— Очень вовремя, — радуюсь я, гладя себя по животу. — Так хочется пиццы или гамбургер.

Костя многозначительно улыбается.

— Что?! — возмущенно спрашиваю я, смотря на него.

— Давайте закажем, — отзывается Люба, тут же набирая номер какой-то доставки.

— Миа Андреевна, полегче, — усмехается Громов, когда я с жадностью набрасываюсь на гамбургер.

— Константин Игоревич, оставьте свои комментарии при себе, — парирую я.

— Вино на вас плохо влияет, — заявляет он, к тому же и при всех. Совсем спятил?

— Субординация. Слышали такое слово? — язвлю я.

— Что простите? Сублимация? — насмехается он.

— Су-бор-ди-на-ция, — проговариваю по слогам. — Это когда один коллега уважает другого. Но это, конечно, не про вас. Вы абсолютно бестактны и безответственны. К тому же не умеете держать язык за зубами.

— Кажется, бестактность — ваша черта. До сегодняшнего дня я думал, что хорошо справляюсь со своим языком.

— Какая самоуверенность! Думаю, вам стоит дополнительно попрактиковаться. Дома. С близкими. А то не дай бог, нарушите чьи-то границы.

— Я только и делаю, что дома практикуюсь.

— Наверное, поэтому я так хорошо знакома с вашими языковыми возможностями.

— Ребят, а вы давно вместе? Так забавно ругаетесь, — встревает в нашу перепалку Люба. Мы одновременно поворачиваемся к ней и говорим в голос:

— Мы не встречаемся!

— Да? Извините. — Смущается она.

— Я замужем. — В оправдание я показываю ей свое кольцо. Тут же понимая, что у Громова похожее. И зачем-то продолжаю говорить: — То есть не за Константином. Валера. Мой муж. Так его зовут. Валера.

Я замолкаю и прикладываю руки к разгоряченным щекам. Все трое незнакомых мне людей и Константин с интересом смотрят на меня. Вот же! Ав!

— Пойдемте работать. — Константин первым выходит из ступора, уводя за собой Степу.

Выходим из офиса в десять. Пришлось даже отменить ужин с Виталием. Впрочем, это не самая плохая часть дня. Мы хорошо поработали. Константин, как и я, видимо мечтает уже оказаться дома. Подальше от притяжения и этой связи.

— Я так устала, — говорю я Громову, когда мы едем в такси. Город со скоростью света проносится перед моими глазами, оставляя в памяти лишь разноцветные огоньки. — Я надеялась, что у нас будет время погулять по памятным местам, но сил хватает только на то, чтобы дойти до кровати и упасть.

— У тебя каждый вечер проходит одинаково? — поддевает меня Громов. Таксист с интересом поглядывает на нас в зеркало.

— Константин Игоревич, и все-таки, почему ваш язык не держится за зубами?

— После ваших слов, Миа Андреевна, я жажду реванша. — Его глаза светятся как у кота в темноте.

— Ну, нет. С меня хватит и одного раза, — говорю я и на всякий случай немного отодвигаюсь от него.

— Уверенна? — игриво спрашивает он, дотрагиваясь кончиками пальцев до моих волос. Что это с ним? Я выпячиваю глаза и нервно сглатываю.

— Ты выпил?

Громов смеется.

— Скажите, нам еще долго ехать? — спрашиваю у водителя, с опаской поглядывая на Константина.

— Почти приехали, дочка, — вежливо отвечает он.

Я облегченно вздыхаю.

— Не терпится остаться вдвоем? — вдруг выдает дедушка-таксист.

Константин довольно ухмыляется, а я прикрываю глаза рукой. Какой стыд!

— Да не стесняйтесь! Я тоже был молодым, — продолжает этот человек. Зачем он такое говорит? Пусть меня поглотит бездна.

— Вы неправильно поняли. Мы непросто коллеги… — нахожу в себе силы ответить и осекаюсь. Черт!

— Я так и понял. Все непросто, дочка. Судьба, — заключает он и паркуется у отеля.

Я мотаю головой и в сумбурных чувствах покидаю салон, пока Громов расплачивается.

— Значит, непросто коллеги? — с издевкой спрашивает он.

— Я оговорилась, — защищаюсь я.

— Я так и подумал. — В Костиных глазах смешинки танцуют брейк-данс.

— Иди к черту! — Я психую, пересекаю холл и вхожу в лифт. Он заходит следом.

Двери закрываются, кабина начинает движение вверх и вдруг останавливается, покачнувшись.

— О, нет, — стону я, нервно нажимая на колокольчик. — Спасите меня, пожалуйста.

Тишина. Оборачиваюсь на Громова. Абсолютно расслаблен. Вроде рад, что мы тут застряли.

— Так и будешь стоять?

— А что я могу сделать? — Он разводит руки в стороны. — Это же отель. Нас скоро вытащат.

— Уф! — Я топаю ногой и складываю руки на груди.

— Чего ты так нервничаешь? — ухмыляется Громов.

— Я хочу спать, — бурчу я.

— Разве можно уснуть в таком состоянии?

— В лифте есть кто-нибудь? — раздается женский голос из динамика над моей головой.

Я резко оборачиваюсь и кричу туда:

— Да-да, мы здесь! Помогите!

— У нас серьезная поломка. Вам придется подождать несколько часов. Мы постараемся вытащить вас побыстрее.

— Как несколько часов?! — ужасаюсь я. — Я столько не выдержу с ним в одном пространстве.

— Извините, мы работаем.

— Посмотрим, как ты с этим справишься, — язвит Громов и опускается на пол. Следую его примеру. Оглядываю кабину в поисках камеры, но ничего не нахожу. Странно, что в таком отеле нет камеры видеонаблюдения. А если он насиловать меня начнет?

— О чем думаешь?

Фокусирую взгляд на Константине и усмехаюсь. Сказать или промолчать?

— Неважно.

— Ладно. Раз уж мы тут застряли, расскажи о себе. — Вмиг он становится серьезным. Меня пугают такие вопросы. Моя жизнь не создана для них. Молчу и внимательно изучаю его. Чем он меня зацепил? Не понимаю. В нем нет ничего, что мне нравится.

— Например, о своей семье, — добавляет Громов. Меня корежит, и я недобро усмехаюсь. Тысячи пазлов уже подпирают мои хлипкие двери.

— Не надо, — выдавливаю я, тупя глаза в пол.

— Твоя семья настолько ужасна? — продолжает он серию бестактных вопросов.

Я не выдерживаю, по щеке прокатывается слеза. Быстрым движением стираю ее пальцами.

— Моя мать была наркоманкой, доволен? — Перевожу взгляд в потолок и часто моргаю, стараясь снова утопить всплывающую картину. Машинально тру пальцем тыльную сторону ладони.

Вдруг Костя придвигается ближе и берет меня за руку. Я мотаю головой.

— Это она сделала? — В его голосе боль. Это удар ниже пояса.

«Зачем спрашиваешь? Зачем?!» — кричит на него Миа-2, вскочив на подоконник.

Я киваю и опускаю голову. Слезы капают нам на руки, открывая все мои раны. Громов целует меня в макушку и нежно гладит по спине.

— Извини.

Как просто!

Я киваю и ухмыляюсь. Утолил любопытство? Счастлив?

Смотрю на него, обжигающим взглядом. Он — с нежностью. Потом вдруг, проводит большими пальцами по моим щекам, стирая тушь и слезы.

— Ты сильная, знаешь? — на полном серьезе заявляет он, вызывая у меня слабую улыбку.

— Ты не знаешь, что я прошла, — думаю про себя. — И никто не знает. Каково это склеивать душу, которую рвали когтями. Каково это любить тело, которое калечили и уничтожали каждый день. Каково это ненавидеть и любить свою мать одновременно. Каково это любить мужчину до беспамятства и получать удар за ударом. Каково это делать искусственный массаж сердца, чтобы билось, чтобы хотелось жить. Никто не знает. Из того, что они от меня оставили, я связала жалкий свитер. Потрепанный, дырявый свитер. Этого слишком мало для взрослого человека.

— А ты? Почему ты увел девушку у своего брата? — спрашиваю, но уже вслух.

Костя изумленно смотрит на меня и отклоняется.

— Но откуда…

— Просто знаю.

— Она всегда мне нравилась, — немного помолчав, заявляет он. Мне режет ухо, внутри что-то колется. Громов продолжает: — Когда Виталя меня с ней познакомил, я понял, что пропал. Как и он. Брат души в ней не чаял. Она была фантастически красивой, самой популярной в школе. Витале, тогда все завидовали, включая меня. Казалось, что у них настоящая любовь. А когда мы поступили в универ, все изменилось. Я начал замечать ее знаки внимания. Старался не придавать этому значения. Виталя все-таки мой брат — я часто говорил себе это. А потом она меня соблазнила. Я был в стельку, расстался с девушкой. В общем, все произошло. Мы начали тайно встречаться. Думали рассказать брату, но о нас узнал его лучший друг и сделал это раньше. Ну, а итог ты знаешь.