– Мы в мистику не верим, - добавил Иван. – Наука может объяснить все, а вообще ради стойбища Чингисхана можно и рискнуть!..
Тот же день. Воинская часть № 29119.
Нынешнее утро выдалось для Нетупейко напряженно-радостным. Радостным потому, что предстояла поездка в центр за продовольствием, а напряжение вызывали мысли о том, сколько самогона взять с собой в путь. Тут главное не пожадничать, но и не перебрать, а то придется всю дорогу находиться в забытьи. И прапорщик решил взять с собой три литра.
Утром он сел с драгоценной емкостью в кабину водителя, а Треев и Лагшин в кузов, им предстояла работа грузчиков. «Урал» завелся с пол-оборота, разорвав привычную тишину стрёкотом двигателя, выпустил в воздух клубы серого дыма и скрылся за воротами.
Спустя час ворота опять открылись и в тайгу ушли трое: двое «дедушек» и рядовой Максимюк. «Дедушки» с разрешения командира части отправились на охоту, пострелять зайцев или еще какого-нибудь зверя, взяв с собой автомат с полным боекомплектом, два литра самогона, купленного накануне у прапорщика, и Максимюка, чтобы тот на обратном пути нес подстреленную дичь.
«Охотники» уже ходили в тайгу не раз, добирались до избушки староверов, что ютилась среди болот, десятком километров ниже, пили там, а потом устраивали «ночные стрельбы». То есть выходили в тайгу и стреляли, куда хотели, снимая, таким образом, армейские стрессы и накопившуюся усталость.
А настоящую дичь добывал потом Максимюк, он ведь из сибирских потомственных охотников. Сам добывал, сам и тащил ее на себе, чтобы потом в меню было свежее мясо, а не консервы с истекающим сроком хранения.
Уже после обеда в тайгу за кедровыми орехами отправилась жена Рябинина с детьми. Они, к огромной радости капитана, отправились с ночевкой на Холодный ручей, прихватив с собой еду и палатку. Большей радости Рябинин представить себе не мог, он оставался один на целые сутки! День абсолютной свободы после двенадцати лет душевного плена! Сегодня даже не надо будет пить, чтобы забыться, наоборот, необходимо быть трезвым, чтобы насладиться неожиданно выпавшим счастьем…
Вечер на тайгу опускается быстро: за какую-то четверть часа небо становится темно-синим, потом серым, затем темно-серым и сразу черным. Стихают все звуки, кроме шелеста ветра, все предметы сливаются в одну темную массу, а на небе холодные равнодушные звезды.
Вот и теперь темнота обхватила военные постройки, поторопив людей ко сну. Солдаты спали крепко, им сегодня уже никто не мог помешать, «дедушки» были далеко, а вот к Рябинину сон никак не шел. То ли отвык спать без выпивки, а может, просто не хотелось спать.
Вообще-то, сны посещали его часто, особенно, в последнее время, причем, на одну и ту же тему: уже почти три месяца ему являлась во сне Наталья. Каждую ночь повторялся одни и то же сон: он бредет по тайге в белой одежде, а вокруг густой туман. Тут же его посещает чувство тревоги и растерянности заблудившегося человека, но вдруг туман раздается и появляется она, вся в прозрачном одеянии, излучающая неземной блеск.
«Иди ко мне», - шепчет она и протягивает свои руки. Рябинин понимает, что не должен смотреть на ее сказочно красивые черты лица, соблазнительно стройную фигуру, и поэтому с огромным усилием он отворачивается. Но тут из ее протянутых рук исходит свет золотой, наполняющий и заполняющий всё пространство, свечению этому невозможно противостоять. Рябинин сам делает шаг вперед и прижимает ее к себе.
Он чувствует тепло ее тела, слышит ровное дыхание и биение сердца, волосы щекочут ему лицо – все происходящее слишком реально, чтобы быть просто обыкновенным сном. Вот он смотрит в ее глаза, большие, темные, лучистые, смотрит не отрываясь, они, будто магниты, тянут его в свою бездонную глубь.
Он смотрит, а туман начинает сгущаться, в голове приятный звон. Постепенно всё куда-то уплывает, а тихий ласковый голос, ее голос, шепчет: «Ты будешь моим, скоро, уже совсем скоро, моим, только моим. Навек будешь принадлежать лишь мне одной…».
Рябинин очнулся. Потолок, пустые стены, одинокая ночная комната, часы высвечивали четверть третьего. «Опять этот странный сон», - задумчиво сказал он и глянул в окно. В небе висела Луна почти полная, большая, печально-золотистая, ее свет освещал постройки лучше всякого прожектора.
«Так вот откуда в моих снах этот золотистый свет», - подумал Рябинин. Ему вспомнилась статья в каком-то научном журнале, где один известный профессор утверждал, что Луна плохо влияет на сны. «Чушь, отговорки, - отрезал ход мыслей капитан, - Луна тут ни причем. Я видел сны и в безлунные ночи, причем одни и те же, в одно и то же время».
Необходимо было что-то делать с этим наваждением, но что именно? Рябинин понимал, что дело не в снах, а нем самом. Он уже давно стал ловить себя на том, что постоянно думает о Наталье, ищет с ней случайных встреч, тайком наблюдает за ней. Вечером дает себе слово забыть, но утром едва увидит ее, все начинается снова.
Он заметил, что Наталья сильно похорошела в последнее время, чертовски похорошела, было что-то в ней необыкновенное, таинственно – манящее, особенно, в искрящемся блеске глаз. Ох, эти глаза… И ещё одну странность подметил Рябинин: стоило ему подумать о ней или вспомнить, как она тут же появлялась в реальности.
Если он украдкой глядел на нее, она всегда уличала секунду, чтобы резко повернуться. Тогда, их взгляды встречались, и он видел этот чарующий блеск бездонных глаз, торжествующе-соблазнительную улыбку. Неужели она догадывалась о том, что с ним происходит? Нет, она не догадывалась, а точно знала о его состоянии, Рябинину стало это абсолютно ясно…
Наталья еще раз посмотрела на Луну и улыбнулась, в руках ее покоилась бабушкина книга – незаменимая бесценная вещь. Она тихо разделась и легла в постель, предварительно спрятав книгу. Отехов крепко спал и ничего не слышал, он уже три месяца крепко спал, никогда не просыпаясь ночью.
Сам старший лейтенант приписывал это своему здоровью и грамотно спланированному режиму дня, но дело было совсем в другом. Он каждый вечер пил чай, потом тут же засыпал мертвецки. «Старлей» не подозревал, что в том чаю жена настаивала сон-траву, о которой вычитала в бабушкиной книге.
Пока муж спал, жена проводила нехитрые обряды ворожбы, читала заклинания, совершая прочие колдовские мелочи. Завтра в первый день полнолуния ей предстояла первая серьезная магическая работа, но для этого необходимо было оказаться в лесу с полночь.
Она еще пока не знала, как, но обязательно найдет возможность выполнить важный обряд, ради достижения поставленной цели. Ей никто не помешает, особенно, спящий рядом муж – остолоп. «Завтра, - подумала она, - Все решится завтра».
Одинокие скалы, 13:00.
– Места здесь и впрямь неприветливые, - согласился Алексей, до сей поры отмалчивавшийся.
– Это просто осень, - отметил Иван, - Любимая пора поэтов. И за что они только любили эту унылость, помноженную на печаль со скукой?
– А вы заметили, что за все три дня, что мы здесь, солнце ни разу не выглянуло? – будто не слыша лирических отступлений друга, спросил Алексей.
– Восточная Сибирь, конец сентября, - привел свои доводы Иван, - Иногда в это время уже снег выпадает.
– И зверей никаких нет, - гнул свою линию Алексей, - Раньше идешь, то заяц, то белка, а тут тихо, даже птиц нет, деревья, будто неживые и камни эти тяготят своим присутствием.
– Да ну тебя, - махнул рукой Иван, - Наслушался дедовских россказней и, как маленький, в панику подался. Тебе тридцать шесть лет, а все в байки всякие веришь. «Зайцы, белки!», - передразнил он друга, - Мы – археологи, а не юные натуралисты.
– Смейся, смейся, - буркнул Алексей, - Но только не говори, что ночью не ощущал какую-то дрожь в земле.
– Ты же знаешь, что я всегда крепко сплю, - заявил Иван, - Лично я ничего не ощущал, тебя просто от холода трясло или это наш могучий Борис храпел.
– Очень остроумно! – крикнул тот, высунувшись из палатки, - Чем без толку ругаться, лучше сходили бы за водой, потом все дружно обедаем и за работу примемся.