Глава 11

Закатное солнце, проникая своими лучами через морозные узоры в окне, окрашивало комнату разноцветными бликами, делая ее нарядной и какой-то волшебной. Только девушка, сидящая на кровати и бессмысленно смотрящая в стену, совершенно не обращала внимания на эту красоту. А иногда, когда очередной солнечный лучик игриво рисовал на ее лице разноцветный узор, рвано-резким движением отмахивалась, словно от надоедливой мухи. Настю совершенно не интересовала окружающая обстановка. Девушка пыталась решить: хочет ли она вернуть свой прежний характер? И после долгих раздумий выходило, что нет.

Именно теперь, трезво оценивая свою прошлую жизнь, она как никогда отчетливо понимала, что со всей своей ранимостью и состраданием долго бы здесь не протянула. В этом мире сказочном, где волшебство и красота окружающая соседствуют с горем и смертью, нельзя оставаться наивной и беспомощной. Настя здраво рассудила, что только в книжках бывает такое.

«Или же при сильном защитнике, находящемся всегда рядом».

А Дмитрий не мог быть таковым, как бы глупое сердечко девушки ранее ни умоляло об этом, игнорируя все решения своей хозяйки. Он был тем, кому Настя была обязана служить и помогать, выполняя заветы предков. Примеры прошлых спутниц, рассказанные ей Снежем, наглядно показывали, как опасно поддаваться чувствам запретным.

Только при мыслях таких все сжалось внутри, застучало о стену льда, сковавшего душу, противясь Настиным намерениям. Прижав колени к груди, девушка согнулась, слегка поморщившись и пережидая попытку прорыва. И вновь ей хруст почудился, словно на миг изнутри теплом обдало, словно слабела «стена», от мира эмоционального отгораживающая. А по щеке слезинка скатилась, на ходу замерзая, да льдинкой малой на халат упала. Подняла ее девушка, к лицу поднесла да залюбовалась переливами ледяными. А когда присмотрелась внимательнее, в самой глубине слезинки заметила словно вихрь снежный застывший. Подивилась Настя чуду такому необычному. А как стук в дверь раздался, спрятала в кулачок слезинку, словно опасаясь, что отберут.

– Настенька, можно к тебе? – раздался приглушенный голос из-за двери.

– Заходи, Снеж, – отозвалась девушка, поудобнее устраиваясь в постели.

И только когда Настя увидела, как снежный человечек вносит полный разной еды поднос, поняла, как же она проголодалась за это время. Быстро встав с кровати и поправив халат, а заодно спрятав в карман свою слезинку, она прошла все к тому же креслу, стоящему около окна. Пододвинув к нему низенький столик, принялась помогать расставлять на нем тарелки и чашки. В этот раз Снег Снегович расстарался вовсю, пытаясь угодить спутнице Декабря.

– Как ты себя чувствуешь, Настенька? – спросил Снеж, выставляя блюдо с запеченной рыбой.

– Хорошо, не стоит тебе волноваться, – спокойно ответила Настя, принюхиваясь к пирожкам. – Посидишь со мной?

– Конечно, – согласился снеговичок, убирая поднос и пододвигая себе пуфик. – Испугала ты нас всех знатно. Переживали за тебя. Да что уж об этом вспоминать.

– Действительно, пустое это, – согласилась девушка, размеренно принимаясь за еду. – Ты уже знаешь, что во мне магия ледяная проснулась?

– Как же не слышать! Все знаю, милая. И то, что сила у тебя появилась, и про то, что заледенела изнутри, – жалостливо глянув на нее, поведал Снеж. – Да это не беда, Декабрь-Месяц, хозяин наш, обязательно поможет тебе.

А Настя лишь глаза отвела, почему-то не желая говорить снеговичку, что совсем не хочет этой помощи. Нет желания вновь становиться такой, как прежде. Как бы ни охладели ее чувства сейчас, а все ж неуютно девушке стало. Слишком радостной верой светились глаза-бусинки, слишком много было уверенности и затаенной надежды в тех словах. Да только и Снеж не глуп был. Заметил, что не слишком обрадовалась Настя такому известию, нахмурил бровки свои да строго спросил:

– Не хочешь способность чувствовать вернуть, от ледяной преграды избавиться? Почему так?!

Вздохнула Настя, поняв, что не избежать разговора трудного, отодвинула тарелку от себя и спросила:

– А зачем? Тогда я слабой была, только и делала, что плакала и переживала обо всех. А теперь, когда обучусь силой управлять, смогу Декабрю настоящей помощницей стать. Ты же знаешь, какая беда в мир сказочный возвращается, не время переживаниями заниматься.

– Да о чем ты говоришь, глупая?! – возмутился снеговичок, стукнув кулачком по столу. – Как можно вообще добровольно отказаться что-либо чувствовать? Ведь это же неповторимо и волшебно – переживать, радоваться, огорчаться и даже злиться. А «чувствовать» всю ту красоту, что окружает тебя? Чувствовать душой! Неужели это так плохо?

– Снеж, не злись, – попыталась утихомирить разошедшегося не на шутку снеговичка Настя. – Ты забываешь, что раньше-то я чувствовала и все про это знаю. Поэтому и неинтересно мне.

– Нет, не знаешь, – возразил снежный человечек. – Эх, люди-люди, вам такое чудо по праву рождения дано, а вы не цените.

– Ценим, миленький, ценим, да только не всегда хорошо это, – чинно сложив руки на коленях, Анастасия посмотрела в окно. – Слишком слабой я была тогда. Переживала много, почем зря, а кому это надо? Никому…

– Э, милая, да тут в другом дело, – прозорливо смекнул Снеж, резко успокоившись. – Не слабость твой самый большой страх, а что-то другое. Что так гложет тебя, Настенька, раз ты так ухватилась за эту возможность не допускать эмоции в сердце свое? Чего опасаешься?

А Настя и сказать не знает что. Как объяснить то, что все ее уговоры и увещевания не подействовали на сердце глупое? Как сказать, что чувство запретное появилось в нем да расцветать начало цветком огненным, грозясь опалить душу девичью, покорить без остатка? А нельзя поддаться, нельзя допустить этого на погибель свою.

«Нет! Лучше уж совсем ничего не чувствовать, чем потом мучиться», – и не было в мире силы, способной ее переубедить!

– Молчишь? Говорить не хочешь? Ладно же, тогда меня послушай, – Снеж решительно подобрался и поудобнее уселся, строго посмотрев на Настю. – Ты ведь знаешь, что мы создания магические, из снега вылепленные? А снег, он ведь не чувствует ничего, не понимает. Лежит себе и лежит. Когда нас только создают, мы такие же молчаливые и бесчувственные. Только ведь Снежик правду тебе сказал, когда говорил о вложенной в нас частичке души своего создателя.

Сурово насупив свои бровки, Снеж со значением посмотрел на девушку.

– Декабрь-Месяц, хозяин наш, с душой своей вкладывает в служек своих отпечаток чувств разных. Ох, выдела бы ты, что с нами твориться тогда начинает! – снеговичок забавно фыркнул, пытаясь сдержать смех. – Мы тогда детей малых напоминаем, оказавшихся в комнате, полной игрушек. Для созданий магических это все внове! Но ни один из нас добровольно не отказался бы чувствовать, даже зная, что нам за это смерть грозит.

– Какая смерть? – не поняла Анастасия и вопросительно снеговичку в глаза посмотрела.

– От того, что эмоции испытываем, – грустно улыбнулся Снеж. – Все ж материалу, из которого мы сделаны, не дано это. Тепло душевное, эмоции счастья да радости – согревающие, они снегу вредны. Оттого и разрушаемся. Если бы не это, вечными быть могли бы.

– Но почему Дмитрий допускает такое? Он не похож на того, кто сознательно на смерть пошлет, будь то даже человечек снежный. Да и Снежик говорил, что переживает Месяц сильно, когда очередной служка уходит.

– А он не знает, – ответил снежный человечек. – Никто из Месяцев не знает, из-за чего их служки со временем разрушаться начинают. Это только нам, созданиям магическим, и ведомо. Только мы никогда не сознаемся, потому что понимаем, как ценны те чувства, что людям испытать от самого рождения дано. А ты, Настенька, добровольно отказаться от них хочешь. Поверь мне, девонька, нет ничего страшнее, чем жить чурбаном бесчувственным. Ни смысла в жизни той нет, ни радости от нее.

Задумалась Настя над словами мудрыми, да только страх ее глубинный, под толщей льда в душе спрятавшийся, сильнее оказался! Или уже в привычку вошел?.. Но чтобы не обижать снеговичка и не заставлять волноваться понапрасну, обещала все еще раз хорошенько обдумать. А Снеж, довольный тем, что смог заронить зерно сомнения в душу девушки, принялся истории веселые рассказывать, не забывая приговаривать, чтобы Настя кушала.