Изменить стиль страницы

Не понимая, папаша поморгал. Со временем обрадованно понял:

— Лодка-то? А кто ее знает.

— Проверим, — решил Сырцов и бойко попрощался: — Спасибо за компанию!

Он шел к мосткам, когда она сказала ему в спину:

— Совсем скоро ты сдохнешь.

Не слышал он ее, а может, не хотелось отбрехиваться. С мостков Сырцов прыгнул в лодку, уселся перед щитком управления и, изучая его, громко, с недвусмысленным намеком запел:

Милый друг, наконец-то мы вместе.
Ты плыви, наша лодка, плыви.
Сердцу хочется ласковой песни
И хорошей, большой любви.

— Нет, каков подлец! — восхищенно поделился с дочкой своими впечатлениями Дмитрий Федорович во время пения.

Сырцов завершил пение и изучение, отвязал лодку и, горестно помахав огорченной семейке, успокоил их:

— Я лодку у причала в Троицком оставлю, — и показал на еле заметное, почти у горизонта, игрушечное село на том берегу. — Пусть холуи ее там заберут.

Лихая и мощная лодка, взбив шипящий белый бурун на вираже, легла на курс и пошла по прямой. Светлана ладошкой провела по лицу — морок сняла — и спросила отца, глядя на уже точечную моторку:

— Зачем?

— Что — зачем? — не понял папа.

— Зачем он появлялся здесь?

— Затем, чтобы завести тебя, дуру, — объяснил неглупый папа. — Но тут же мне хочется повторить твой вопрос: зачем?

40

Холеный, благообразно седой и полный сил весьма пожилой господин поставил стопку фишек на зеро, и колесо закрутилось. Колесо еще крутилось, когда к господину почтительно подошли двое молодцов в безукоризненных смокингах и стали ждать окончательной его, колеса, остановки.

— Семь, — возвестил крупье и лопаточкой осторожно отодвинул фишки от господина. К себе. Главный из парочки решился. Склонился к уху господина и прошептал:

— Форс-мажор.

В окружении пяти закрывавших его амбалов господин ступил на искусно выложенные разноцветные мраморные плиты у входа в казино. И тут же из небытия явился могучий бронированный «рейнджер». Амбалы раскрыли дверцы, мгновенно занесли в салон господина, двое залезли вслед за ним, трое захлопнули дверцы и вскочили в «мицубиси»-джип, приткнувшийся в хвост «рейнджеру». Двинулись. На малом ходу «мицубиси» обогнал «рейнджер», и взамен в хвост встал англичанин-«лендровер». А теперь понеслись. Колонной. Проверялись на Садовом, основательно проверялись. Проверились, и с Черногрязской свернули на Покровку, а у ворот — налево по бульвару. Когда Покровский перешел в покатый Яузский, господин приказал водителю:

— Здесь.

Господин вышел как раз у двух гипсово-белых пятиметровых советских энтузиастов, охранявших торцовую арку здоровенного жилого дома.

Трамваи уже давным-давно отбыли в депо, угомонились автомобили, ушли спать гуляющие. Даже собачников не было. Для них еще рано. А вообще-то очень поздно. Не бульвар — Шервудский лес. И один-одинешенек Робин Гуд. На рейчатом диване. Увидев приближавшегося господина, Робин Гуд вежливо встал и поздоровался:

— Здравствуйте, Сергей Львович.

— Здравствуйте, Витольд Германович, — эхом откликнулся господин. Пожав друг другу руки, они освобожденно расположились на диване. Зарычал «лендровер»: развернувшись у окончания разорванного бульварного кольца, он взлетел на крутой подъем, остановился напротив их дивана и перестал рычать. А с этой стороны уже стояли «рейнджер» и «мицубиси».

Наблюдая за автомобильными маневрами, Витольд Германович спросил:

— Не слишком ли помпезно, Сергей Львович?

Пропустив этот вопрос, Сергей Львович задал свой:

— А вы все гортранспортом и пешочком?

— Каждый как может.

— Ох, не прибедняйтесь, Витольд Германович.

— Я не прибедняюсь. Просто не вижу смысла в погоне за рублем и роскошью.

— Вы как Сталин, у которого на сберкнижке было триста рублей. Но ведь и власть почти такая же, да?

— К сожалению, не такая. Иначе я бы не обращался к вам за помощью.

— Какая к черту помощь! Я только в малой степени расплатился по обязательствам. Жду ваших указаний, Витольд Германович.

— Указания потом. Сейчас подъедут мои ребята и привезут все, что удалось собрать при осуществлении всех акций. Я кое-что просмотрел и убедился, что эта девятка действительно собиралась низложить, так сказать, вас. Так что наш удар следует рассматривать как упреждающий.

— Ох, эта жажда самооправдания! — воскликнул Сергей Львович и тут же усмирил себя. Продолжил просто злобно: — Не надо справедливости. Один неглупый человек сказал, что чувство справедливости — рабское чувство. Ведь и те девять наверняка говорили о справедливости. Несправедливо, мол, что Большой безраздельно властвует и забирает себе львиную долю добычи и выручки. Ради справедливости они решили, как вы изволили выразиться, низложить меня, а затем попросту убрать. Но я с вашей помощью несправедливо опередил их. Вы отправили на небеса за три четверти общей суммы, а я остался на земле со своей кровной четвертью, которая ждет меня в швейцарском банке. И нет тут никакой справедливости: мы с вами выиграли, они проиграли.

— Аминь! — дождавшись конца монолога, возгласил Витольд Германович. — Кстати, кто этот умный человек, сказавший вам о рабском чувстве справедливости? Естественно, если это не секрет.

— Какой тут секрет. Так изволил выразиться отставной мент Смирнов.

— Я так и думал. Мы с вами, Сергей Львович, не общались после того, как вы навестили нашего знакомца. Меня все чаще и чаще посещает мысль: не зря ли мы пошли на это?

— А черт его знает! — подумав, честно признался Сергей Львович. — Но другого способа отойти в сторону для меня не было. Этот бандит на все пойдет, лишь бы взять меня за жабры.

— Этот бандит — Смирнов?

— А кто же еще?

Витольд Германович искренне и долго смеялся. Утих наконец и извинился:

— Простите, Бога ради, Сергей Львович.

— Конечно, по вашим интеллигентским представлениям, настоящий бандит — я, пахан, главарь, центровой уголовного мира, — обиженно сказал Сергей Львович. — Но я по сравнению с ним — дитя. Истинный, стопроцентный бандит — полковник милиции в отставке Александр Иванович Смирнов.

— Он старый, Сергей Львович.

— Помните анекдот про двух быков на лугу, старого и молодого? Так вот Смирнов, как тот старый бык, готов перетрахать и перетрахает, если возникнет надобность, все стадо.

— Зачем тогда рисковали, пошли к нему?

— Я, как кролик к удаву, — пошутил Сергей Львович. — Под гипнозом.

— А если серьезно, как вы считаете: держит он вас в уме? Хотя бы про запас? Как возможный вариант в будущем?

Задумался Сергей Львович. В мозгу картинки сопоставлял, просчитывал. Сказал:

— Пожалуй, нет, — и совсем твердо: — Нет.

— Будем надеяться, — решил менее оптимистично настроенный Витольд и прислушался. — Мои едут.

— Надеюсь, вы им меня не покажете?

— Они проинструктированы и все передадут прямо вашим ребятам. Между ними всеми договорено.

— Ишь ты! — удовлетворенно удивился Сергей Львович. — А мне ни гу-гу.

— Правильно делают, не хотят отрывать вас от серьезных дел.

— Тогда займемся серьезными делами, Витольд Германович. Инструктируйте, направляйте, приказывайте. Я внимательно слушаю вас.

— Не собираюсь приказывать вам. То, о чем я хочу попросить вас, будет локальной операцией, проведение которой крайне необходимо не только мне, но и вам. Обрубить концы, ведущие ко мне, — это значит и обрубить концы, ведущие к вам.

— Сиамские близнецы — тебе и уголовщина! — задорно изволил проиронизировать Сергей Львович.

— Бывшая гебе и, надеюсь, в скором времени бывшая уголовщина, — без тени юмора поправил Витольд Германович. — Где избушку себе приобрели, Сергей Львович?

— На Багамах.

— Семья уже там?

— Вы что-то путаете. У истинного законника не бывает семьи.