Разницы в росте хватало как раз для того, чтобы Уилки мог шептать Моргану на ухо, лишь слегка наклонив голову. Рука на горле двигалась вверх и вниз, пальцы скользили вдоль артерии. Воронка в полу медленно вращалась и затягивала в себя взгляд, дыхание, способность ощущать форму предметов, температуру и фактуру поверхности.

Тени пожирали друг друга. И, кажется, становились сильнее.

Одна чудовищно вытянутая рука в белой перчатке зацепилась за край воронки, но соскользнула.

- Я… не знаю.

Морган цеплялся за нить размышлений, как утопающий - за поверхность воды.

И с тем же результатом.

- Тебе страшно?

Это был конкретный вопрос - и на него вполне можно было найти ответ. Морган прикрыл глаза, откидывая голову на чужое плечо, костистое и жёсткое даже под слоем плотного зимнего драпа. Губы щекотала прядь волос с запахом розмарина, тимьяна, цветущего клевера и ещё чего-то такого… такого…

Даже сквозь плотно сомкнутые веки просачивалось копошение теней, словно они излучали нечто противоположное свету, но столь же всепроникающее.

“Мне страшно?”

- Нет, - ответил Морган наконец и сам удивился. Страшно не было. То, что он испытывал сейчас, нельзя было описать категориями обычных чувств, будь то ужас, гнев или неприязнь. - Но это… неправильно.

Всё, что находилось у него под кожей, от органов до костей, словно переплавилось в сплошную массу наподобие нагретого пластилина и теперь медленно вращалось против часовой стрелки, так же, как воронка в полу. Оно упрямо тыкалось в кожу изнутри, точно стремилось воссоединиться с тенями, встроиться в чудовищную пищевую цепь, но на правах не жертвы, а равного… хищника.

“Это тоже должно меня напугать, - подумал Морган, с безумным напряжением преодолевая оцепенение рассудка. - Но не пугает. Очень плохо. Очень плохо…”

- Не ускользай, - тихо попросил Уилки, и Морган ощутил другое прикосновение к губам, а затем к скулам - уже не прядь чужих волос, а пальцы, жёсткие и прохладные. - Кажется, я просчитался. Потерпи немного, сейчас мы выйдем. Сможешь идти?

Морган прислушался к себе. Ноги не чувствовались совсем. Способность ориентироваться в пространстве тоже атрофировалась - не различить было не только право и лево, но даже верх и низ.

Он заставил себя открыть глаза.

Тени были везде.

- Не уверен. Но попробую.

- Хороший мальчик, - пробормотал Уилки немного виновато.

Морган честно пытался переставлять несуществующие ноги, но в итоге позорно обвис на плече Уилки. Путь по коридору и спуск по лестнице слились в горячечный бред. Но по мере того, как отдалялась воронка, постепенно возвращались ощущения, будто просыпались один за другим органы чувств. Тёплый воздух, колючее шерстяное пальто Уилки, запах листьев и пыли, трещины на потолке и ряды чёрно-белых фотографий на стенде у выхода. Улыбчивые лица, красивые - детские и взрослые, женские и мужские… Одно из них показалось Моргану знакомым, но прежде, чем он смог облечь это смутное ощущение в слова, Уилки буквально выволок его за порог.

Дальше было уже легче.

Ноги начало покалывать - онемение проходило.

- Я сам, - хрипло выдохнул Морган, хватая ртом морозный воздух. Калитка в обрывках теней медленно закрылась. Снег ослеплял - в свете фонарей, под яркой луной. - Правда, сам.

- Умница, - устало похвалил его Уилки, но хватка его стала ещё крепче.

Шагов через пятьдесят, на ярко освещённой улице Морган собрался с силами и вывернулся из-под чужой руки. Уилки хмыкнул, но спорить не стал, только начал идти гораздо медленнее, подстраиваясь под его заплетающиеся шаги.

Хотя онемение прошло, но головокружение по-прежнему накатывало волнами - как и безнадёжное, тянущее ощущение, словно воронка продолжала и на расстоянии вытягивать кровь прямо сквозь поры кожи.

“Надо быть внимательнее, - подумал Морган, едва не налетев на фонарный столб, и даже эта простая идея потребовала титанических усилий. Сконцентрироваться ни на чём не получалось. Мысли словно увязли в той самой тьме, пожирающей саму себя. - Надо быть внимательнее…”

Напротив красивого псевдоготического дома, сверху донизу увешанного гирляндами, Морган споткнулся о выступающий булыжник, завалился набок и лишь чудом не насадился на выступающие пики низкой оградки. Уилки подхватил его в самый последний момент, встряхнул за плечи и попытался поставить вертикально.

Ноги предательски разъехались в разные стороны.

- Всё-таки тебя порядком зацепило.

Морган хотел возразить, но тут небо с землёй резко поменялось местами. Он зажмурился, цепляясь за пальто Уилки.

- Ага… Ч-чёрт… - Морган часто задышал, стараясь не уплыть в беспамятство окончательно. Кошмары с предвкушением оскалились на границе сознания. - Слушай, я просто всё время думаю об этом… то есть о них… то есть…

Договорить он не успел.

Уилки с размаху вжал его спиной в фонарный столб, безжалостно зафиксировал лицо в ладонях - и прижался лбом ко лбу, широко распахивая глаза.

- Не смей жмуриться.

Морган бы и не смог - даже если бы захотел.

Какую-то долю мгновения он ещё различал игольный прокол зрачка, золотистые искры в радужке, блёклые, но по-девичьи густые ресницы. А затем в него хлынул свет - такой же безжалостный и яркий, как в недавнем сне.

Это было почти больно.

Вязкая пластилиновая масса под кожей, заменившая кости и плоть, не выдержала и секунды. Морган вдруг увидел себя со стороны - сияющим, как стеклянная аромалампа со свечой внутри. И самый яркий сгусток света был почему-то не в глазах, как подсказывали рецепторы, а в груди, за частоколом рёбер - живой и пульсирующий, отсылающий искры в кончики судорожно скрюченных пальцев. Затем видение исчезло, а по телу прокатилась ошеломляюще яркая волна физических ощущений, словно каждая жилка, каждое мышечное волокно напряглось до предела.

А потом всё его существо обернулось звенящей пустотой, светлой и безупречно чистой.

Уилки медленно отстранился, удерживая зрительный контакт.

Острота ощущений слегка притупилась. Граница между болью и удовольствием сместилась в сторону удовольствия - того спокойного приятного чувства, которое иногда наступает незадолго до полного пробуждения от очень хорошего сна. Единственным отличием было то, что разум работал как часы.

- Так лучше? - лукаво поинтересовался Уилки. Губы у него слегка подрагивали, точно он пытался удержаться от улыбки.

Морган проглотил смешок.

- О, да. Гораздо. Как ты там говорил? Так вот, я себя тоже переоценил. Не думал, что меня может вырубить просто от… наблюдений.

Уилки повернул голову - в ту сторону, где осталась заброшенная школа.

- “Наблюдения”? Можно сказать и так. Ты ещё хорошо держался, - сдержанно похвалил он и признался вдруг: - Мне самому порой становится там не по себе. Иногда я думаю, что будет, если я шагну в ту воронку. Ни одна из теней по эту сторону не может причинить мне вреда. Но там их слишком много. И мне интересно, - голос его стал тише, - скольких я успею уничтожить прежде, чем погасну сам.

В том, как он произнёс это, было гораздо больше от обещания, чем от размышления.

“Как лётчик, который собирается протаранить вражеский бомбардировщик”, - понял вдруг Морган - и его вдруг окатило-ошеломило невероятно ярким и жутким образом.

Уилки лежит навзничь где-то на улице другого, тёмного города; длинные волосы паклей стелятся по растрескавшемуся асфальту; некто безликий в цилиндре нагибается и запускает тонкие многосуставчатые пальцы в глазницу, выпрямляется - и надкусывает погасший глаз, как сливу.

… безликий похож на самого Моргана, точно искажённое отражение.

- Заткнись! - По спине пробежал холодок, напоминающий о самом обычном человеческом страхе. - Если только попробуешь, я…

- Что “ты”? - с любопытством обернулся Уилки. Болезненная тяга к саморазрушению, до одури напоминающая задавленное чувство вины, ушла из его взгляда, и Морган теперь не знал, померещилась она ему или была там на самом деле. - Скажи, правильный мальчик. Я внимательно слушаю.