Вовчик тоже, сидя на лавке поджав ноги, оценивал ситуацию. Эти трое здорово, ну просто критично помогли им, но сейчас что-то пошло не так… Друзья они? Ну, точно не враги. Но и не друзья — вон как этот… буйствует. Что-то реально Валька наворотила, поди, в Мувске; недаром первое, что сказала, как только перецеловалась-переобнималась со всеми девчонками, это «- Быстро спрячьте меня куда-нибудь, Толик меня убьёт, когда узнает!.».
А что узнает, кто это такие; и как вдруг её через столько месяцев принесло опять в «родные пенаты» — толком не сказала. Не успела. Только что тряслась как осиновый лист и повторяла: «- Это Крысы из Башни; они неплохие — но меня обязательно убьют, когда узнают! Спрячьте меня!».
— Убью как падаль!! — продолжал разоряться здоровяк, потрясая здоровенным пистолетом с торчащим из кожух-затвора кончиком ствола, — Как гнусную падаль!! Где она, куда её дели??!
Ишь ты, как его ломает…
— Где Элеонора, суки??! Где моя девочка; куда Белку дели, уроды; мы сто двадцать километров отмахали сюда за ней, а мне тут, нах, выдают «не знаем такой??» Бляди, уроды деревенские, крестофаны!!
Прибывшие с ним двое — крепкий парень, не расстающийся с СВД; и подросток по виду, с угрюмым лицом, но быстро бегающими по сторонам глазами, выдающими живость характера и способность к быстрой оценке ситуации, — сидели рядом поодаль, у противоположной стены. Оружие держали около себя, это Вовчик отметил сразу. С пистолетами; у пацана так вообще два. Выглядели они тоже озабоченными, но, во всяком случае, не психовали, как этот. Как Толик, или как его.
— Чо за херня?? Кто нас так подставил??! Где эта сучка, и где Белка, я вас спрашиваю??? — орал здоровяк.
В дверь испуганно заглядывала баба Настя; за ней в коридоре виднелись испуганно-озабоченные лица свободных от вахты общинников и коммунарок.
— Куда ты!.. — в щель двери шустро, на четвереньках, прошмыгнул кто-то из малышни и тут же затихарился за кроватями. Вовчик сделал бабе Насте страшные глаза и отрицательно покачал головой — исчезните, мол, сами сейчас разберёмся. Может быть. Та прикрыла дверь снаружи, отсекая «общественность». Не ко времени. И Вадим свалил, своим показаться конечно… и Отец Андрей, говорят, на колокольне, бдит — послали за ним. Хоть бы дед Степан и Геннадий Максимович нарисовались бы — очень неуютно тут с этим… с психопатом этим. Чо орёт. Мы у него отнимали что-то, что ли. Белка какая-то. И Элеонора ещё…
— Да пустите!.. БабНастя, ну пустите же! Чо там Лика одна!.. да пустите, мы тихонько, в уголке посидим!!
В приоткрывшуюся дверь протиснулись Аделька, Верочка, и Катька. И прихрамывающая Зулька сюда же, коза. Все «по-боевому» — с оружием. Всё же разномасть-то у нас какая… стыдно смотреть; не то что у этих, у пришлых. Глянь-ка, у пацана даже целый ППС — но ухоженный, тюнингованный… А у нас — всего понемногу, от СКС до двустволки; вон, даже «трубка-стрелялка» для ближнего боя. Ну ничего, с этого рейда мы не пустые пришли — плюс два автомата. Надо будет распределить…
Девчонки все озабоченные; но рады, видно — все вернулись! И грохнуло здорово, и не раз; и зарево в деревне вон по сию пору. Стрельба только притихла. А наши — все вернулись! И ещё эти — трое новых, пришлых, непонятных. Тяжёлая ночь. Бессонная ночь. Для всех.
Вовчик вздохнул, чувствуя как гудят ноги; как ноет каждая клеточка тела. Как в тепле, после стресса, подкатывает отходняк. А этот — орёт… Белку ему. Элеонору. Не бухой вроде, и не обкуренный.
Вовчик встретился глазами с Катериной, — у той глаза сияют… Увидела его — перекрестилась; и его перекрестила. Переживала — приятно. Но — отходняяяк… Ни говорить, ни думать неохота. Чаю бы — и спать. Но спать сейчас опасно — чёрт его знает, что там у деревенских и у Гришкиных перемкнёт, могут ведь сразу и на пригорок полезть, посчитаться по горячим следам.
— Вы, уважаемый, скажите ясно, кого вы тут ожидали найти, и кого мы вам не можем представить — Белку какую-то, потом Элеонору?.. — видя, что Вовчик молчит, взяла на себя завязку переговоров Аделька, — А то мы прямо в недоумении… — и крутанула гирьку на пальце.
— Я те!.. Я те щас!! — Толик переключился с воплей «на вообще» на конкретный объект, но пистолет сунул в кобуру, — Издеваешься, что ли??
— Не понимаю вас…
— Чо не понять?? — передохнув, уже на порядок тише, вызверился бугай, — Мы тут!.. Отпахали такой крюк; между делом подставились в конкретную вашу тут деревенскую разборку! — и мне тут заявляют! Что не знаем никакой Элеоноры!! Это как понимать!!! — интонации опять пошли по нарастающей.
— Крыс, скажи ему! В ушах уже звенит от его воплей. — толкнул Сергея в бок локтем Бабах.
— Ничо, пусть проорётся, — ответил Крыс, следя за происходящим, — Ему надо. Это у него в порядке. Психопат же, — мне батя объяснял. Проорётся, — потом будем нормально разговаривать. А сейчас пока бессмысленно.
— Да пускай… но как-то неконструктивно он, не находишь?
— Да хули… Толян — он вообще неконструктивный ни разу. Лучше б мы с батей поехали; а Толяна — на хозяйстве.
— Хы. Прям так и представил — вы за его девчонкой, а Толян — на хозяйстве! — хмыкнул тот, — Нереально. А долго он ещё орать будет? По опыту?
— Не. Вон, выдыхается уже. Ща станет вменяемый.
— Ну, и то. А то задолбало уже. Говорю ж — неконструктивно… А ничо тут у них, у деревни-то, славненько… Глянь-ка, светильники диодные, разводка — стало быть где-то генератор есть, аккумуляторный блок… ничо так живут, чистенько… не лучиной освещаются, хы, как можно было ожидать…
— Угу, кучеряво. Ссссуко, ноги гудят. Сейчас бы чайку — и дрыхать… Бабах — спать хочешь?
— Спать… ох ты, нефига ж себе! — Бабах вытянулся, сидя на лавке, разительно напоминая сейчас спаниэля, делающего стойку на дичь, — Ты поглянь, ты поглянь!! Девки пришли! Блин, хоть тут не соврала Валюха — в натуре… ничего себе! Одна другой, эта, лучше…
— Угу… кому что.
— Чо ты, чо ты, я сюда ж за этим и пришёл… — зашептал Бабах, глаза его горели, обозревая, как вошедшие коммунарки ставили свои стреляющие инструменты в специальную пирамиду у стены; раздевались, снимая верхнюю одежду, с интересом и настороженно в свою очередь поглядывая на прибывших.
— Ты не любил — тебе не понять… Вон та вон, со шрамом — ничо так! Самая-самая. И вон та, на азиатку похожая — ничо себе!.. И ещё — вон; но то что-то угрюмая такая. Классная! И вообще!.. Гля, Крыс — а вон и пацанка какая-то, тоже ничего, гы! Не теряйся… Слушай, да мы удачно тут пришли, в натуре! Малинник!
— Да не толкайся ты!.. Жень, ты в натуре как с голодного края, девок никогда не видал… не, со шрамом которая, та, что крестится — она на этого, на Вовчика этого, всё зыркает… А так — да… и та ничо, ага. И… и…
Крыс столкнулся взглядом с пристально его рассматривающей совсем молодой, примерно как раз его возраста, девчонкой.
Что бы там не говорили, что бы там в мире не происходило, любые события, от трагедий до катастроф — природа всегда выше всего: как собачки, на оживлённой улице, забитой людьми, не замечая никого, но только увидев четвероногого друга-подругу своего вида, рвут поводки в руках хозяев, стремясь навстречу друг другу; так и здесь — Сергей почувствовал, как произошло то, что определялось в прочитанных книгах как «искра пробежала»; и страницы с которой «искрой» и её описаниями, он обычно, морщась, пролистывал, стремясь больше к художественному изображению батальных сцен и вообще «конструктива, а не соплей». Но тут… Он встретился взглядом с незнакомой черноволосой девчонкой, — несколько секунд «игры в гляделки», — и обои отвели взгляды. И тут же снова встретились взглядами. Чёрт побери…
Вновь скрипнула дверь, пропуская холодный воздух и бабу Настю. Войдя в помещение, она, обернувшись, строго наказала в приоткрытую дверную щель:
— Андрюшка! Стоишь здесь — никого не пускаешь! Кроме кто из Совета. Считать это дежурным постом, пойдёт тебе в зачёт, потом в журнале отметишь. Как понял?