— А ты ревнива, детка?

Я дрожу от этого слова, пока окидываю его взглядом.

— Не… — я тыкаю его в твёрдую грудь, — ...называй меня деткой.

Он закатывает глаза и хватает верный маркер со стола, щелкая им в воздухе прямо как маленький ребёнок.

— Кто-то ревнивый, — поёт он, ухмыляясь.

Он хочет, чтобы я была ревнивой. Он нуждается в том, чтобы я была ревнива. И я такая. Я ревнивая, но это «Уловка №22». Я не могу быть ревнивой подружкой — это даст ему возможность обвинить меня в конечном итоге. Где тебе, высокомерный... А если вы не ведете себя ревниво, то он будет думать, что вам всё равно. Так что я провожу своим пальцем по краю белой скатерти и вздыхаю.

Двери открываются, и зал для автограф-сессии наполняется читателями, половина из них стекается в сторону стола Джастина и выстраивается в очередь. Я сижу и наблюдаю, как они обмахиваются. Я пытаюсь подавить кислоту, поднимающуюся вверх по моей глотке, когда они целуют его в щеку... или плачут. Да, некоторые из них плачут. И я понимаю это. Правда. Шлюзы откроются, если я встречу Стивена Кинга, но это по-другому, поскольку это Джастин Вайлд, а не Стивен Кинг. Это моя вторая половинка, на которую вешаются эти женщины. Из-за его слов. Его внешности. Всё это не имеет значения, поскольку я, бл*дь, ненавижу делиться им! О, конечно, я буду улыбаться. Я буду смеяться. Притворяться, что мне всё равно, что они игнорируют меня. Когда проходят мимо моей последней книги, мимо места, где я сижу, даже не признавая моего существования. Я подавляю эту необходимость вопить: «Вам понравилось волочиться за моей ёбаной игрушкой? Да?». В то момент хочу спросить их, подумывают ли они про себя о том, чтобы перерезать мне горло или просто задушить в женском туалете. Я останавливаю себя, поскольку знаю, что это не хорошо. А Джастин любит хороших девочек...

Спустя три часа он без единой книги. Все книги распроданы даже с учетом того, что издатель порвал с ним. Даже с учётом того, что на Facebook есть группа, заполненная доверху его бывшими шлюхами. Со совсем этим блдством и стенанием, как он их трахнул и бросил. Лгал им. Я не могу сдержаться и не посмеяться над ними, и я действительно не могу обвинять Джастина за то, что он сделал, потому что они жалкие. Половина из них была влюблена, протягивая их разбитые-бучие-сердца в своих руках. Отсосите, лютики. А затем был блог… но ни что из этого в действительности не сразило его. Он неприкасаемый или, по крайней мере, так думает.

— Ты хочешь напиток из бара? — спрашиваю я, вставая и поправляя платье.

— Да, конечно, детка.

Еать мою жизнь, Джастин. Назовёшь меня деткой ещё один раз и… это фишка любви: чем дольше ты в ней, тем менее идеальными кажутся даже самые совершенные любовники. Но Джастин идеален, даже если и солгал о своём имени, степени и чтении Кинга и Паттерсона. Даже если он и называет меня деткой и смотрит налево. Поскольку он написал те блдские книги — книги с ужасной концовкой, которую мы должны исправить.

Я иду к бару и заказываю два бокала мерло, а на пути обратно меня останавливает женщина прямо у дверей.

— Вы девушка Джастина Вайлда, верно?

— Что-то в этом роде, — произношу я, поскольку пока мы не сделали это официальным на Facebook, а это должно быть объявлено в социальных сетях, чтобы стать официальным.

— Счастливица, — улыбается она. — Скажи мне, каков он в постели?

Мои щеки опаляет пламя, и я хочу сказать ей, что он удивителен — настоящее животное, но я не хочу, чтобы она грезила о нём по ночам. Я не хочу, чтобы она знала те вещи, которые знаю о Джастине я: то, как корчится его лицо, и этот его глубокий хриплый стон, когда он кончает, или как он любит догги-стайл с моей наклонённой вперёд спиной, так что каждый раз, когда мы трахаемся, простыни сорваны с матраса, а у меня на бёдрах остаются синяки от его рук. Нет. Это мои секреты, так что я хмыкаю и ухожу.

— Эй, Мариса? — зовёт Тори, когда я обхожу её стол. Звук моего имени на её губах заставляет меня съежиться. Я натягиваю улыбку и оборачиваюсь с двумя бокалами в руках.

— Да? — стону я.

— Есть кое-что, что я должна тебе сказать.

Моё сердце трепещет в груди, как птица в клетке, когда я направляюсь к её столу. Мне просто надо уйти, но я не хочу, чтобы она подумала, что она обеспокоила меня. Хотя так и есть. Я беспокоюсь из-за неё. Я останавливаюсь у её стола и смотрю на неё сверху вниз.

— Что, Тори?

Она наклоняется над столом, небрежно направляя свою ручку в сторону Джастина.

— Дело в том... — вдыхает она, её глаза бегают, прежде чем она ловит мой взгляд, — …ты плохо знакома с индустрией и всем этим, но Джастин... — смеётся она, а я хочу взять её за челюсть и раздробить на хрен, — …он не тот путь, с которого ты захочешь начать. Он — мудак, если ты не заметила этого по всем тем фоткам, что взорвали тот блог, ты тоже там есть.

Она выгибает бровь.

Боже, держу пари, треск от её челюсти будет...

— Ладно, Тори, Джастин действительно не твоего ума дело.

— О, ты права. Конечно, нет. Я чертовски ненавижу его. И пока часть меня надеялась, что он трахнет тебя точно так же, как и меня, — она складывает свою руку как пистолет, прищуривая один глаз, в то время как притворяется, что целиться в какую-то брюнетку, — …эта девочка, иииииии эта девочка, часть меня надеялась, что возможно ты будешь той, кто даст ему… ну, ты понимаешь?

Я впиваюсь в неё взглядом.

— Не думай, что ты особенная, Мариса. Он козёл. По его словам, всё, что он хочет, — это чтобы его член оставался влажным для того, чтобы заставить тебя влюбиться в него. И ты думаешь, что ты другая, поскольку он заставляет тебя так чувствовать. Он провернул это со мной, так что я знаю лучше. Точно так же, как и ты. Джастин Вайлд — это не просто какой-то игрок, он — Игрок с Большой буквы, поскольку он играет с твоим сердцем, а не с твоей киской.

Пульс звенит у меня в ушах. Ногти вонзаются в ладони. Я оглядываю комнату. Здесь есть ещё одна темноволосая девочка, которую он трахал. И другая. Есть читательница, которая стоит у его стола и состоит в группе «Джастин — мужчина-шлюха». Я читала её посты, полные уязвлённого достоинства о том, как он заснул, пока трахал её. А затем, я осознаю: то, как он корчит своё лицо, когда кончает, — не мой секрет. Он наш. Это наше. Эти женщины видели его обнаженным. Они чувствовали его внутри себя, поверх себя. У них было его горячее отчаянное дыхание, обдувающее их шей. Они слышали произнесенное шепотом заверение в том, что они другие.

Джастин, улыбаясь, разговаривает с девочкой. Она топчется на месте. Её щеки розовые от волнения. Он одним пальцем поглаживает по её руке и подмигивает. И я понимаю, что это проблема. Это не он. Это — условия. Эти все условия неправильные. Эти девочки... Что-то должно измениться, Джастин. Мы так не можем жить. И сейчас я желаю, чтобы дельце Дженны Фишер и Криса Тэлона осталось в тайне. Я хочу, чтобы её муж просто бросил её вместо того, чтобы надрать задницу Криса, поскольку из-за этого нас бы здесь не было. Тогда бы люди по-прежнему ненавидели Джастина. Они всё ещё бы говорили о том, что он шлюха, мудак и кусок дерьма. И у меня всё это было, но я позволила этому ускользнуть сквозь пальцы, поскольку я, как и все они, хочу его, но я не хочу, чтобы они хотели его. Дерьмо, вы видите, это — часть книги, которую необходимо исключить. Если только я не смогу вернуться назад и удалить это... Он заставляет меня ощущать себя безумной, нестабильной, расстроенной и смущенной.

Раздаётся высокий свинячий визг смеха Тори, завершающий беседу, и я дрожу, размышляя о том, издавала ли она этот звук, когда кончала под Джастином. Я прохожу мимо темноволосой девочки, мимо читательницы с розовыми щеками и занимаю своё место рядом с Джастином, вручая ему вино. Он занят, смеясь над чем-то, что девочка, стоящая с его книгой, только что сказала, и я уверена: она думает о том, насколько у него большой член, каков он будет на вкус в её маленьком грязном ротике.