Изнывая от отчаяния и скуки, толпа сгрудилась поглазеть на заморское чудо. Мартышка, почувствовав на себе всеобщее внимание, заволновалась, потянулась, зевнула и поежилась, явно от холода. У пассажиров, растопленных духотой, это вызвало тошнотную одурь и возмущение. Но толпа не успела отреагировать на первое действие, а обезьяна вспрыгнула хозяйке на плечо и выставила напоказ словно только что зарубцевавшийся от ожога красный зад.
— Во зараза! — простонал мужик.
«Зараза» в ответ скорчила такую рожу, от которой зрители пришли в восторг, а мужик почему-то возмутился:
— Возят всякую тварь, холеру разводят.
Напоминание о холере сработало мгновенно. Кое-кто начал поспешно отходить в сторонку. Хозяева обезьяны продолжали спокойно беседовать, но можно было догадаться, как их раздражает навязчивое, беспардонное внимание толпы.
А мужик ярился. Он зло переминался с ноги на ногу и пытался что-то произнести. Но в момент, когда он наконец выдавил из себя первое слово, резкий металлический голос перекрыл шум в зале и пригласил пассажиров рейса 317 пройти на поле для посадки в самолет. И хотя речь шла только об одном рейсе, к вещам бросились все.
Мужик пробился к своему чемодану-сундуку, перекинул через плечо мешок и пошел напролом к выходу.
— Женщин и пассажиров с детьми просим пройти вперед!
Пассажиры обалдели от непогоды, от духоты и холода, от ожидания, от всего на свете и готовы были сделать что угодно — лишь бы скорее сесть в самолет. Поэтому они безропотно расступились. Получилось, что мужчина и женщина, до этого скромно стоявшие в стороне, оказались в центре внимания.
— Товарищи, проходите, не задерживайте посадки. Я вам говорю, мамаша.
Слова явно адресовались женщине с обезьянкой. Дама передернула плечами и подошла к трапу.
Но стюардесса заприметила неладное.
— Гражданка, с животными нельзя, не положено, пройдите отсюда.
— Это почему же? — вмешался мужчина, спутник обезьяньей хозяйки. — У нас и билет есть, и все документы оформлены, будьте любезны ознакомиться.
Он протянул пачку бумаг.
— А я говорю, пройдите, не мешайте посадке.
Словесная дуэль разрасталась, а толпа мокла под дождем.
Люди заволновались. Они вдавились в трап и, уже ничего не разбирая, никого не слушая, пошли в самолет. В несколько минут все было кончено. Стюардесса с дежурным обиженно мотались взад-вперед, выясняя обстановку, но все выходило правильно: безбилетников не было, каждый сидел на своем месте. Только мужчина и женщина по-прежнему стояли у трапа. Руководители посадки посовещались и приступили к ознакомлению с документами. Было явно видно, что подобные случаи в их практике дело нечастое. Они вновь и вновь изучали билеты, перечитывали справку, шептались, молча глядели друг на друга и наконец изрекли:
— Нельзя!
Впервые заговорила женщина.
Слушайте, товарищи, вас же никто не просит об одолжении, есть утвержденный порядок, выполняйте его, и только. Я не понимаю, что вас смущает и что вам не ясно: документы оформлены, все оплачено…
— А я говорю, нельзя, — стояла на своем стюардесса.
— Товарищи, вы своевольничаете, это безобразие, — вмешался мужчина.
— Ладно, Саша, успокойся. Скажите, где можно видеть ваше начальство?
Дежурный, к которому адресовался этот вопрос, сделал вид, что не слышит.
— Товарищ, я к вам обращаюсь.
— А мне начальство не докладывает, где оно. Кабинет вон там, — он ткнул пальцем в сторону аэровокзала.
— Хорошо, проводите меня туда.
— Еще чего, — дежурный крайне оскорбился, — каждого провожать — работать некогда будет.
— Ладно, сама найду. Саша, ты побудь здесь, — она передала мужчине обезьянку, — а я схожу.
Стюардесса оскорбленно заволновалась:
— Только предупреждаю — ждать мы вас не будем.
Женщина окинула девчонку спокойным взглядом и уверенно произнесла:
— Подождете!
После этого неторопливо направилась к вокзалу. Бежали минуты — пять, десять, пятнадцать… Волновались и пассажиры, и экипаж, и дежурный со стюардессой. Женщина не возвращалась. Уже несколько раз из дверей самолета выглядывал мужик со сдвинутым на затылок треухом, наводил справки и начинал ругаться, а женщины все не было. Наконец дежурный не выдержал и побежал к вокзалу. Прошло еще добрых десять минут, прежде чем он и пассажирка вышли оттуда и направились к самолету. Дама шла по-прежнему неторопливо, с достоинством. Дежурный что-то полушепотом сказал стюардессе, та недовольно скривилась и, глядя куда-то в небо, проговорила:
— Проходите.
Когда мужчина и женщина появились в самолете, все как по команде повернулись в их сторону, на лицах читались злость и раздражение. Мужик-«воевода» окинул женщину нагловатым взглядом и, даже не пытаясь умерить голоса, произнес:
— Все-таки влезла, клизма!
Женщина подошла к мужику, поманила к себе пальцем, что-то сказала ему на ухо, затем распрямилась и по-мужски, наотмашь, смазала по физиономии. Смазала и пошла как ни в чем не бывало.
Мужик, возле которого валялся мешок, вдавился в кресло и вдруг сделался таким маленьким, что, казалось, рядом с ним можно было посадить еще кого-нибудь.
Тут заработали двигатели, задрожал пол, самолет медленно потянулся к взлетной полосе, вкатился на нее и поехал, подпрыгивая, как на мостовой. Добежал до самого конца, развернулся и стал. Постоял, словно собираясь с мыслями, взревел одним, затем другим двигателем и вдруг рванулся вперед.
За стеклами иллюминаторов, как в кино, осталось то, что мгновения назад было крупным и ощутимым. Домики, поля, даже овраги — все такое сверху правильное и красивое — расплывались в одно большое серое пятно. Было тепло, покойно и уютно. Мерный гул моторов убаюкивал, как колыбельная. И дрема захватила разомлевших от усталости людей. Бодрствовала только стюардесса.
С момента взлета прошел час с небольшим. Чмокал во сне мужик, свернулась калачиком обезьянка на коленях хозяйки. Внезапно из дверей экипажа выскользнула бортпроводница, подошла к женщине и тронула ее за плечо:
— Товарищ… Гражданочка!
Дама открыла глаза и глянула на стюардессу. Девчонка так волновалась, что было не только видно, но даже слышно, как стучат ее зубы.
— Что случилось?
— Вы случайно не врач? — Стюардесса говорила захлебываясь.
— Врач, — очень серьезно ответила женщина, затем мягче, с легкой улыбкой добавила: — Случайно.
— Ой, можно вас попросить со мною?
Сказано все это было с таким придыханием и угнетающей мольбой, что женщина немедленно поднялась, переложила обезьянку на колени мужчине и пошла вслед за бортпроводницей.
Пассажиры спали. Женщина вошла в пилотскую и остановилась. Справа в кресле с лицом без единой кровинки, с какими-то стеклянными глазами лежал один из членов экипажа. Он был без сознания. Рядом с таким же лицом, но шевеля губами и жадно хватая ртом воздух, лежал второй пилот. А командир экипажа, словно заведенный, то поднимал, то опускал голову. Глаза у него были закрыты, по подбородку стекала слюна. Он судорожно цеплялся за штурвал и все время пытался что-то сказать. В кабине стоял неприятный кислый запах.
Женщина осмотрела одного, второго, третьего, затем открыла дверь и поманила пальцем своего спутника.
— Саша!..
Мужчина встал, несколько мгновении соображал, куда деть мартышку, затем положил ее в кресло и пошел к пилотской. Он вошел в кабину, быстро окинул взглядом обстановку, при этом у него на лице не дрогнул ни один мускул, обменялся с женщиной долгим взглядом и приступил к осмотру. Делал он это неторопливо и уверенно. Наконец распрямился и изрек:
— Как по учебнику.
— Причем сильное, — добавила женщина.
— Куда уж больше.
Стюардесса, ничего не понимая, нетерпеливо переводила глаза с одного на другого, затем не выдержала и спросила:
— Что с ними?
Вместо ответа последовал вопрос.
— Давно это случилось? — спросил мужчина.
— Да, почти сразу, как взлетели.
— Значит, давно. Плохо.