Колчаковец первым пришел в себя. Выхватил саблю из ножен и с диким гиканьем понесся в атаку на странной формы кресло с двумя ребятишками на нем.
— Гитлер капут! Гитлер капут! — успел еще крикнуть Гешка перед тем, как крутануть рукоятку.
Конь заржал и остановился на всем скаку.
Колчаковец, привставший на стременах, не удержался, перелетел через голову коня и на лету треснулся спиной о щербатый пень.
Вскочил, ругаясь, и обмер. Рука сама собой сотворила крестное знамение, единственное ему известное средство спасения от нечистой силы.
На том месте, где только что стояло кресло, ничего не было.
Совсем ничего.
Ровным счетом ничего!
И все-таки обидно. За Гешку обидно, за Леньку. Верно, ребята?
Неудачно слетали они в свой первый полет на машине времени. И, главное, сами виноваты.
Вот вы, ребята, конечно, сразу разобрались бы, что дядька тот рыжебородый — предатель.
Верно?
Уж вы-то колчаковца этого наверняка сумели бы одолеть. Что тут трудного? Выхватить у него пистолет — раз! Прицелиться — два! Крикнуть «Руки вверх!» — три!
Не так, что ли?
А вот Гешка с Ленькой не смогли. Интересно, почему? Они ведь тоже, как вы, считали, что и разобраться во всем сумеют, и колчаковца пленят…
И все-таки не разобрались, не пленили.
Почему же? Почему?
Звездочки на грудь
Машина времени — это вам не какой-нибудь скрипучий тихоход. Закрыл глаза, открыл снова — и уже перенесся вперед на многие годы. И лес вроде тот же, и небо такое же, с теми же белыми барашками-облачками на нем. А пролегло между тем временем и этим лет двадцать, не меньше.
Гешка был в этом убежден. А вот Ленька все еще не верил. Не решаясь сойти с машины времени, пристально вглядывался в тенистую глубину леса: не притаился ли там колчаковец?
— Его и на свете-то нет! — уверял Гешка. — Давным-давно уже капут.
Как ни соблазнительно было бросить Леньку здесь, в кресле, и уйти за золотой звездочкой одному, он все же не решался. Опыт первого путешествия убедительно говорил, что лучше не разлучаться.
— А чем ты можешь доказать? — все еще колебался Ленька.
Еще и доказывай ему!
— Вот, смотри: здесь были кусты. А теперь что?
В самом деле, машина времени стояла в густой тени высоких многолетних деревьев…
Уговорил он все-таки Леньку, сполз тот с машины.
А когда они вдвоем, прячась за стволами деревьев, осторожно подошли к продвинувшейся за эти годы в сторону холмов опушке леса, то окончательно убедились: да, машина времени действует безотказно.
Бывшая деревня неузнаваемо разрослась во все стороны. Деревня? Да никакой деревни уже не было. Вместо нее стоял город. Не такой еще, конечно, большой, каким его знали ребята, но уже знакомый.
Пускали в небо клубы бугристого дыма высоченные трубы химкомбината — когда Гешка был маленький, он думал, что на комбинате из дыма делают тучи и облака…
По железнодорожному мосту с ажурными переплетениями пролетов, сосредоточенно пыхтя, тащился непривычно маленький паровозик, сам невзрачный, закопченный, зато с большими ярко-красными колесами…
А вот…
— Школа! — запрыгал Гешка в восторге. — Наша школа!
Белое здание школы, еще не совсем достроенное, без крыши, стояло недалеко, за холмом. Со всех сторон к будущей школе вплотную подступали поля, и лишь с одной, там, где пролегал пыльный большак, выстроились длинные ряды деревянных бараков, похожих отсюда на караван судов в зеленом море.
А где же та дорога, по которой скакал из деревни колчаковец? Вместо нее была железнодорожная насыпь. На ней поблескивали новенькие, еще не успевшие потускнеть рельсы.
Пока ребята стояли так и весело переговаривались, узнавая дома и целые улицы, через насыпь, чуть позади них, перебрался худощавый паренек в железнодорожном кителе, слишком длинном, слишком просторном, слишком широком в плечах. Лишь рукава в самый раз — потому что подвернуты.
Пареньку было от силы пятнадцать. Ну, самое большое — шестнадцать, хотя взгляд у него был совсем по-взрослому серьезен и сосредоточен.
Ленька заметил его первым и, конечно, не смог удержаться от своего привычного «ой!»
Восклицание было не сказать чтобы очень громким. Гешка, привычный к Ленькиным ойканьям, и не поморщился. А вот паренек даже вздрогнул:
— Ох, друг, всех ворон распугал!
Несколько секунд они молча изучали друг друга. Паренек спросил первым:
— Из школы?
— Д-да, — ответил Ленька чистую правду: разве они не школьники?
— Что ж опаздываете? Сказано: в два.
Гешка спросил:
— А теперь сколько?
Паренек посмотрел… Нет, не на часы. Он посмотрел на солнце, прикрыв ладонью глаза.
— Да уж на пятый перевалило. Придется наверстывать.
— А вы… — Гешка посмотрел на его китель не по размеру, на дедовские сапоги и поправился: — А ты кто?
— Не видишь? Путеец, железнодорожник.
— Вот это дает так дает! — Гешка смерил парнишку взглядом. — Слышишь, Ленька, путеец он!
— Путеец! — подтвердил паренек.
— Ври больше! Тебе сколько лет? — Гешка стал напротив него, уперев руки в бока, насмешливо улыбаясь.
Паренек сдвинул брови:
— Ты что, с луны свалился? Война ведь! Батя на фронте фашистов бьет. А я на его месте, как положено.
Неожиданно он стал расстегивать китель, снял, аккуратно сложил, поместил на камень, предварительно сдув с него пыль. Гешка недоумевал. С чего это он вдруг раздеваться надумал?
— Что стоите? — Паренек повернулся к друзьям. — Пора начинать.
— А ч-что делать? — робко осведомился Ленька.
— Как? Не знаете? Вы что, впервые?.. Тогда ясно! Давайте знакомиться. — Паренек подал руку одному, другому, представился совсем по-взрослому: — Андреем меня зовите.
— Гешка…
— Леонид Мохов, — Ленька отвесил вежливый поклон. — Очень приятно!
— Откуда в наши края?
— Из Москвы, — не задумываясь, ответил Гешка.
И не угадал!
— Как? — удивился Андрей. — Разве из Москвы еще эвакуируют?
— Ну… Уже больше нет, — стал крутиться Гешка. — Мы последние, — ловко вывернулся он. — Знаешь, как долго ехали. Сегодня вот только прибыли.
«Это он удачно придумал!» — сразу оценил Ленька. Раз они явились сюда, в этот город, в эту школу лишь сегодня, то с полным правом, не вызывая никаких подозрений, могут не знать того, что уже знают давно живущие здесь.
— Отцы, небось, тоже на фронте?
Гешка и Ленька дружно закивали головами: на фронте, на фронте, само собой, где же еще!
— А матери работают?
Опять молча, но энергично подтвердили: работают, работают, само собой!
— Хлебнули, да?
Андрей смотрел на них с сочувствием, и им сделалось не по себе: парень-то, видать, хороший, а вот приходится волей-неволей обманывать.
— Обстановочка такая: ваш пионерский отряд помощи фронту вот уже месяц помогает нам, путейцам… — Тут Андрей приосанился, посмотрел на Гешку строго и повторил: — Помогает нам, путейцам, приводить в порядок дорожное хозяйство.
У Гешки вырвалось:
— Красотища! Целый месяц не учиться!
Андрей вроде и не слышал:
— Трудновато — факт! Пять часов за партой, потом сюда из города топать, потом отсюда. Да еще домашние задания.
— Ого! — опять не сдержался Гешка.
— Но все ваши ребята молодцами, молодцами! — похвалил Андрей. — И вы тоже не подкачаете, верно? — поощряюще улыбнулся и хлопнул Леньку по плечу. — Как же — москвичи!
Ленька, не отвечая, уставился на дерево, словно разглядел потрясающую букашку на слоистой коре…
Работа предстояла, на первый взгляд, не трудная. Вдоль насыпи, в равных промежутках друг от друга, навалены груды шпал — их набросали сюда с платформ. Надо было перенести шпалы на другую сторону насыпи и сложить ровными штабелями.
Гешка храбро взялся за первую шпалу, намереваясь самостоятельно перетащить ее через рельсы. Но едва приподнял, как шпала, словно живая, рванулась из рук и гулко ухнула на землю.