Изменить стиль страницы

— Тяжелая какая!

— А ты думал — в одиночку? — рассмеялся Андрей. — Я за один конец, вы вдвоем — за другой! Ну — взяли! — скомандовал он.

Так было полегче, хотя тоже не сахар. Андрей и здоровее и сноровистее, да и привык к такой работе. Он без видимого труда поднимал свой конец шпалы. А вот Гешке и Леньке пришлось попыхтеть. Тяжелая шпала капризничала, вывертывалась, заносила в сторону то Гешку, то Леньку и все норовила стукнуть их по коленкам, когда они перешагивали через рельсы.

Оба быстро вспотели, дыхание стало прерывистым, руки красными, в черных полосах и пятнах смолы.

Андрей не торопил, даже нарочно тянул шаг, когда направлялись за очередной шпалой через насыпь.

Сложили один штабель, перешли к другому. И тут Андрей спросил:

— Вы как шли сюда? Через переезд?

— Нет, через лес, — Гешка решил держаться поближе к правде.

— Гешку там не встретили с винтовкой?

Сердце у Гешки радостно трепыхнулось. Вот! Вот!

— С винтовкой?

— Здоровая такая, в сапогах.

— Нет, не встретили. — А сам шепотом Леньке: — Слышал? Диверсантка!

На разговор и на работу одновременно сил не хватало. Конец шпалы чиркнул по насыпи.

— Выше, выше поднимайте! — прикрикнул Андрей. — Эх, москвичи! Притомились? Может, перекур?

Ленька бы рад, да вот Гешка упрямится, не хочет перед Андреем выглядеть слабаком. Стиснул зубы:

— Рано…

Еще один штабель сложили. По дороге к следующему Андрей спросил:

— Сводку Совинформбюро слушали?

— Нет, не успели, — заторопился с ответом Гешка. — Как там, на фронте? Белых еще не прогнали?

Белых!.. У Леньки сразу руки вспотели, главным образом от негодования. Ну и, конечно, немножечко из опасения быть разоблаченными.

— Он ш-шутит! — А Гешку стукнул в бок и прошипел: — Кол бы тебе за это! Все перепутал: Отечественную и гражданскую!

— Не до шуток. — У Андрея было озабоченное лицо. — Рвется фриц к Волге.

— Да ты не бойся! — успокоил его Гешка. — Наши там их остановят. Обязательно. А потом как нажмут — будут гнать до самого Берлина.

— Это-то я знаю… — вздохнул Андрей.

Гешка поразился:

— Знаешь?! Откуда?

Но Андрей лишь усмехнулся:

— А ты откуда? Оттуда и я.

— Я совсем другое дело. Я в школе учил. «Разгром гитлеровской Германии. Знамя победы над рейхстагом». Вот!

— Ну и мастер ты заливать! Про будущую победу в школе учил — ведь придумать надо!

Андрей смеялся, а Гешку злило, что он ему не верит.

— Учил! — доказывал он в запале. — Еще в прошлом году. Ленька, скажи!

И опять заработал кулаком в бок.

Шпала грохнулась на землю, подняв столб пыли.

— Перекур! — скомандовал Андрей и, подавая ребятам пример, сел первым на край насыпи. — Значит, говорите, тетку не видели? Здоровущая такая? — Приподнялся, посмотрел на дорогу, петлявшую из леса.

Гешка прилег на траву рядом с Ленькой так, что его губы оказались на уровне Ленькиного уха. Прошептал неслышно: «Видал, как волнуется?»

Полежал немного, прикидывая, как бы самим, без посторонней помощи, с диверсанткой этой разделаться. Потом спросил Андрея, все еще высматривавшего что-то на дороге:

— Много тут у вас фашистов?

— Чего, чего? — повернулся к нему тот.

— Ну этих… шпионов, взрывальщиков всяких.

— Диверсантов?.. Ха-ха! Полно!

Гешка обрадовался:

— Правда?

— Где же им еще быть, как не в четырех тысячах километров от фронта? Самое для них золотое место.

— И много ты поймал?

— Как тебе сказать! — Андрей сохранял полную серьезность. — Штук… ну, я не знаю…

Гешка не отставал:

— Пять? Больше?

— Гешка! — упрекнул Ленька. — Это же военная тайна!

— Ну и забавные же вы ребята, москвичи! — рассмеялся Андрей. — Вроде с неба свалились.

«А мы и в самом деле…» — подумал Гешка и только собрался начать подробные расспросы насчет наград, какие тут за поимку диверсантов полагаются, как Андрей с криком: «Догоняйте!» вскочил и понесся, преследуемый ребятами, назад, к камню, на котором лежал его китель. Добежал, вытащил из кармана завернутый в привядший лопух ломтик черного хлеба.

— Что уставились? Черняшки не видели? Закусывайте тоже.

— А у нас… ничего, — развел руками Гешка.

— Не выдержали? С утра всю пайку умяли?

Пайка… Гешка не совсем понял. Сообразил только, что так, наверное, во время войны хлеб назывался.

— Нет, утром я без хлеба. Стакан сливок и яичницу с жареной колбасой.

Ленька добавил:

— А я кусок вчерашней курицы. Я ее холодную очень обожаю.

У Андрея вытянулось лицо, словно они наплели ему целую кучу невероятных, невозможных вещей. Сначала он поразился — что за чудеса? Потом нахмурился — врут, ясное дело! И наконец расплылся в улыбке — разыгрывают его!

— Ну, фантазеры!.. А я получу хлеб по карточке — делю на три раза. Утром, в обед и вечером по ломтику. А то голодно очень, спасу нет терпеть до утра. Ем и тоже мечтаю, вот как вы: это яичко, это сало, а вот это колбаса; вы поменьше меня, наверное, уже вкус колбасы позабыли, а я еще помню. Потом хлеб водой запью, чем не молочко? — Он отломил кусочек черняшки, смеясь, отправил в рот. — А вот это курочка. Мягонькая, вкусненькая.

Ребята следили за Андреем голодными глазами. Он заметил, сразу перестал смеяться.

— Слушайте, а вы ведь здорово есть хотите, верно?

Гешка и Ленька дружно сглотнули слюну и так же дружно ответили категорическим «Нет!».

— Понятно!

Вытащил из-за голенища самодельный нож, разрезал оставшийся ломтик хлеба на три равные дольки. Приказал Гешке:

— Отвернись!.. — Указал ножом на ломтик. — Кому?

— Тебе.

— А это?

— Тоже.

— Брось! — рассердился Андрей. — Говори — тебе или Леньке?

Гешка спорить не стал:

— Пусть будет Леньке.

— Другое дело! А то ломается тут еще. Разбирайте свои пайки. Живо!.. Берите, берите, кому я говорю? Потом когда-нибудь разбогатеете — отдадите.

Гешка моментально сжевал свою долю. Странное дело! Черный непропеченный хлеб показался ему вкуснее пирожного.

— Какая пайка едкая! — Гешка тщательно собрал с куртки прилипшие крошки. — Ешь, ешь, и все хочется. Вот вернусь домой, сразу набью живот по горло.

— А дома есть? — спросил Андрей.

— О, дома сколько хочешь! А не будет — в булочную сбегаю.

И опять удивился: Андрей не поверил, рассмеялся, как хорошей шутке.

Ленька тем временем пошарил у себя по карманам — не завалялась ли где конфета? И верно, нашлась! Да еще какая: его любимая — «Мишка». Хотел развернуть и съесть. Но тут заметил, что Андрей смотрит на конфету с благоговением, почти как на чудо.

— Бери! Да бери же!

Ленька почти насильно пихнул конфету Андрею в руку. Тот рассмотрел этикетку, понюхал, покачал головой.

— Смотри, какое еще богатство бывает на свете.

Но есть не стал. Вытащил платок, бережно завернул в него конфету. Пояснил:

— Тут девчонка у нас одна, ей отдам. Руки зимой обморозила на строительстве запасных путей, до сих пор еще болят…

Андрей откинулся на траву, заложил руки под голову. И моментально уснул, как обычно засыпают смертельно уставшие люди.

— Знаешь, что, — сказал Ленька тихо, — давай завтра ему и хлеба притащим, и колбасы.

— И мороженого, — добавил Гешка. — В кружку, и льда в нее натолкать — тогда не растает.

— Конфет еще. «Мишек», «Трюфелей»…

Андрей проснулся так же внезапно, как и заснул. Спросил, протирая глаза:

— Не появлялась?

— Тетка? С винтовкой? — сообразил Гешка. — Нет, не появлялась. Ты поспи еще, мы покараулим.

— Только разморишься. — Андрей рывком поднялся на ноги. Прошелся, сделал несколько быстрых движений, прогоняя остатки сна. — Не спать так не спать, спать так спать. Лечь и… лет этак на тридцать. Интересно, — он мечтательно огляделся, — интересно, как здесь все тогда будет?

Разве мог Гешка выдержать — ведь он то знал! Вскочил, замахал руками возбужденно.

— Через тридцать лет? Это я тебе точно скажу.