А, так вот почему мы в ванной — здесь хранятся презервативы!

Никогда не думала, что лишусь девственности вот так — в ванной на вечеринке, с тем, которого я едва знаю, и непонятно станет ли он моим парнем в будущем или нет.

Он расстёгивает ширинку и достаёт член. Вид его плоти заставляет мою кровь зажечься ещё больше. Я хочу его, хочу насадить себя на этот член. Даже не могу дождаться, когда он наденет презерватив.

Джереми раскатывает его по всей своей длине и, дойдя до конца, сжимает член у основания. Этот его стояк выглядит чертовски огромным, но я не боюсь, я всё ещё дико хочу этого.

— Ты так сексуальна, — шепчет он, и я запрокидываю голову назад, полностью готовая к его вторжению.

Но вместо этого мы оборачиваемся на дверь. Я слышу, как кто-то яростно выкрикивает моё имя. Затем дверь с треском открывается с такой силой, что может слететь с петель. Лаки врывается в ванную, уставившись на Джереми с таким видом, будто собирается проломить тому голову.

И вот они яростно сцепляются друг с другом. Лаки сильный, и ему не составляет труда свалить Джереми с ног одним резким ударом. Хуже всего то, что от мощи удара голова Джереми сталкивается с тяжёлой металлической вешалкой для полотенец. Клянусь, я слышу, как его голова раскалывается пополам. Затем Джереми оказывается на полу, со спущенными штанами, а идеальная белизна ванной запятнана кровью. Кровь повсюду: на полотенцах, стене и снежно-белом пушистом ковре. Лаки дышит как бык, его ноздри яростно раздуваются при каждом вздохе, грудь тяжело вздымается. Он хватает меня за руку. Одним свирепым рывком он наклоняется вниз и сминает мои трусики, затем сдёргивает меня со столешницы и вытаскивает из ванной, не обращая внимания на мою обнажённую грудь, забрызганную каплями крови Джереми.

— Стоп, Лусиан, остановись! — всё, что я могу сказать.

Но вместо того, чтобы отвести меня обратно на вечеринку он тащит меня вниз в тёмный коридор, который заканчивается кухней прислуги. Он открывает дверь, и я могу ощутить кожей холод ночи. Перед нами грузовой лифт, Лаки вызывает его, нажав на кнопку. Я тяну бретельки бюстгальтера вверх и изо всех сил натягиваю платье на него.

— Джереми истечёт кровью! — кричу. — Куда мы идём?

Лаки ничего не отвечает, только качает головой и смотрит в пол. Кажется, в нём сейчас проходит внутренняя борьба, поэтому я пытаюсь сменить тактику.

— Вызови скорую помощь, — всхлипываю я. Двери лифта открываются.

— Он, чёрт его дери, не собирается подыхать, Белен. В самом худшем случае у него раскроен затылок. Пару стежков, немного неоспорина^[36]. С этим гомосеком всё будет в порядке.

— Не говори так! Ты не должен говорить ничего подобного! Как кто-то вообще найдёт его в ванной?

— Не уверен, но думаю, что это сделают шестнадцать патрульных машин полиции, которые ворвались на вечеринку.

— Что?

Двери лифта закрываются за нами, и Лаки протягивает мне моё нижнее бельё. Его взгляд захватывает мой, удерживая его, и я боюсь того, что он будет на меня орать. В лифте, одна сторона которого оббита мягкой кожей, а две другие представляют из себя зеркала, горит яркий свет. Я забираю у кузена свои трусики и аккуратно надеваю их. Никогда ещё не чувствовала себя так унизительно. Чувствую пот, выступивший на лбу и над верхней губой. Меня даже подташнивает от такого позора.

Лаки не отворачивается и не даёт мне ни дюйма свободного пространства. Он яростно, с неприкрытым жаром наблюдает за мной. Я приподнимаю платье над своей голой задницей и надеваю трусики. Знаю, он видел мою киску, и от этой мысли кровь жарким потоком несётся по моему телу. Лаки облизывает губы. Он закусывает нижнюю губу, пока мы смотрим друг другу в лицо. Он видел самые интимные части моего тела, и уверена мог почувствовать, как мои трусики промокли насквозь.

— Почему столько копов вдруг ворвались на вечеринку кучки подростков? — спрашиваю в попытке отвлечь его внимание от моей наготы. Он быстро кивает головой, как если бы был зол или под наркотой.

— Твой маленький друг-педик продаёт кокс и сегодня это было его идеей весёлой подставы.

— Что? — я отрицательно качаю головой. — Он любит книги и хорошо учится в школе.

— Ага, как и чёртов Тед Банди^[37]. Ленни, не заставляй меня говорить об этом.

— Как ты выбрался? Ты под наркотой?

— Да какая к чёрту разница. Джейли позвонил мне и сказал, что сегодня намечается облава. Я перерыл весь этот хренов дом в поисках тебя, а когда они ворвались внутрь, спрятался в кладовке.

— Джейли из парка?

— В точку. Но где же была наша малышка Ленни? Оказывается, она тоже пряталась, позволяя этому сраному мудаку попробовать трахнуть свою киску!

— Это несправедливо! — кричу я, отворачиваясь от него. — А что на счёт всех тех вещей, которые ты выделываешь со своими девками прямо на моих глазах? С Яри? Ты трахаешь мою лучшую подругу, и я вынуждена потом выслушивать каждую мельчайшую отвратительную деталь вашего перепиха, а? Как на счёт того, что ты игнорируешь меня, разбивая мне сердце? Как на счёт всего этого дерьма, а, Лаки? Думаешь ты хоть в чём-то лучше меня? Да ты просто трус и трепло! Ненавижу тебя!

Двери лифта открываются в тёмной, заваленной мусором, комнате, к тому же воняющей крысами и кошачьей мочой. Я снимаю свои каблуки и пулей вылетаю из лифта, прочь от Лаки. Наверное, это небезопасно, ибо я пьяна, а на улице уже глубокая ночь. Но с Лаки я теперь тоже в опасности. Лаки, скорее всего, самая опасная ошибка, которую я когда-либо совершала.

12 глава

Лаки

Я сижу дома следующие два дня. Может показаться, что я просто валяюсь на кровати, но этого гораздо больше, чем обычное валяние. Некоторые могут сказать, что мои отношения с Белен по-настоящему безумные. Но так оно и есть на самом деле, и я ничего не могу поделать со своим дерьмом!

Наши матери из Доминиканской Республики — они выросли на ферме в Сантьяго, потом переехали с дядей в Нью-Йорк. Здесь они попытались построить свои жизни. Авильда — моя мать, Беатрис — мать Белен и Химена — тётя Хеми— все они сёстры; соответственно моя мать самая старшая, тётя Хеми — младшая, и они, одна за другой, начиная с моей матери, уезжали с острова. После рождения тётя Хеми, бабушка сильно заболела. Она умерла от лихорадки, причиной которой могли быть москиты. Так у деда на руках оказались три девочки и целая ферма в придачу, не считая того, что Хеми ещё была совсем младенцем. Дед поил её тёплым, пенистым, не пастеризованным молоком коровы. Прямо из хлева после дойки молоко попадало в бутылочку Хеми. Моя мать всегда говорила, что именно поэтому Хеми только и делает, что жрёт, а толку от неё никакого.

Но всё самое худшее дерьмо, ставшее нашим маленьким семейным секретом, произошло не на ферме, а здесь. В Бронксе, Нью-Йорк.

Тёте Бетти было девятнадцать, когда она приехала в Нью-Йорк. Она выглядела взрослой, но на деле была ребёнком. Она потеряла мать, не знала английского и не имела никаких шансов прижиться здесь. Девушка была одинокой и напуганной до полусмерти. Она не могла приехать к моей матери, Авильде, так как та уже жила со своим мужем. Оставался только Льюис — её единственная зацепка в этом городе.

Она встречала дядю Люьиса, единственного брата своей матери, до этого лишь однажды. Льюис приехал в Нью-Йорк ещё молодым, попытать удачу. Когда приехала Бетти, он был тридцатисемилетним мужчиной, владельцем своего проката такси. К слову он также был одинок. Думаю, не составит труда догадаться, что же произошло. Одинокий мужчина, всё ещё тоскующий по родине, получает в квартиранты молодую, созревшую девушку, эдакую провинциалку-эмигрантку без гроша в кармане, которой некуда и не к кому обратиться.