— Я не могу сказать, что мне удалось окончательно изменить их, — досадливо отозвалась Аэлин. — Я уже говорила, что мне трудно принять саму возможность незнания о твоем воздействии на меня, это все еще пугает. И, пожалуй, будет пугать всегда. Но я остаюсь верна своим словам: я никогда не смогу возненавидеть тебя. Даже за это.
Мальстен понимающе кивнул.
— Спасибо, — отозвался он и, вздохнув, поглядел вперед, пытаясь подсчитать, сколько они со спутницей смогут пройти до ближайшего привала. — Думаю, нам пора двигаться дальше.
— Ты нормально себя чувствуешь? — обеспокоенно поинтересовалась женщина.
— Если ты о дрожи, то еще некоторое время она продлится, — чуть поморщился данталли. — Но в остальном все хорошо. Идти я могу.
Аэлин с готовностью поправила заплечную сумку и посмотрела на убегающую вперед тропу.
— Что ж, тогда идем. Вскоре с тракта снова придется свернуть. По пути будет небольшой городок Линддор, и там, насколько мне известно, есть небольшое отделение Культа. Думаю, нам не стоит показываться там. Обойдем лесными тропами.
— Согласен.
— И, Мальстен, — криво улыбнулась охотница, продолжив свою мысль, лишь поймав взгляд спутника на себе, — если нам по пути снова встретится хоть одна неизвестная деревня…
— Обойдем ее за пару лиг, — закатив глаза, бегло отозвался данталли, вернув охотнице улыбку.
С этими словами спутники двинулись вдоль по тропе.
Перед двумя всадниками в ярких одеяниях Красного Культа, кони которых легким шагом двигались по главной улице города, расступались люди, периодически бросая на чужеземцев заинтересованные взгляды. В том, что эти два человека были именно чужеземцами, ни у кого сомнений не возникало хотя бы потому, что местные жрецы в большинстве своем носили не дорожные кожаные доспехи, а повседневные алые рясы — походные одежды были здесь редкостью. Да и как-то иначе эти два всадника держались, чем-то неуловимо отличались от фрэнлинских последователей Культа. Было в их виде и поведении нечто властное, почти царственное. Горожане словно подспудно чувствовали, что во Фрэнлин прибыли важные персоны, и с первого взгляда сочли их едва ли не лицами высшей власти в организации, охотящейся на данталли, посему спешили проявить должный пиетет.
Начиная от городских ворот, спутники двигались по городу молча. Один из всадников, светлые редкие волосы которого ниспадали на лицо, чуть скрывая собою мутное молочное бельмо, затягивающее оба глаза, морщился, принюхиваясь к городским запахам. Его напарник — очень коротко стриженный грузный мужчина — уделял внимание самому виду Фрэнлина: вглядывался в окна серокаменных домов, изредка устремляя свой взор на некоторых жителей, смотрящих на чужеземцев с нескрываемым любопытством, разглядывал вывески лавок и таверн, жалея, что остановится не в одной из них, а в обители Культа, следил, чтобы никто из горожан не попался ненароком под копыта.
— Опрятный городок, — хмыкнул Иммар Алистер, не в силах более выдерживать тягостного молчания, воцарившегося между ними со спутником. — Опрятнее большинства из тех, где нам приходилось бывать.
— Воняет нечистотами, как и все другие, — хмуро бросил Ренард, плотнее сжимая поводья, — и гарью.
— Гарью? — удивленно переспросил напарник, и жрец Цирон чуть повернул голову в его сторону. — Хочешь сказать, здесь что-то горит?
— Горело. Несколько дней тому назад. Запах уже не такой ощутимый, чтобы его почувствовал зрячий, но лично для меня он легко различим. Недавно тут был пожар, где-то к востоку от нас.
Губы Ренарда сжались в тонкую линию. Похоже, неприятный запах, который чувствовал он один, сильно сбивал слепого жреца с толку, однако сообщать об этом он, разумеется, не собирался.
— Не люблю города, — заключил Цирон, вновь поворачивая голову по направлению движения.
Иммар глубоко вздохнул, попытавшись уловить тот самый запах, о котором говорил его спутник, но ничего такого не почувствовал.
— Неужто тебе все города чем-то не угодили? — поинтересовался он. — А как же Флацдер? Ты ведь там много лет прожил.
— Флацдер от других тоже ничем не отличается, — хмуро бросил Ренард в ответ, явно показывая нежелание говорить о своей родине.
— То есть, тебе ближе деревни, — скорее, утвердил, чем спросил Иммар.
— Немного. Хотя ближе всего мне незаселенные пространства между деревнями и городами, где только природа и где почти нет людей. Однако, к сожалению, данталли, которых мы выслеживаем, редко прячутся на таких территориях, чаще всего их приходится вынюхивать именно в городах, — последние слова слепой жрец бросил с нескрываемой досадой.
— Такова уж природа этих демонов, брат, — пожал плечами Иммар.
— Да. Такова, — коротко отозвался Ренард, предпочтя не развивать свою мысль.
Жрец Алистер понимающе замолчал, решив более не донимать своего напарника разговорами. Возможно, Ренарду, ведя беседы, было еще труднее сконцентрироваться на передвижении по городу, который, как и все другие места, для него представлял собою лишь нескончаемую черноту. Иммар невольно прикрыл глаза и постарался сориентироваться по запахам и звукам в округе, однако тут же понял, что не сможет долго ехать вслепую. А ведь из-за того, как Цирон держался, его соратники периодически забывали о его дефекте и относились к нему, как к зрячему воину.
Задумавшись об этом сейчас, Иммар страстно захотел поговорить об этом с Бенедиктом. Руководитель передвижного оперативного отряда Культа явно лучше понимал Ренарда, представлял, как тот относится к работе в этой команде, как реагирует на то, что его братья иногда забывают о его врожденном дефекте. Держит ли Ренард обиду на своих соратников? Или, быть может, он благодарен за возможность почувствовать себя полноценным в глазах других — хоть иногда?.. Для Иммара подобные тонкости человеческой души были загадкой.
— Я чем-то задел тебя, брат? — вдруг прошелестел Ренард, вырывая напарника из раздумий. Тот встрепенулся и покачал головой.
— Задел? С чего ты взял? — недоуменно переспросил он, не представляя себе, как слепому жрецу удалось почувствовать его смятение.
— Предположил, — ухмыльнулся Ренард. — Звук твоего дыхания изменился: ты вдруг начал дышать громче и через нос, причем вдохи мерные и медленные, а выдохи много резче и шумнее. В спокойной обстановке ты дышишь так, только когда крепко задумываешься о чем-то неприятном. Судя по тому, что этому предшествовал наш диалог, я сделал вывод, что мог задеть тебя. Если так: поверь, у меня не было такого намерения.
Иммар нервно усмехнулся. В этом вопросе он был полностью солидарен с Бенедиктом: умение Ренарда почувствовать настроение (и даже иногда прочесть мысли) человека по одному лишь звуку дыхания казалось настоящей магией.
— Можешь быть спокоен, я на тебя никакого зла не держу, — заверил жрец Алистер, понимая, что его напарник ждет ответа.
— Зла, быть может, и не держишь, но то, что я тебя задел, все же не отрицаешь, — хмыкнул Ренард.
Ответа не последовало, и жрец Цирон, глубоко вздохнув, заговорил снова.
— Я не люблю города, потому что в любом из них — в каком бы я ни оказывался — очень скоро люди начинали судачить за моей спиной. Кто-то жалел меня, кто-то высказывал предположения, что моя перерожденная душа в этой жизни осуждена богами, кто-то говорил о том, что я ему неприятен. Многие сочувственно возвещали о том, что «такому бедолаге, как я», никогда не найти себе жену, потому что «какая же за неполноценного замуж пойдет».
Иммар поджал губы, не зная, что ответить. Ренард продолжил.
— Я с самого детства вынужден был доказывать этим людям, что мне не нужно их сочувствие, что меня не волнует их мнение, и что мой врожденный дефект не помешает мне устроить свою жизнь. Тем не менее, в предположении, что ни одна женщина не согласится сочетаться узами брака со слепцом, и ни один родитель своей дочери такой судьбы не пожелает, они были правы. У меня не было за плечами громких титулов и несметных богатств, посему перспективным женихом я ни для одной девицы не являлся. В юности я верил, что однажды найдется та, которой сильное чувство ко мне поможет разглядеть за моим недугом полноценного человека. Надеялся, что в моей внешности может заинтересовать и что-то помимо слепого бельма на глазах, однако эти надежды быстро развеялись: женщины шарахались от меня, кроме тех, что за несколько фесо готовы были отдаться любому. На этом основании я сделал вывод, что обладаю внешностью непривлекательной. Хотя, говоря об этом, я понятия не имею, что это может значить. Понятие привлекательной внешности, как ты понимаешь, всю жизнь для меня было несколько… загадочным.