Обычно по приезду в новый город мы тут же бежали напитываться впечатлениями. И хотя здравый разум подсказывал: что посидеть вместе можно и дома, у себя на родине, мы плюнули на ту порцию эмоций, которую могли получить от сегодняшнего вечера, и остались в гостинице. И то ли оттого, что вечер стал нашим, или потому, что мы хоть на время сбросили с себя обязанности туристов, все преобразилось. Даже улыбки на лицах прислуги уже не казались вылепленными из гипса.

Неторопливо поужинали, на какое-то время заполнили вестибюль улыбками, смехом и русской речью, затем вдруг неожиданно оказались в небольшой комнате, чем-то очень напоминающей красный уголок общежития. Несколько столиков с газетами и журналами, удобные кресла, настольный футбол, телевизор. Никто из нас даже и не догадывался о существовании этой комнаты, было непонятно, как мы в нее попали. А оказалось все проще простого. Кто-то из наших ребят вошел в контакт с администрацией, а та, в свою очередь, особенно после бутылки водки, пошла навстречу нашим пожеланиям.

Включили телевизор, на экране кого-то избивали. У нас во время поездки родилась игра. Спорили, через сколько минут на экране кого-нибудь убьют, побьют или изнасилуют. Ошибались редко. У футбольного стола развернулась баталия: в ворота летели голы, в щелочку автомата — туристские пенсы. Я уселся у одного из столиков и принялся рассматривать журналы. Впервые за последние дни было необычно покойно и уютно, вечер обещал настоящий отдых.

И когда, казалось, ничто уже не нарушит нашего блаженства пребывания с самими собой, появился он. Да, это было явление. В сером клетчатом костюме, брюки едва достигали щиколоток, с галстуком павлиньей раскраски и с белым уголком носового платка из нагрудного кармана, больше напоминавшим столовую салфетку, нежели платок, в дверях стоял неестественно розовощекий парень и быстро, словно ощупывая, оглядывал комнату. Его глаза так стремительно бегали из стороны в сторону, что казалось, он просто не в состоянии удержать их на месте.

Явление сделало шаг вперед, выдавило из себя подобие улыбки и еще пуще залилось краской. Было такое впечатление, что даже зубы у него порозовели.

— Добрий вечір! Прошу пробачення, чи е серед вас украïнцi?[11]

Если бы парень в дверях сделал стойку на руках, мы удивились бы меньше. Все с разинутыми ртами смотрели на вошедшего. Но явление вновь заговорило.

— Я ще раз прошу пробачення. Мене цікавить, чи е серед вас украïнцi?[12]

Только теперь до всех начало доходить, что перед нами человек, который говорит на украинском языке. Кто он? Работник посольства? Я улыбнулся про себя этой мысли. Турист, как и мы? Вряд ли бы наш турист стал выряжаться таким чучелом. Я рассуждал, а парень стоял в дверях и все краснел и краснел. Ему было неловко под обстрелом тридцати откровенно удивленных пар глаз. Когда он в третий раз задавал свой вопрос, в его голосе послышалась безнадежность.

— Так есть среди вас украинцы или нет!

Все посмотрели в мою сторону. Я был единственным украинцем в группе. Мой ответ прозвучал, может быть, несколько грубовато:

— А що ви хотіли?[13]

В последний момент я смягчил фразу. Хотелось спросить: «Что вам нужно?»

Лицо парня сразу оживилось, глаза забегали еще быстрее, и, вихляясь, словно пританцовывая, он боком направился в мою сторону. Казалось, он все время чего-то опасался. Подошел, какое-то мгновение постоял в нерешительности, затем сел напротив в кресло, на самый его краешек.

— Так вы украинец?

— Да, я украинец.

— А откуда родом?

— С Украины.

Я отвечал резко, парень догадался о своей бестактности, вскочил, как-то неуклюже шаркнул ногами и представился:

— Николас…

Фамилию я не разобрал. Не то Бодуэн, не то Ходуэн. Он внимательно смотрел на меня, вероятно ожидая, что я тоже представлюсь. А я сидел и думал: знакомиться или нет, вставать или не вставать? Решил знакомиться. Сидя назвал свое имя, предложил место напротив. Николас благодарно засуетился, сел, и уже через минуту мы беседовали.

Конечно, он был не с Украины. Он говорил по-украински так чисто и красиво, как у нас, наверное, уже давно не говорят даже преподаватели украинского языка и литературы. Тем не менее я спросил:

— Вы украинец?

Я видел, как задрожали пальцы его рук, как вновь разбежались глаза. Он чуть ли не испуганно ответил:

— Нет, я англичанин.

Это «англичанин», произнесенное по-украински, прозвучало так нелепо, что я невольно улыбнулся. В глазах парня промелькнул испуг. Он настойчиво повторил:

— Я англичанин.

— Откуда вы так хорошо знаете язык?

Какое-то мгновение он смотрел в сторону, затем торопливо заговорил:

— О, это обычная история. Рядом с тем местом, где я родился и провел детство, была большая украинская колония. Я постоянно играл с детьми украинцев, учился с ними в одной школе… Мне понравился их красивый, необыкновенно напевный язык, и я его выучил.

Он так бойко рассказывал и так настороженно поглядывал в мою сторону, что невольно припоминались школьные годы. Вот так точно мы отвечали уроки, заглядывая учителям в глаза: верят ли? Николас чувствовал, что фальшивит, и от этого суетился еще больше. А меня разбирало любопытство. Я видел, что он страшится недоверия, и решил перевести разговор на другую тему:

— Украинец или не украинец, какое это имеет значение?

Но парень, видно, волновался не на шутку. Он упорно доказывал, что не украинец. Это начинало надоедать. Я довольно неделикатно оборвал его среди речи и повторил вопрос, который задавал ему с самого начала:

— Что вы хотите? Что вам от меня нужно?

Николас словно с разбега влетел в холодную воду, остановился и начал сдавать назад:

— Мне очень хотелось бы поговорить об Украине. Я столько читал о вашей стране, столько слышал, что встреча с настоящим украинцем…

Он, вероятно, сказал не то, что хотел, потому что вдруг начал выкручиваться:

— Вернее, с украинцем оттуда.

Я решил попритворяться:

— Что значит «оттуда»? С того света, что ли?

Он смущался, краснел, лицо его в какие-то моменты становилось мокрым, словно он только что умылся и не успел вытереться. Все это действовало на нервы.

— Хи-хи, — почти подобострастно засмеялся он, — тоже скажете, «с того света»!

— Ну а все-таки? — настаивал я.

— Ну, это… Как ее, Советы…

Я уже догадывался, с кем имею дело. Сомнение разлетались. «Я тебе, гад, покажу Советы».

— А разве есть еще какая-нибудь Украина?

Я смотрел Николасу прямо в глаза. Какое-то время он старался не уводить своего взгляда, затем не выдержал и глухо ответил:

— Украины нет, украинцы есть.

«Давай-давай, — думал я, — ведь все равно заговоришь».

— К сожалению, есть. Это вы правы.

— Почему к сожалению? — В голосе собеседника послышался интерес.

— Почему? Потому что у каждого нормального человека должна быть родина.

Я видел, как вздулись желваки на скулах парня.

— Вы со мной не согласны? А все элементарно просто. Вот вы англичанин, — я специально сделал упор на последнем слове, — выучили язык моего народа, хотя, честно говоря, я впервые встречаю иностранца, который говорит по-украински. Вы пришли побеседовать со мной. Почему? Потому, что вы к моей стране неравнодушны, чем-то она вам интересна. Верно?

Я понимал, что ему не оставалось ничего другого, как согласиться со мной. Действительно, не ради же спортивного интереса он так блестяще выучил язык и бегает по ночному Лондону в поисках украинцев. Я повторил свой вопрос:

— Верно?

— Да, — почти шепотом согласился Николас.

— Ну а теперь представьте себе на секунду, что это ваша родина. Вернее, наоборот. Представьте, что вам никогда не довелось бы увидеть Англию. Разве это не тяжело?

— Тяжело, — согласился он. — Но всегда ли человек выбирает себе родину?