результате тот татуированный самец только прыгал вокруг меня, но не дотрагивался. Я осталась чистой и непорочной, как пресвятая дева Мария.

По лицу Родиона было видно, что ему от этих слов стало значительно легче. Вот ведь какой у меня босс замечательный — переживает…

— После этого, предупредив, чтобы я молчала как рыба, если хочу жить, они завязали мне глаза и привезли сюда. Это все.

— Все? — не поверил босс. — Не может такого быть. Должно быть что-то еще.

— Например?