Когда голова колонны оказалась метрах в двадцати, старший лейтенант Коноплев встал из-за камня во весь рост и обратился к идущим со следующей речью: «Господа бандиты, вы окружены, во избежание кровопролития вам предлагается сложить оружие и сдаться!» Мог крикнуть то же самое из-за камня. Наверняка был бы жив. Но он встал. Встал, потому что был Солдатом с большой буквы. Встал для того, чтобы продемонстрировать миролюбие, встал потому, что не хотел никого убивать и не верил, что кто-то хочет убить его. Что хотел сказать еще старший лейтенант Коноплев и хотел ли он еще что-нибудь сказать, никто не знает и уже не узнает, ибо все было кончено секунд за 15.
Один из стоящих на тропинке вместо ответа выпустил от бедра длинную очередь. Одна из пуль попала Коноплеву в лоб. Умер он практически мгновенно. 48 находящихся в засаде разведчиков (соотношение один к одному) мгновенно смели автоматным огнем всех стоящих на тропе. Что это была за организация, до сих пор не знаю, но организация была интересная. Люди и оружие есть, а документов ни у кого никаких.
Оружие собрали, трупы остались на тропе, вертолеты забрали в установленном месте роту, тело старшего лейтенанта Коноплева. Перечисленные выше события имели два ближайших и одно отдаленное последствия. Во-первых, выяснилось, что доклад о проведенной операции никого усиленно не интересует. Командующий даже слушать не стал. Порекомендовал рассказывать эти басни внукам, если доживу. Через клерков была доведена команда, что захватили склад оружия. Удобная позиция — сунул голову в песок — и никого не вижу. Второе последствие было бы смешным, если бы не было таким печальным. Медслужба и тыл сбили ноги в поисках гроба для лейтенанта Аксенова. Парень был рослый, видный, гроб нужен был большой. С превеликими трудностями гроб нашли. Только привезли этот гроб — новая информация — Коноплев. Начальник медицинской службы дивизии в поисках гроба нашел контору, где ему предложили сразу шесть. Начальник медицинской службы дивизии подполковник Аркадий Алексеевич Чмуневич человек был исключительно толковый, грамотный, глубоко знающий и любящий свое дело. Но рысканья в поисках гробов его утомили, и, найдя их наконец, он так обрадовался, что немножко перестал соображать. Забрал в санитарку все шесть гробов, привез их и средь бела дня разгрузил в медпункте. Предусмотрительность в военном деле — вещь необходимая, в конце концов каждый баран носит свои рога: кто-то отвечает за снаряды, кто-то за кашу, кто-то за гробы. Отвечаешь, черт тебя побери, возьми и привези их тихонько вечером, сложи их куда-нибудь, знай об этом сам, пусть знают об этом два солдата, которые разгрузят. И… тишина. А здесь, средь бела дня, такая предусмотрительность естественно подействовала на всех удручающе. Начмеда я своего глубоко уважал, но тогда, дело прошлое, влетело ему от меня рупно.
Как бы там ни было, дело было сделано. Создана возможность отправить погибших в бою офицеров на родину по-христиански. Рано утром прямо в чистом поле поставили два стола, обтянутых красной материей, а на них — два гроба один подлиннее, другой покороче. У гробов стали в почетном карауле четыре разведчика. Говорить тут особо было нечего. Что тут скажешь? Отличные офицеры пали в борьбе с… В борьбе с кем?.. В мирное время на родной земле погибли два офицера в борьбе с кем?.. Я прошел попрощался первым, сделал несколько шагов в сторону и остановился у гробов. Лицо лейтенанта уже было тронуто трупными пятнами, всегда чубатый Коноплев лежал чистенький, смирный, с непривычно выбритым лбом, на котором легким бугорком — морщинкою был отмечен след входного отверстия пули. Солдаты, офицеры текли мимо гробов нескончаемым потоком. А я стоял около гробов и всматривался в лица, не напрямую, исподволь.
Все приходят на этот свет разно, и в жизни были разными мои подчиненные, но здесь они стали удивительно похожи, похожи жестко-каменным выражением лиц. В редких глазах мелькал испуг. Шел поток, и шел процесс окаменения сердец. В каких единицах можно измерить доброту, милосердие, сострадание, отзывчивость? Не знаю. Знаю точно одно — у каждого проходящего в душе, в сердце, как угодно считайте, минимум на одну эту единицу становилось меньше. Потом был транспортник ИЛ-76, суетившийся экипаж, на который привезенные гробы не произвели никакого впечатления. ИЛ-76 не мог вести только два «груза двести», нерентабельно, это — огромный самолет. Поэтому транспортник чем-то там грузили, а мы ждали, периодически ругая летчиков за медлительность. Гробы буднично стояли на остатках жухлой травы, рядом с «рулежкой». Я клял себя за то, что доверился летчикам, поверил, что все готово к загрузке, не выслал своевременно офицера, который бы подтвердил эту самую готовность.
В голове сидела мысль: почему гробы не накрыты государственными флагами? Ушли из жизни Солдаты, ушли в бою, но должно хоть после смерти как-то отличить погибшего солдата от человека, который умер от старости или после продолжительной болезни. Что-то в этой суете живых перед лицом мертвых было пронзительно печально. Разные были в жизни моменты. Афганистан, например. По-разному выносили и вывозили трупы: и завернутые в плащ-палатку, и незавернутые, притороченные к броне, и на ослах. Но то был Афганистан, там была одна мысль: вывезти, вынести трупы и сделать так, чтобы при их вывозе-выносе не образовалось еще 2–3. А здесь-то — здесь!.. Земля вроде родная, советская. Почему нет флага на гробах?
Летчики наконец закончили погрузку, гробы занесли и установили в самом конце самолета на рампе. Борттехник, старший прапорщик в годах, постоял над гробами, снял фуражку, перекрестился. Надел фуражку, сходил куда-то в глубь самолета, принес два солдатских одеяла и зачем-то накрыл гробы, аккуратно подоткнув края. Зачем — неизвестно, но всеми это почему-то было воспринято как акт своеобразного извинения за непристойную суету.
Самолет улетел. В заключение надо сказать о том, что у убиенных офицеров осталось у каждого по вдове с ребенком. Партия и правительство высоко оценили вклад их погибших мужей в дело борьбы с беспределом. Чиновный люд в разных городах, не сговариваясь, вынес вердикт — 35 рублей пенсии каждой. По рублю на день, а на пятерку в одно из воскресений можно разгуляться. Это и было отдаленное последствие гибели при, как мы тогда считали, исполнении служебного долга. Полгода у меня ушло на то, чтобы при всяческой поддержке и активной помощи заместителя министра обороны по кадрам, бывшего Командующего воздушно-десантными войсками генерала армии Д. С. Сухорукова «пробить» и оформить так называемые республиканские пенсии в 160 рублей. А так, войны нет — какие пули?.. Вот закон. Что? На 35 рублей жить нельзя? Не живите!
…17 февраля 1990 года мне присвоили воинское звание «генерал-майор». Это была другая плоскость, начался новый отсчет времени.
На пути к избирательным урнам
В скором времени обстановка нормализовалась до такой степени, что потянулись к дому и мы. Полки вернулись, опять пошло отлаживание учебного процесса, обслуживание техники, наряды, заботы. В общем все, как всегда.
Ан нет. Здесь надо отметить, что на 4 марта 1990 года были спланированы выборы в Верховный Совет РСФСР. Еще до бакинских событий мне позвонил Командующий ВДВ генерал-полковник Ачалов и «озадачил» меня следующим образом: У тебя с выборами здорово получается, если ты сумел начальника политуправления Сухопутных войск депутатом СССР избрать, то избрать Командующего ВДВ депутатом РСФСР просто обязан!
— Моисеев баллотировался по Туле, с прилегающими к ней районами. Если и вы будете здесь баллотироваться — засмеют, — ответил я.
— Нет, я буду баллотироваться по отдаленным районам Тульской области.
— У тебя в Ефремове артполк стоит — вот его и возьмем за основу.
У меня еще свежи были в памяти одни выборы. Наступать еще раз на одни и те же предвыборные грабли страшно не хотелось, но…
Я сказал: «Есть!» и, про себя чертыхаясь, занялся организацией выборов. Первый визит в Ефремов и знакомство Владислава Алексеевича с районным начальством были обставлены широко и помпезно. Разговаривать с народом «за жисть» Владислав Алексеевич умел — это у него не отнимешь. Легко и непринужденно обсуждал свежие политические новости, попутно ненавязчиво обещая навести мосты, отремонтировать школы, провести газ и водопровод, выделить технику. Владислав Алексеевич красиво отбил первую лобовую атаку просителей с так называемыми наказами депутату, многозначительно расставив ряд акцентов. Мол, как только — так сразу. Для более детального обсуждения дел предвыборных была отобрана элитная группа руководителей — человек в 30. В нее вошли секретари райкомов, председатели райисполкомов, наиболее маститые директора предприятий, председатели колхозов. Оторвавшись от решительной толпы твердо настроенных на перестроечный лад жалобщиков, элита удалилась в какой-то «загородный греческий зал», где за хорошо обставленным столом была продолжена конкретизация ситуации. Было выпито два с лишним ящика водки. Беседа носила легкий непринужденный характер, секретари, директора и председатели поочередно высказывали свои первоочередные проблемы, сопровождая их комментариями не без юмора. Владислав Алексеевич выносил вердикт: мост построить до 1 марта. Ну, хрен с ним, что зима, все равно до 1 марта. Двадцать ГАЗ-66 выделить, дизтопливо реализовать, школу завтра же приступить к ремонту.