Владимир считал, что хорошо знает женщин и тонко разбирается в их уловках; и потому он, в процессе беседы с капитаном, чётко отслеживал все те «приёмчики», которыми владеют опытные в амурных делах женщины; и которые Рамона грамотно, опытно, целенаправленно и неотразимо использовала против, как Владимир оценил, простоватого и малоискушённого в общении с женщинами вояки.

Мягким, грудным, низким, таким возбуждающим голосом, Рамона сообщила поначалу такому высокомерному капитану, что они, «девочки», «не какие-то там!.». — они танцовщицы, «шоу-гёлз лучшего в Оршанске кабаре «Рассвет Регионов», про которое он, «господин военный начальник, наверняка слышал (он не слышал), даже если военная судьба не позволила ему в своё время посетить это прекрасное заведение (Богдан в то время, когда ещё функционировал «Рассвет Регионов», лежал в госпитале, залечивая осколочное ранение и последствия обморожения, полученные во время осточертевшего сидения в окопах под Геловайском). И что они, девочки, «идут на всё это» только и исключительно из-за невыносимо-трудного положения их престарелых родителей (тут её глаза увлажнились); и потому, что их «патриотический долг» есть скрасить трудную службу «наших доблестных воинов». Проще говоря — «они не проститутки, — нет-нет!»

Тут капитан было нахмурился: это ещё что за дела?? За что он столько патронов отвалил?? — но Рамона тут же рассеяла его сомнения, сообщив, что «хотя они все и хорошие девочки; но будут делать то же, что делают девочки плохие, только хорошо!» — при этом она зазывным эдаким жестом отбросила волосы с лица; а на обратном пути её рука как бы невзначай скользнула по её высокой груди, талии, бедру… Богдан стиснул зубы.

— Считайте нас гейшами! — попросила Рамона, и её алый язычок скользнул между губ, увлажнив их, — Вы знаете, господин полковник, кто такие гейши?.. — она медленно закинула ногу на ногу, при этом высокий разрез юбки обнажил её безупречной формы бедро, — Это совсем не то, что обычно думают; гейши, это, господин полковник…

Богдан уже дважды поправлял её, что он не полковник; он — старший капитан по принятой сейчас в армии Регионов классификации, но женщина всё равно упорно называла его полковником, при этом каждый раз бросая полный восхищения взгляд на его орден. В конце концов он перестал её поправлять, — женщина, что с неё взять, в воинских званиях не разбирается; а он всё равно ведь рано или поздно станет полковником! Ну и — приятно почувствовать себя полковником пока что хотя бы в глазах этой приятной, хотя и такой смешно-татуированной женщины!

Интимно понизив голос и чуть придвинувшись к Богдану, подавшись к нему всем телом, и, в особенности — как-то так получилось, — грудью, татуированная девушка, представившаяся как Рамона, поведала Богдану, кто такие японские гейши; а также греческие гетеры; и в чём их отличие от вульгарных проституток… Они — «подруги»; их призвание — не удовлетворить чисто животную похоть самца, а на время стать его интимной подругой; дать воину расслабиться в женских объятиях; если надо — дать высказаться и понять его; развлечь его танцами и игрой на музыкальных инструментах; ну и, при взаимной симпатии, подчёркиваю! — доставить ему минуты небесного блаженства в постели!..

При этом она, склонив голову, чуть искоса одарила его таким интимным взглядом, что капитан непроизвольно вспотел, как школьник, которому вдруг оказала знак внимания дано нравившаяся ему одноклассница.

Слегка улыбнувшись, опустив веки, расправив плечи и выставив напоказ такую на вид приятную грудь, девушка, ещё понизив голос, сообщила ему, что уж он, во всяком случае, ей «действительно по-настоящему уже нравится» и «скажу вам честно, полковник, хотя это и нехорошо с моей стороны — вы полностью соответствуете тому образу воина-защитника, который существует у меня с детства! Вы — герой, господин полковник; и я постараюсь…»

Она ещё говорила что-то своим мягким грудным голосом; при этом вдруг протянула руки и взяла своими пальчиками его большую кисть… Богдан обратил внимание, какая гладкая у неё кожа на обнажённых запястьях; и, неожиданно для себя, почувствовал величайшее расположение к этой такой приятной женщине… Что ж! — «гейша», — это совсем другое, нежели обычная блядь! — сказал он себе. Как там она лепечет? — подруга, соратница, шалунья? Пусть так! — хотя бы на вечер! Он даже почувствовал, что у него начал восставать… хм!.. После того обморожения под Геловайском, он подозревал, что застудил себе яички и простату; и у него «с этим» возможны проблемы… впрочем, с рукоблудием всё получалось; но вот с женщиной… ну, тут такая женщина, что, без сомнения, поднимет хоть пушку у подбитого танка, не то что вялый капитанов член! — гейша! Про себя Богдан решил, что, хотя девочек мало, а солдат — много, и «каждому надо бы хотя бы по разу», — эту женщину он будет один… никому не уступит! Пока, во всяком случае. А потом видно будет.

Тут он заметил, что «пидор проклятый», привезший сюда этих див, сидит и смотрит на них; и ему стало неприятно. Подозвав одного из бойцов, он приказал отвести его в помещение для чистки оружия и пристегнуть наручниками к батарее, надёжно! — а ключ принести ему. А на обратном пути пусть принесёт им с Рамоной из пищеблока чего-нибудь выпить. Во, морса пусть принесёт! Пока что только морс. Да, пусть урядник отправит Студента стеречь этого… этого. Пошёл, бе-гом!

Ему приятно было демонстрировать этой своей новой «подруге», что он тут главный, и его приказы выполняются беспрекословно.

Так Владимир оказался здесь, и прикованным к батарее; под охраной Студента. Было скучно, — во всяком случае Студенту было скучно; Владимир же напряжённо прислушивался к происходящему в здании, к отдалённо доносящимся звукам музыки; — и они болтали о жизни.

Вскоре они почти подружились. Никита, выяснив, что доверенный его охране сутенёр совсем даже не тупой сводник, а тоже свой брат студент, не чуждый гуманитарным дисциплинам и вообще философии, «свернувший на эту дорожку» не от врождённой жадности и не ради стяжательства, а «так уж жизнь сложилась», одновременно и осуждающе качал головой, с одной стороны и не одобряя такого «бизнеса», но и, будучи вполне широких взглядов, расспрашивал «как оно в этом бизнесе тикает», каковы доходы, каково «соотношение «доходность-риск». Вообще складывалось впечатление, что парень как бы и на себя примеряет роль успешного сутенёра, полновластного владельца «нескольких тёлок».

Не особо разбираясь с сутенёрской кухне, Владимир постарался свести разговор к абстрактно-отвлечённым материям, к беседе «за жизнь», надеясь потом подвинуть его и к обсуждению внутреннего распорядка на объекте, к информации, которая может быть полезна… В общем, он чувствовал свой столично-заграничный, превосходящий уровень перед парнем, едва закончившим второй курс какого-то местного института народного хозяйства по специальности с труднопроизносимым гуманитарным названием; и, стараясь не вызвать подозрений, умело направлял разговор.

Уже выяснилось, что Никита «эту региональскую движуху, и прославление этих старозаветных местных предателей вполне презирает, — но что делать?.». и пошёл в институт не по призванию, а чтобы откосить от армии «и потому что мама хотела»; но откосить всё равно не получилось; на втором курсе с института бронь сняли, и «всё равно пришлось надевать берцы, мать их!.». Впрочем, повезло — не загремел на передовую, а полгода кантовался при штабе 86-й МС бригады, потому что хорошо умел рисовать и рассказывать разные истории. Ну и в компьютере немного шарил; если нужно было какой-нибудь отчёт набрать или распечатать. «За компьютер» и умение писать плакатным пером его держал при себе начштаба роты; за умение чего-нибудь художественно наврать, перемежая ранее прочитанное с выдумками, его поддерживали в казарме «деды». Теперь вот перевели сюда — «тут жить можно, хотя и скучно».

В это время в комнату зашёл один из местных воинов; похыкал, тыкая пальцем в Никиту, и со словами «- Не повезло тебе, пацан, там такие тё-ё-ё-ёлки! Артистки!», подхватив стул, собрался уходить. Никита переспросил его «а чо там происходит?», и тот мельком сообщил, что