На него накатила волна тошнотворного головокружения. Он отсек ее. От Кнекку во все стороны потекли мысли. Вершина башни содрогнулась и стала подниматься, унося его вверх. Щупальца, соединявшие ее с остальной башней, натянулись и одно за другим разорвались. Он видел, где находится Ариман. С истерзанных небес и до расплавленной земли свисало знамя белого огня. Черный диск зашипел, подчиняясь его воле.

+Брат+.

Он поднял голову. Бьющие крылья затмили небеса, когда Сар’ик порхнул вниз.

+3а мной, — велел Кнекку и ринулся на диске вперед. Сар‘ик поднялся вместе с ним, словно ястреб на теплом воздушном потоке. — Зови братьев. Зови их всех+.

+Ты нашел Алого Короля? — спросил Сар’ик. — Он возвращается?+

Кнекку не ответил. Огонь, и разруха, и кишевшие внизу армии были пятнами очертаний и цветов. Он не сводил глаз с сердца спирали света и разрушения, в котором ему предстояло встретиться с Ариманом и спасти Изгнаннику жизнь.

«Будет ли это похоже на огонь, что погубил мой родной мир? — спросил Астрей.

«Монолит» завывал. Он ощущал, как нити мыслей рвутся на свободу в ярящийся варп. Свет от места их назначения разгорался все ярче.

Он чувствовал, как демон шевелится в его мозгу, не отпуская его ни на шаг. Он терял рассудок. Он чувствовал, как мысли вытекают у него из головы, и когда они исчезали, Астрей уже не помнил, о чем они были.

«Он сгорит так же, как мой мир?» — спросил он у демона.

«Да», — ответил демон.

«Чем был мой мир?»

«Он был твоим домом».

«И он сгорел?»

«Да».

«Почему?»

«Из-за него».

«Из-за Аримана?»

«Да».

«Он был моим братом. Он был моим другом».

«Он — твой враг».

«Он — мой враг».

Они почти прибыли. Варп вскипал перед ними, истекающий кровью, разрываемый на части войной и колдовством. «Монолит» приближался к Планете Колдунов, словно акула, что всплывает из темных пучин океана.

Он почувствовал, как внутри поднимается еще одна мысль, когда поверхность реальности стала ближе.

«Это… это что-то значит?»

«Да, — ответил демон. — Это значит все».

Мир исчез в пронзительной белизне. Одно мгновение Ариман утопал в бытии, а уже в следующее все пропало.

Звуки исчезли. Ощущения стали сужающимся листом: воздух в легких, кружащиеся в голове мысли, грохочущая в венах кровь, бьющиеся сердца, острое серебро в груди.

Серебро.

— Время, — голос принадлежал не ему.

Ариман не узнал его, но понимал, что тот должен быть ему знаком. Он уже слышал его прежде. Тот всегда был здесь.

— Я не хочу умирать, — произнес он.

— Но ты также не хочешь жить, — сказал голос.

Вкус воздуха исчезал. Он больше не чувствовал влажного тока крови в теле. Его сердца и пронзительная боль серебра слились в одно целое.

Бум-стук. Бум-стук.

Серебро.

Серебро у него в сердцах.

Серебро обрывало нить его жизни. От него осталась всего горстка бритвенно-острых осколков. Недостаточно, чтобы сделать нож, но хватит, чтобы отлить монету, дабы заплатить паромщику. Как раз достаточно.

Серебро было родом с Терры, выплавленное слепыми кузнецами и поцелованное псайкерами, перед тем как их отдали Золотому Трону. Его разум не мог прикоснуться к нему. Все его силы попросту соскальзывали. Все, что он узнал о его происхождении, было почерпнуто из разума особы, которая выстрелила в него болт-снарядом с наконечником из этого серебра.

Он вспомнил Иобель — ту первую, краткую и в конечном итоге фатальную встречу. Он увидел дульную вспышку ее болтера и ощутил влажный стук, когда снаряд прошел сквозь сочленение в доспехах и взорвался в груди. Он почувствовал, как из тысячи порезов в плоти хлынула кровь.

Бум-стук. Бум-стук…

— Тебе не удалить их все, — сказал он Карменте, давным-давно нашедшей свою могилу в пустоте. — Два из них крюком засели у самых сердец. Закрой рану.

В некотором смысле его тогда убили, одним выстрелом.

Эон назад.

Жизнь назад.

Он почувствовал, как его воля, которая не позволяла серебру добраться до цели, наконец иссякла.

Бум-стук. Бум-стук…

Осталось лишь биение сердец, их ритм и ритм его мыслей.

«Вот и все. Когда все мистерии раскрыты и огонь бытия укрощен, остается лишь это — красный круг, бегущий сквозь плоть в ожидании конца».

Бум-стук. Бум-стук…

За пределами его безмолвного царства его тело и душу обволакивала Рубрика. Больше она в нем не нуждалась. Его воля исполнилась. Теперь от него требовалось только одно — это самое последнее мгновение.

«Все закончится здесь», — повелел он.

Серебро погрузилось в мягкую ткань. Его сердца ударили еще раз…

Бум-стук. Бум-стук.

…и умолкли.

XXIII

Спаситель

Один момент — достаточно короткий, чтобы его оборвать, и достаточно длинный, чтобы удушить остаток бытия.

С поверхности Планеты Колдунов поднялся столб света, раскалываясь на лету. Ветви пульсирующего неона растеклись по небу и ударили вниз. Колдунов на полушаге прикололи к земле яркие копья. Воины Рубрики застыли, охваченные ослепительным сиянием. Живые впали в безмолвие. Из призрачных легионов вырвались ореолы рваного дыма. Стыки брони загорелись, на поверхностях всплыли золотые письмена. Гибкие сочленения треснули. Хлынувший изнутри прах спиралью влился в свет. Вместе с ними потекли голоса, звучавшие громче, чем рокот грома и рев орудий. Рубриканты взвыли, и их вопли были зовом бесконечно умирающего легиона.

Мутанты и люди, находившиеся рядом с Тысячей Сынов, иссохли в мгновение ока. Орды младших демонов шипели, рычали и сцеплялись друг с другом, пытаясь убраться как можно дальше. Большинству это не удалось, и вихри, раскручивавшиеся над воинами Тысячи Сынов, разорвали их на куски. Огни битвы и крики умирающих оборвались, поступь разрушения замерла.

Ктесий, все еще стоявший на своем диске, ощутил, как с уст сорвался последний слог, а затем огонь взорвал его душу изнутри.

Кнекку почувствовал Рубрику до того, как она накрыла его, и начал поворачиваться. Время остановилось. Свет и тьма поменялись местами. Из Кнекку выплеснулось пламя, полыхнув, коснулось Сар’ика и пригвоздило того к воздуху.

Игнис лежал на палубе «Слова Гермеса», когда его тело объяло ослепительно-белое пламя.

Вселенная затрепетала.

А затем — словно правосудие, обрушившееся с небес, — из варпа вырвался «Монолит».

Космический скиталец пробился в бытие, распоров реальность, словно пуля — шелковую ткань. Перед ним катилась волна энергии варпа. Корабли, серебряные башни и демоны перевернулись и закувыркались, наполовину выскользнув из небытия. Противоборствующие интерпретации физики разломали корпуса и тела на части, и куски камней, металла и плоти полетели к далекой поверхности. Обломки загорелись тысячей цветов. «Монолит» вошел в верхние слои атмосферы, гоня перед собой волну горящего воздуха и молний, которая захлестнула корабли, удерживавшие позиции над Городом Башен. «Слово Гермеса» завалился набок и заскользил по небосклону. «Последняя истина» треснула вдоль хребта. Духи, что были закованы в корпусе военного корабля, вырвались наружу, и ударная волна от варп-пролома разорвала их в клочья.

Психический импульс, сопровождавший вхождение «Монолита», встретился с последним моментом Рубрики, словно цунами, накатившая на извергающийся вулкан. Грубая энергия и скульптурная мощь соприкоснулись, размылись, слились. Заклинание дрогнуло.

Вопящие ореолы над рубрикантами съежились, и воины начали двигаться, тряся головами и хватая руками воздух.

Кнекку резко открыл глаза и увидел проносящуюся под ним стеклянную равнину.

Ктесий содрогнулся, и у него была секунда, прежде чем из его уст вырвалось слово.

Игнис покатился, когда «Слово Гермеса» накренился и гравитация на миг дала сбой. Он врезался в стену и рухнул обратно на палубу, словно тряпичная кукла.