— Мы поехали с дочерью в зоопарк, — продолжала Настя. — Я получила небольшой гонорар и решила порадовать ее… Даже не помню, сколько лет я там не была… Все было так замечательно… Там ведь все переделали…
— Да-да… Я знаю! — взволнованно кивала Полина.
— Зайке так понравилось, что она не хотела уходить… Особенно медведи… Такие милые… Она даже расплакалась, когда нас стали выгонять. Я купила ей мороженое, самое дорогое, и мы отправились домой… Слава Богу, что сначала она попросилась зайти к соседям, чтобы рассказать про зоопарк своей новой подружке. Я ее проводила… Это в соседнем доме… А сама вернулась сюда… — Спазм сжал Насте горло. Но продолжать дальше было, в сущности, уже незачем.
— Она и сейчас там? — тихо спросила Полина.
Настя с облегчением кивнула.
— Зайка ничего не знает… Я предупредила Свету и Диму, чтобы ничего ей не рассказывали… Они… хорошие люди, — с заметным усилием произнесла Настя, — и согласились пока оставить дочь у себя…
Полина спросила осторожно:
— Ты знаешь, кто… кто это сделал? И почему?! И вообще: что все это значит?
Настя со вздохом взглянула на нее бесслезными глазами великомученицы.
— Это долгая история…
— Но ведь ты сама хотела мне все рассказать! — удивилась Полина. — И потом, я никуда не спешу… Я просто не уйду отсюда, пока не разберусь, что с тобой происходит! — решительно заявила она.
— О, как бы я сама хотела во всем этом разобраться… — обреченно вздохнула Настя. И минуту помедлив, начала: — Прошлой осенью в Ницце… во время нашего круиза… я познакомилась с одним человеком…
Когда Полина возвращалась через Измайловский парк обратно к метро, ее буквально трясло от нервного напряжения. То, что ей довелось услышать, без преувеличения походило на крутой детективный роман. Она никогда особенно не интересовалась политикой, но по роду своей профессии нередко бывала в кругу весьма известных государственных лиц, общественных деятелей и крупных бизнесменов, подобных тому, о ком рассказывала Настя.
Услышав его имя, Полина поначалу не поверила собственным ушам.
— С кем, с кем ты познакомилась?! — изумленно переспросила она.
Но ошибки быть не могло. Равно как и розыгрыша. Настя не только верно назвала имя, но и безошибочно указала характерные приметы этого известного на всю страну человека, с которым Полина, разумеется, не была знакома лично, однако нередко в свое время сталкивалась на различных мероприятиях. А уж наслышана о нем была более чем достаточно.
Неожиданный Настин рассказ поразил ее несомненной искренностью и трогательной грустью. Как бы она сама хотела оказаться на ее месте! Даже несмотря на все ужасные последствия этого случайного знакомства…
Анализируя в голове эти поистине роковые последствия, Полина загорелась неудержимым желанием распутать начавшуюся в Ницце детективную историю. В случае удачи — а в удаче Полина никогда не сомневалась, — из этого мог бы получиться не просто бронебойный, а вулканический материал! Легко можно было догадаться, что дело здесь отнюдь не ограничится простым журналистским расследованием с небольшим скандалом в центральной печати. Хитроумные нити, волею судьбы оказавшиеся вдруг у Полины в руках, вне всяких сомнений, уходили вверх, в непроницаемые заоблачные высоты государственной власти. Тема вожделенная и притягательная едва ли не для каждого журналиста.
Даже на самый поверхностный взгляд нельзя было объяснить все пережитое Настей ни чем иным, кроме как хорошо спланированной, целенаправленной акцией. Загадочные инквизиторы, с их многозначительным предостерегающим допросом. Не имеющие обличья таинственные силы, буквально опутавшие бедную Настю своей изуверской паутиной. Настойчивый телефонный террор. Неожиданное увольнение с работы. Властные распорядительные звонки по инстанциям. Визит телефониста-инкогнито. Опять настойчивые предупреждения и угрозы. Невыносимая атмосфера постоянной слежки, тревоги, беззащитности. И наконец этот вопиющий погром. Неизвестные громилы работали методично и хладнокровно. Не приходилось сомневаться, что Настины соседи, как водится, ровно ничего не слышали. Бедный карликовый пудель с перепугу успел забиться под ванну. Только это его и спасло…
Прежде чем расстаться, Настя отвела Полину к своей дочери. И эта не по годам серьезная кроха рассказала, что накануне, в отсутствие матери, которая отлучилась в магазин, ей неожиданно позвонил какой-то неизвестный дядя и с усмешкой велел девочке спросить у мамы: хочет ли она жить?
От возмущения у Полины даже задрожали руки: Конечно, она сразу же поняла, что мафия, о которой толковали Насте ее инквизиторы, здесь совершенно ни при чем. Там работали куда проще и эффективнее. По рассказам старших коллег девушке был неплохо знаком этот иезуитский безнаказанный почерк. Она столько слышала обо всем этом, что ее нельзя было удивить, когда подобные методы воздействия применялись к взрослым. Но впутывать в это грязное дело ребенка?!
Насте необходимо было срочно помочь. Ссудить ей денег. Раздобыть хоть какую-нибудь работу. Разгрести последствия учиненного в ее квартире жуткого разгрома. Полина сразу решила отдать ей свою старую пишущую машинку взамен той, что была взята Настей у подруги и безжалостно разбита негодяями. Жаль, что хлопотать обо всем ей придется самой. Дело, несомненно, слишком серьезное и посвящать в него кого-то еще было явно небезопасно.
Единственный человек, с которым Полина решила встретиться незамедлительно, был, конечно, Даня Ливнев. Известный и опытный журналист с огромными связями. Только бы его не услали в какую-нибудь срочную командировку. В случае чего, он один способен был раскрутить эту историю до конца, либо обеспечить Полине необходимое прикрытие. Плохо, что Настя не позволила ей воспользоваться диктофоном. Впрочем, Полина никогда не страдала провалами в памяти.
Трясясь в переполненном вагоне подземки, Полина дрожала от возбуждения и бессильного гнева, а еще — сгорала от стыда за страну, где до сих пор может безнаказанно твориться такое. Она с отвращением заметила сейчас, как смиренно бесстрастны окружавшие ее люди. Жалкие. Обманутые. Обворованные. Соотечественники, мать вашу, опомнитесь! Сколько можно мириться с беспределом?! Не сегодня-завтра вас опять спеленают колючей проволокой и поведут как безвольных младенцев в очередное светлое будущее! Неужто вы снова будете молчать и терпеливо мостить дорогу своими трупами?! Поистине верно сказал поэт: умом Россию не понять…
«Черт побери! — с возмущением думала Полина. — Россия — это даже не страна, а просто огромная мертвецкая, где по живому извечно кромсают человеческие души!.. Эх, Родина-мать… Родина-мать…»
10
— А протопи ты мне баньку, хозяюшка… Я от белого свету отвы-ык… — Густой генеральский басок разомлел от умиротворения и самодовольства. — Угор-рю я, и мне, угорелому, пар горячий развяжет язы-ык…
В чистой, жарко натопленной баньке клубились облака белого пара. Сварливо шипели облитые студеной водой раскаленные камни. Духовито пахло распаренным березовым веничком.
Словно заправский банщик, Аркадий Аркадьевич самозабвенно, наотмашь охаживал широкую, рыхло розовеющую генеральскую спину. Старался на совесть. Как и велено было.
— Эх, хорошо! — покряхтывал от удовольствия старик. — Поддай еще, Аркаша!..
Совершенно выбившись из сил, с легким головокружением от непривычных жары и пара, полковник Сошников тяжело рухнул на гладко выскобленную широкую деревянную полку. Поистине это милое времяпрепровождение было для него сущей пыткой.
— Каково, родимый, — не унимался генерал. — Славно забирает!
Сидя на полке, грузный, с медно-красным лицом и лукаво поблескивающими глазами, он продолжал как ни в чем не бывало лениво обмахиваться веничком, с наслаждением вдыхал деревенский банный запах и басовито напевал:
— И хлещу я бер-резовым веничко-ом по наследию мрачны-ых време-ен…
Затем пришла очередь Аркадия Аркадьевича.