— Но в прошлом году «Департ» объединился с «Домус-банком», — не надеясь в этой темноте увидеть собеседника, Лидия Сергеевна смотрела на звезды, поселившиеся между сложными переплетениями стеклянной стены. — Ваши основные капиталы в этом объединенном банке?

— Да, — уже равнодушно признался Сеня.

— Вы в последнее время проводили какие-либо финансовые операции?

— По нашему требованию банк должен был перевести значительные суммы в Швейцарию.

— И? — поторопила Лидия Сергеевна.

— Часть этой суммы была переведена в соответствующие сроки.

— Какая часть?

— Двадцать пять процентов, как и договаривались.

— Когда должны перевести остальное?

— Через две недели после перевода начальной суммы.

— Это когда?

Сеня помолчал недолго, видимо, подсчитывал и думал. Подумал и сказал:

— Через три дня. Вы, Лидия Сергеевна, считаете, что семьдесят пять больше двадцати пяти?

— Именно так я и считаю. А теперь как на духу: семьдесят пять — это очень много?

— Очень.

— По-моему, именно эту-то территорию и отвоевывают у вас, Сергей Львович.

— Похоже. Очень похоже, — громко застучало кресло. На этот раз джентльмен раскачался сам. — У меня к вам предложение, Александр Иванович.

— Нет, — не дав джентльмену разъяснить суть предложения, бесповоротно отказался Смирнов.

— Но вы даже не знаете, что я предлагаю.

— Ты меня не понял, Сеня. Я не приму любое твое предложение.

— Вот, значит, как, — элегантный господин вмиг потерял свой лоск. И в словах, и в интонации прорезался лагерный жлоб. — Так какого худенького мы здесь турусы на колесах разводим?

— Интересно же! — простодушно признался Смирнов.

— Так я и ментам и поверил, — помолчал, покачался еще и вдруг спросил: — Сырцов? По крохам собираете? Отмазку ищете?

— Ты считаешь, что это Сырцов убил инкассаторов? — вкрадчиво поинтересовался Смирнов. Сеня небрежно ответил:

— Как-то не думал об этом, своих забот навалом. А сейчас подумал и решил: не считаю.

— Почему, если не секрет?

— Не секрет. Хотя бы потому, что, если Сырцов это и затеял, он бы и ту троицу кончил, которая теперь показания дает, — Сеня с достоинством умолк, а Смирнов зашелся в папановском смехе. — Чего смеетесь?

— Оригинальнейший аргумент в доказательство Жоркиной невиновности, — отсмеявшись, заковыристо похвалил Сеню Смирнов. А Сеня опять за свое. Пользуясь хорошим настроением хозяина:

— Ну как, Александр Иванович?

— Нет, — ответил Смирнов и, судя по переливчатому скрипу ивового диванчика, поднялся: — Единственное, на что я могу пойти в отношениях с тобой, обмен информацией.

— И то хлеб, — решил Сеня и тоже встал, отчего качалка освобожденно застучала в веселом и быстром темпе.

Ночь в предчувствии приближавшегося рассвета основательно побледнела. Смирнов и Сеня остановились у калитки и с облегчением оглядели друг друга. В радости, что его может видеть высокомерный отставной полковник, приблатненный джентльмен улыбнулся, как акула, обнажив все наличные зубы, и, как бы размышляя, сообщил о результате своего мыслительного процесса:

— Я понял, спящая Ксюшка — это внучка Дмитрия Федоровича, номинального главы объединенного банка. Мощное взрывное устройство у вас в доме, а?

— Я — опытный сапер, Сеня, — ответил Смирнов и тростью провел по штакетнику. Будто автомат застрочил. Тихая автоматная очередь. — Пареньков-то, которых твои словили, кончишь?

— Если ничего не скажут, кончу, — ответил Сеня.

— А если скажут — тем более, — измененным эхом откликнулся Смирнов и, не прощаясь, пошел к дому.

30

Весело пожившая пожилая десятилетняя «восьмерка» ожидала его на стоянке Дворца молодежи, рядом с метро «Фрунзенская». Сырцов открыл ее, сел на водительское место и, поправив зеркало заднего обзора, увидел на заднем сиденье два объемистых пластиковых пакета. Включив мотор, послушал, как бьется сердце у казаряновской старушки, которая в последнее время принадлежала наследнику известного кинорежиссера непредсказуемому Армену. Поэтому и проверял. Бабушка была вполне бодрой, и Сырцов устремился под сень струй.

Банно-оздоровительное это учреждение славно обихаживало расслабленных скоробогатеев за хорошие бабки. Рыдая в душе, Сырцов выложил офигенную сумму и отдал себя на нежно-ласковое растерзание банщикам, массажистам, парикмахерам, которые в эти глухие, незаполненные требовательными клиентами часы поработали над ним на совесть.

Парикмахер очень коротко его остриг, — провел подчеркнутый косой пробор и предложил из молодых усов сделать нечто ошеломительно шикарное, чем шестьдесят лет тому назад Кларк Гейбл разбил вдрызг миллионы дамских сердец. Слаб человек, и Сырцов согласился.

Одеваясь, он специально не смотрелся в зеркало, желая ознакомиться со своим отражением комплексно, в общем ливере, как говаривали его любящие определенные словесные изыски подопечные. Господин в зеркале до чрезвычайности понравился ему. Фат и франт. Горчичного цвета легкий блейзер, тонкие черные брюки, фуфаечка под горло, изящные мокасины. А пробор и усики! Очень постарались Зоя Николаевна и здешний парикмахер. В светскую жизнь, в казино, в ночной клуб!

Но надо было в маету.

Тщательно одетый сдержанный мужчина средних лет покинул здание банка в девятнадцать тридцать пять. Давно выпорхнули, уже полчаса как, оттуда бабочки-девицы и дамочки, уже умчались два «паккарда» с начальством, уже закрыли парадные двери и поставили их на сигнализацию добросовестные охранники, когда он, как всегда в отутюженной тройке, выйдя из служебного входа, направился к одинокой «семерке», притулившейся в памятном Сырцову переулке. Клерк не успел подойти к своей машине: Сырцов нагнал его на полпути и, слегка ткнув стволом «вальтера» в бок, вежливо предложил:

— Давайте поедем в моем авто.

Клерк испугался неожиданности, затем пистолета, а потом, узнав Сырцова, до еле сдерживаемого поноса ужаснулся возникшей в его уже воспаленном страхом воображении картинке вероятных страданий. Он в панике глянул на всемогущий банк, но отсюда не было видно главного входа и самоотверженных охранников.

— Узнал меня, сволочь? — совсем невежливо осведомился Сырцов. — Тогда топай, топай, куда укажу.

И указал на казаряновскую «восьмерку», стоявшую в отдалении. Потопали совместно. В салоне «восьмерки» Сырцов надел на ватные руки клерка браслеты. Клерк плачуще посмотрел на щегольские наручники и шепотом спросил:

— Что вы со мной хотите сделать?

— В жопу целовать буду, — пообещал Сырцов, и «восьмерка» резво побежала по набережной. Бежала минут двадцать, добежала и забежала в пустынный аппендикс набережной у ограды Лужников. Сырцов заглушил мотор и посмотрел на сидящего рядом клерка ясным и благожелательным взглядом. И спросил столь же благожелательно:

— Тебя как зовут, козел безрогий?

— Сергей Сергеевич, — прошептал клерк и поспешно добавил: — Бойцов.

Не подтверждал поведением свою залихватскую фамилию клерк, нет, не подтверждал. Захотелось врезать насчет бойцовских качеств клиента, но Сырцов понял плебейство предстоящей шутки и сдержался. Сказал, разглядывая золотые штуки на небоскребе Академии наук:

— Излагай, Серя.

— Что излагать? — испугавшись пуще прежнего, проблеял Бойцов.

— Как меня подставил.

— Я ничего не знаю, честное слово, ничего не знаю!

— Иди ты! — деланно удивился Сырцов. — А кто мне монетку подсунул?

— Это не я подсунул, это мне ее подсунули!

— Кто?

— Откуда же мне знать! — Сергей Сергеевич постепенно входил в роль маленького человечка-винтика, основным свойством которого является неведение.

— Вот что, фраер тонконогий, ты еще не уяснил: я тороплюсь, и, если ты не перестанешь лепить горбатого, мне придется тебя кончить, потому что я на тебе засветился. Кончу и брошу тебя вот у этого забора. Другого выхода у меня нет.

— Я никому не скажу о нашей встрече! — тонко прокричал Сергей Сергеевич.