— Кровь стынет от этой дряни, Нуа! — запричитала Хати.

— Представь, что случиться, когда я не смогу более терпеть нытье и сорву оберег с твоей шеи, — пригрозил Нуаркх и жестоко ухмыльнулся.

— Я думал, у тебя достаточно… широкие взгляды, чтобы находить в подобном удовлетворение. Иначе как ты могла согласиться жить с этим существом? — добавил он, указывая протезом в направлении Викковаро.

— Чувство вины и девичья наивность, — ухмыльнувшись, ответила Хати и сменила тему, — откуда ты знаешь Яроокого?

— Он вместе с Лантрисс и Филмафеем бился над загадкой Цикломера. — Отозвался тоннельник и задерживал взгляд на портрете лидера бунтовщиков, который еще блестел жидкой краской. — У Кантара в голове больше скретов, чем у твоего избранника, но Ярооким я бы его не назвал.

— Боюсь, действительность расходиться с твоими рассуждениями, — возразила женщина и указала на труп, болтающийся рядом с гневным ликом.

— Мы понятия не имеем о действительности, — неспешно парировал тоннельник и попытался поучительно воздеть утерянный палец, но лязгающий протез резко распахнулся. Нуаркх закатил глаз и продолжил. — Хан Неве явился в Башню спустя неполный сезон после публикации трактата Лантрисс о первой экспедиции в Цикломер. В расшифровке тайного послания он проявлял нездоровое рвение и мастерство, чем, кстати, ввергал Лантри в весьма комичные само копания.

— Хотела бы послушать причитания этой напыщенной зазнайки! — Прыснула самодовольным смехом пепельная и мечтательно закатила глаза.

— Зрелище было превосходное, и я был рядом, чтобы вовремя подливать масло. — Добавил тоннельник, подмигивая Хати.

— Ты считаешь, Яроокий разгадал знаменитую тайну Цикломера и открыл истинный потенциал Лим'нейвен? — Продекларировала женщина с напускным благоговением.

— Кантар таинственно исчез, не успев поделиться последними открытиями. Объявившись вновь, он решает устроить в Саантире переворот и разыгрывает притчу о Перламутровом Синглинге. При этом лично примеривает рога спасителя, а бледных клеймит Зверем, что не так далеко от истины. Странное совпадение. — Пояснил Нуаркх, поучительно неспешным тоном.

— Прекрати умничать, Нуа. Пока ты собирал задницей клыки Синских мракозверей, я ассистировала Калрингеру в дюжинах масштабных экспериментов. Я в состоянии понять, чего добивается красноглазый псих. — Огрызнулась Хати, закатив глаза.

— Рад видеть, что «Ориекское золотое» и регулярные побои еще не до конца погубили твои острый ум и твердую память. — Заметил Нуаркх и пихнул локтем помрачневшего Лим'нейвен, до дрожи стиснувшего узловатые кулаки.

— Извини, мерзкое копье и стаи мародеров не располагают к юмору. — Устало ответила женщина, осаждая Вика взмахом открытой ладони.

— А я видел в вас собеседников, способных оценить важность и волнительность предстоящих событий. — Разочарованно признался тоннельник.

— Ты испортишь любое торжество, костяшка. — С нажимом ответила женщина, устало массируя виски. — Тем более, восстание Яроокого может закончиться сегодня, и Четыре Мира продолжат существовать в сонной апатии.

— Пока бунт продвигается на удивление неплохо. Разве что пепельные немного вышли из-под контроля и проявляют неожиданное рвение в истреблении бывших друзей. — Не согласился тоннельник и небрежно развернул Вика к шайке беспризорников, швырявших камни во вздернутый труп. — Такими темпами Кантар может передумать спасать ваш никчемный Мир.

— Осмотрись. Он давно передумал нас спасать. — Мрачно ухмыльнувшись, ответила Хати и пнула вычурную подушку, оброненную мародером в пыль.

— Признаю, кровавые чистки и погромы не лучшая основа для процветания, но не Хинаринцам упрекать методы Кантара. Хакарр Красный, Лаанар Золотой — изверги, деяния которых ему долго не затмить. Но спустя века Галафей, залитый горящим маслом — тактическая необходимость, а бойня у Железного Озера — героический эпос.

— Даже если Яроокий получит право писать историю, ненависть переживет его.

— Кантар рад оказаться непонятым, ярмо мученика — его фетиш.

Когда Нуаркх добрался до площади, та страдала от активного разорения. Смердящие, шумные пепельные горбились под гремящими мешками награбленного барахла. Бледных таскали за волосы, калечили, линчевали и, в целом, унижали в рамках узкой фантазии обитателей трущоб. Пугающее действо вынудило Хати прижаться к тоннельнику, а Викковаро, напротив, начал постоянно отлучаться, чтобы сделать наброски самых примечательных зверств. В один момент его привлекла обрушенная палатка. Из-под изорванного полога торчали поваленные печи и тощая пепельная рука, сжимавшая обгоревшие лепешки. Ведомый любопытством, Вик откинул полог и обнаружил юного прислужника Кантара с толком не проклюнувшейся бородкой.

— У меня есть идея. — Прощелкал Нуаркх, опускаясь на колено и позволяя симбионту пристально осмотреть неподвижного зелота. — Болван без сознания, наверное, из-за удара по затылку.

— Нуа, если ты хочешь уколоть его костяной дрянью… — Хати толкнула тоннельника в плечо и пригрозила сжатым кулаком.

— Не волнуйся, у меня, в отличие от Вика, нет фетиша на насилие. По крайней мере, пока. — Успокоил женщину Нуаркх.

— Зачем он тебе? — Мрачно поинтересовалась женщина, когда тоннельник взвалил постанывающее тело на плечо.

— Возьмем с собой, расспросим про Кантара, услышим историю с его точки зрения. Всегда лучше заранее знать, с чем имеешь дело. — Ответил Нуаркх и хитро ухмыльнулся.

— Что там слушать? Я не знаю, что беспорядки в Саантире ведут к росту цен на воду, поэтому буду еще усерднее колотить жадных бледных. — Скучающим голосом предположила Хати. — У убогих простые мотивы.

— Уверен, эта беседа принесет нам удовольствие и пользу. — Отмахнулся Нуаркх и улыбка, тронувшая крупный глаз, стала еще заметнее.

— А вон и разоренное здание, с уединенной крыши которого мы наверняка сможем поглядеть на представление Кантара. — Тоннельник поудобнее перехватил юнца, вяло барахтающегося я на шипастом плече, и указал на чадящие руины четырехэтажного особняка. Огонь уже обратил в тлеющий, горячий пепел внутренности вытянутого строения и обрамил оконные проемы толстым налетом сажи, чем уподобил их заплаканным густо подведенным глазам.

— Уверен, что не хочешь подойти ближе? — Поинтересовалась Хати, прислушиваясь к рокоту отдаленных выкриков, оскорбительных проповедей и призывов к гонениям.

— Я абсолютно убежден, что не хочу оказаться в эпицентре взрыва Тепла. А Викковаро может воспользоваться подзорной трубой. — Отказался Нуаркх и осторожно пробрался под сень высокого крыльца, ведущего к приоткрытой парадной двери. Черные и голубые разводы, жирно блестевшие на ступенях, были свидетелем отваги хозяина. Россыпь искр, тлеющих в останках занавесок, и бледный, замерший на ворохе дымящихся перин, мрачно констатировали печальный финал противостояния. Мародеры сорвали с него серьги, обратив острые уши в покрытые запекшейся кровью лоскуты. Лодыжки переломили в процессе стягивания ботинок, роскошный пурпурно-золотой халат исполосовали при обыске внутренних карманов, а глубокие ссадины на пальцах напоминали о стянутых кольцах.

— Такого холенного ходока загубили. — Посетовала Хати, оглядывая спутанные платиновые локоны и мускулистую, широкую спину. Викковаро переживаний избранницы не разделил, и повеселил ее ревнивым взглядом.

Смазочное масло выгорело, обжигающе горячие дверные петли поддались с неохотой и жалобным скрипом. За тоскливым стоном от чуткого слуха Нуаркха не скрылась нервозная возня и гулкий скрежет поспешно задвигаемой плиты. Перекинув бессознательного зелота через перила, тоннельник отпихнул ногой створку и ворвался в руины гостиной. Копье следовало за взором грязно-желтого ириса, вбиравшего мерцание редких языков пламени. В закопченной комнате угадывались очертания прилавка, за который резко нырнули две напуганные женщины. Их выдавало шуршание ночных сорочек, шорох колен о замусоренный пол и частое дыхание, перемежающиеся с влажными всхлипами.