— Или у меня нет? — продолжал Алик. — Наверное, тоже есть. Со стороны виднее. Вот скажи, Тихон, есть у меня недостатки?

Тишка вовремя сообразил, что лучше прикинуться овечкой, а то, чего доброго, Алик из четвёрки, едва успев включить Тишку в неё, тут же сразу и исключит.

— Не знаю… — сказал он.

— Вот и я не знаю, — вздохнул Алик. — А у всех остальных есть.

— А у Митьки-то какие? — усомнился Тишка. Всё-таки Митька нравился ему изо всех ребят — и рассудительный, и работный, и ненасмеха.

Тишка не помнил случая, чтобы Митька кого обидел. Он даже Николе завидовал иногда, хоть тот и маленький, что у Николы, а не у него, Тишки, такой брат. Вот бы хорошо было с Микулиными поменяться: им отдать Славку, а себе Митьку взять. То-то бы облегченье настало матери…

— Дмитрий завистливый, — сказал Алик.

— Митька-то? — задохнулся несогласием Тишка.

Алик почувствовал в его вскрике бурный протест и пошёл в некотором роде на попятную:

— Ну, у меня нет в этом смысле против него улик, да я и не следователь, чтобы выискивать их. Но у меня есть к Дмитрию и прямая претензия.

— Какая? — Губы у Тишки ссохлись.

— А мы из-за него на Кереть время ухлопали, — не моргнув ни одним глазом, заявил Алик.

Вот это да-а… У Тишки глаза полезли на лоб. Вот уж говорят, с больной-то головы на здоровую…

Алик даже не поперхнулся и, видя, как у Тишки вылазят из орбит глаза, спросил:

— Ты в каком классе учишься?

— В третий пойду…

— Ну вот, ты этого не знаешь, — сказал Алик, снимая с Тишки какое-то обвинение. — Я семь закончил, у нас история СССР кончается на Степане Разине, восемнадцатый век… А Дмитрий-то нынче в восьмой ходил… Он же нынче изучал интервенцию Антанты на Севере… Нынче!

Тишка захлопал ресницами, не понимая, к чему он клонит.

— Ну, хорошо, — опять немного сдал на попятную Алик. — В четвёртом классе мы тоже проходили гражданскую войну. Но ведь с тех пор сколько лет пролетело, я мог забыть: не держать же мне всё в голове годами…

Он видел, что Тишка не понимал его, и оттого сердился ещё сильнее: пробежится по комнате, поскрипывая половицами, от стены до стены, остановится около Тишки, увидит, что у того по-прежнему бессмысленный взгляд, и ещё раз пробежится. Будто Тишке от этого становится понятнее и яснее, о чём он ведёт речь.

— Ах, да! — вдруг спохватился Алик. — Я же тебе не сказал, что председатель колхоза прав.

— Сказал, — ещё больше путался Тишка.

— Ты меня не перебивай! — разнервничался Алик. — Я не идиот, знаю, чего сказал, а чего не сказал.

Тишка вжал голову в плечи.

— Я тебе не сказал самого главного, когда говорил о председателе. — Алик посмотрел на Тишку, сгорбившегося, притихшего, и милостиво разрешил: — Да ты садись, это я люблю при разговоре ходить, у меня мысль становится острее… А ты сиди.

Тишка послушно сел.

Алик, подкрепляя свои слова действием, прошёлся по комнате.

— Председатель прав, что жемчуг добывали не в Кеме, а в Кеми… Мы перепутали… Из-за Дмитрия. — Алик продолжал искать виноватых. — У него же должно быть свежо в памяти: интервенция Севера, Шенкурск, Кемь… А он умолчал. Допускаю, что не умышленно…

При упоминании Шенкурска Тишка встрепенулся: правильно, Зиновий Васильевич Алика охолодил тогда этим городом — ни географии, ни истории, мол, не знаешь.

— Мне вот пришлось рыться в книгах из-за него, по карте лазить, время терять понапрасну, когда у него в голове должно всё как на полочках лежать: Шенкурск, Олонец, Кемь… — нудил и нудил Алик. — Меня вот теперь спроси — я всё скажу, где что, хоть и не обязан знать за девятый класс… Это он обязан…

Тишка насторожился: почему за девятый, когда Митька ходил в восьмой?

— Но у него же учебники за девятый куплены. Я сам видел, — не унимался Алик. — Я, например, летом наперёд все учебники просмотрю, а по истории да литературе в первую очередь… Ты вот спрашивай меня сейчас за восьмой класс хоть чего, я лучше Дмитрия расскажу, хоть не я, а он учился в восьмом классе.

— А за седьмой?

— И за седьмой тоже. Это само собой. А он — отличник, должен знать и за следующий, учитель же на него опираться будет во время объяснения нового материала. А какая на Дмитрия опора, если он даже учебник не пролистал?

Ну, хорошо, ты, Аличек, учебник просматриваешь, а вот у Тишки учительница, наоборот, советует вперёд не забегать, а то неинтересно будет в классе сидеть. Тишка ничего не сказал про учительницу, но в мыслях-то для себя решил: нет, не получится у Алика с Митькой мира, не поставит Алик Митьку в одну шеренгу с собой подваливать траву на лугах новой косилкой, какую-нибудь да найдёт причину, чтобы отказаться от такого напарника.

— Наверно, Мите некогда было учебник листать: у него столь работы…

— А я баклуши бью? — рассердился Алик. — Вы почему в Полежаеве так настроены: только физическую работу цените? А если человек умственным трудом занят — он что, бездельник?

— Да нет… почему? Мы так не думаем…

— А Павла Ивановна меня чуть ли не тунеядцем обозвала.

Тишка поник головой: с Аликом много не наспоришь, загонит в угол. И всё же Тишка сделал ещё одну попытку заступиться за Митьку:

— Да он же тебе поверил, что ты всё знаешь: ты же книжки показывал…

— «Книжки, книжки»… — передразнил Тишку Алик. — А в книжках что было написано? — Он вперил в Тишку злые глаза. — Читаю на память: «В 1871 году из Олонецкой губернии были отправлены царице одиннадцать необычайно больших, идеально круглых голубых и розовых жемчужин…». Где Олонец на карте? Вни-и-зу Белого моря! А на противоположном-то берегу — Кемь! Он что, не мог посмотреть, когда учебник перед ним на столе лежал?

Тишка за девятый класс учебника по истории даже в руках не держал (вот если б Славкин, за пятый!) и, есть там что-нибудь об Олонце и Кеми, судить не брался. Наверно, есть, поскольку председатель колхоза колол им этим глаза.

— Надо было у Зиновия Васильевича спросить, — бесхитростно решил Тишка.

Алик воздел руки к потолку:

— Да ты что? Ты нас за олухов царя небесного принимаешь?

Опять Тишка не угодил. Думал, Алик с ним согласится. Чего же проще-то было спросить у Зиновия Васильевича про Кемь, он её знает — и не надо было бы на Митьку напраслину возводить… Жили бы в мире.

— Тихон, ну скажи мне: зачем нас учат? — подступил Алик к Тишке, и Тишка уже не рад был, что вспомнил про председателя. — Не для того ведь, чтобы в одно ухо влетало, а в другое через пять минут вылетало?.. Не для того?

— Не для того, — уныло согласился с ним Тишка.

— Вот именно, не для того, — подтвердил Алик. — Мог же он меня наставить на истинный путь? Мол, Альберт, я по истории смотрел: есть река Кемь в Карелии, не о ней ли в журнале речь? Проверили бы…

«Ага, тебя наставишь на истинный путь, — подумал Тишка. — Ты и слушать никого не хотел, летал, как сокол…»

— А он ни единого слова, — изводил себя Алик. — Из-за него время ухлопали.

— Да ладно, Альберт, теперь уж чего, — подсунул ему примиряющую мысль Тишка, и Алик ухватился за неё:

— Да, действительно, теперь уж чего…

Видно, и самому надоел свой нудёж. А то до того разошёлся, что у Митьки будто и имя забыл: всё «он» да «он»…

Тишка, нащупав ниточку, за которую можно тянуть, выставил ещё один козырь:

— Сходили, хоть в чистой воде покупались, — и метнул на Алика осторожный взгляд. — А то после Берёзовки-то кожа чешется…

— Действительно, — согласился Алик, но Тишка не понял, с чем он согласился — с тем ли, что хорошо было купаться в Керети, или с тем, что после Берёзовки чешется кожа.

Перед открытым окном промелькнули Славкины, в цыпках, ноги.

— Тишка, куда тебя леший унёс? — надрывал Славка свои голосовые связки.

Алик, услышав его крик, встрепенулся:

— О-о, Вячеслав… — и подскочил к подоконнику, но Славка уже завернул за угол.

— Ти-и-шка! Коровы нет дома — иди искать! — прилетел оттуда его расстроенный зов.