— Знаешь, Райс, ты ведь довольно давно работаешь в моем цирке. Когда вы с братом только пришли, я успел повидать более умелых артистов, чем вы двое, однако взять в труппу решил именно вас. Знаешь, почему?

Циркач напряженно качнул головой, понимая, что не может позволить себе издать ни звука, ведь голос его — он знал — при первом же слове пронзит предательская дрожь. Аркал криво ухмыльнулся и кивнул.

— Мне пришлась по вкусу ваша с братом манера держаться. Особенно твоя. Ты всегда был смельчаком, Райс. Новатором. Бунтарем. Если честно, мне нравилось наблюдать, как именно эти твои качества толкали тебя к совершенствованию твоего мастерства. Однако эти самые качества неизменно сопровождала несокрушимая гордыня. Ты всегда чувствовал себя мастером, Райс, и тебе показалась невыносимой одна лишь мысль, что тобою во время представления будет руководить кто-то другой. Даже не так: тебе претила сама идея, что кто-то может знать лучше тебя, как сделать представление зрелищнее и насыщеннее. Это жадность и самовлюбленность, мой дорогой друг, и эти качества ты привил всем тем, кто уходит с тобой.

Циркач едва заметно побледнел и напрягся сильнее прежнего.

— Ваше Высочество, я чувствую себя весьма глупо, — нервно усмехнулся он. — Я понимаю все слова, которые вы произносите, но, мне кажется, не слышу, что именно хотите ими сказать.

Бэстифар улыбнулся: реакция артиста, похоже, была именно той, на которую он надеялся. Или рассчитывал — трудно было судить наверняка.

— Ты всегда умел подобрать наиболее точную формулировку, — кивнул принц. — Это также было одним из моих любимых качеств в тебе. Я хочу сказать, что мне горько расставаться со столь ценными людьми…

— Ваше Высочество, при всем нашем почтении, — покачал головой Райс, — о том, чтобы работать в цирке под контролем данталли, для нас не может быть и речи.

— Я знаю, знаю, — примирительно приподнял руку аркал. — Я вовсе не собирался просить вас остаться. Напротив: теперь я и сам считаю, что это невозможно.

Райс недоверчиво изогнул брови, беспомощно обведя глазами своих друзей, однако ни в ком из них не нашел подсказки, как реагировать на слова принца.

— Вы всецело продемонстрировали, насколько вам претит идея работать под контролем данталли. Даже если бы вы решились остаться теперь, я не сумел бы принять вас обратно: Мальстен счел бы такую работу недобровольной, а я бы каждый раз думал о том, сбежите вы после очередного представления под покровом ночи или нет. Знаете ли, мне не нравится занимать свое время подобными размышлениями, особенно с завидной периодичностью.

Райс прерывисто вздохнул: предчувствие, что ждать от пожирателя боли не следует ничего хорошего, еще отчетливее застучало в его висках.

— Но переживать вам не придется, — многозначительно кивнул он, напомнив, — мы ведь уходим.

— Верно, — аркал нарочито задумчиво поджал губы, тут же вновь растянув их в улыбке — на этот раз невеселой. — Но здесь у нас возникает другая проблема, друзья. И она касается не только вас.

Выждав несколько мгновений, Бэстифар, задумчиво соединив подушечки пальцев, принялся неспешно расхаживать по шатру из стороны в сторону.

— Скорее, эта проблема касается нашего кукловода. Мальстена. Видите ли, иногда он проявляет жесткость там, где надо проявить милосердие, и наоборот: недавно он собирался лишить жизни сильно насолившего ему человека, и я этому помешал, потому что с той смертью могло быть сопряжено много проблем. Сегодня же он проявил милосердие и позволил вам уйти из цирка, а ведь за этим также неизбежно последует множество неприятностей. Слухи, которые вы можете распространить, к примеру, за границами Грата или даже за границами Малагории, могут существенно навредить моему дорогому другу, а этого мне допустить никак нельзя. К тому же я хотел, чтобы о работе нашего художника знала труппа, но не вся Арреда.

Глаза всех присутствующих циркачей округлились от резко накатившего опасения.

Райс набрал было в грудь воздуха, чтобы возразить, но тут же повалился наземь, подавившись собственным вскриком, когда ладонь аркала засияла алым светом. В следующую секунду остальные отпущенные Мальстеном на волю циркачи также упали замертво.

Сияние вокруг руки пожирателя боли тут же погасло, и он изумленно замер, пытаясь осознать, что видит перед собой шесть безжизненных тел. В мыслях его все еще мелькало возможное развитие этого разговора: долгие уверения в том, что Райс и его команда пообещают никогда никому не рассказывать, почему ушли из малагорского цирка; затяжной спор о том, что данное обещание не будет подкреплено никакими гарантиями (кроме, разве что, отрезанных языков, однако при том, что Райс и часть его друзей были обучены грамоте, Бэстифар на такое бессмысленное зверство был идти не готов); утомляющие мольбы о пощаде и неизбежно следующий за этим финал. Изменять свое решение аркал не планировал — он изначально шел в этот шатер с определенными намерениями, утвердившимися в тот самый момент, когда Райс и часть его команды сказали свое последнее слово на арене. И все же в мыслях принца в свете столь стремительного развития событий осталась некоторая незавершенность, от которой было весьма непросто избавиться. Возможно, виной этому чувству послужила столь быстрая смерть циркачей? Ведь обыкновенно договаривать свои мысли пожирателю боли приходилось уже в процессе воздействия, перекрикивая стоны, вырывающиеся из груди жертв. А на этот раз все обстояло иначе.

Бэстифар был искренне удивлен, что убил «дезертировавших» артистов так быстро, лишь передав им на секунду ту самую расплату, которую впервые забрал у Мальстена в дэ’Вере. Люди были неспособны даже несколько мгновений переносить столь сильную боль, и Бэстифар невольно поражался тому, сколь сильной выдержкой наделены данталли — особенно Мальстен Ормонт, который, испытывая такие страшные муки, думал лишь о том, чтобы не привлечь внимание криком.

Размышления принца прервал неожиданно вошедший в шатер командир кхалагари Отар Парс.

— Ваше Высочество, если позволите… — начал он, осекшись на полуслове при виде остекленевших глаз мертвых циркачей. В следующую секунду он выхватил из ножен меч и приготовился к атаке некоего неизвестного противника, который мог угрожать представителю царской семьи.

Бэстифар поджал губы, разведя руками.

— Отар, — произнес он, кивнув в знак приветствия, — ты вовремя. Оружие можешь убрать.

Командир кхалагари недоуменно уставился на принца, однако уже через мгновение поспешил выполнить приказ.

— Что здесь произошло?

— Весьма досадное событие, — пожал плечами Бэстифар, — повлекшее за собой смерть этих замечательных артистов. А теперь необходимо убрать отсюда их тела и похоронить, как подобает. Я надеюсь, ты и твои люди, Отар, поможете мне организовать эти похороны без особенного шума? Не хочу, чтобы безвременная кончина этих чудесных циркачей стала достоянием общественности: пусть люди запомнят их живыми.

Командир кхалагари нахмурился, вновь вглядевшись в лица мертвецов.

— В своей жизни я повидал достаточно погибших… — задумчиво произнес он, — но редко видел в их глазах выражение такого мучительного ужаса. Позволите спросить, кто сделал это с ними?

Бэстифар равнодушно повел плечами.

— Это сделал я, Отар. Эти люди были предателями и представляли угрозу.

— Угрозу? Ваши артисты? — изумленно приподнял брови Парс. Впервые за годы существования малагорского цирка он услышал от принца подобное заявление в адрес кого-то из труппы.

— Мне казалось, я выразился достаточно ясно.

Несколько мгновений прошло в напряженном молчании.

— Желаете, чтобы я позже доставил вам остальных циркачей для допроса? — помрачнев сильнее прежнего, спросил командир кхалагари.

— Нет, в этом нет необходимости, — качнул головой принц.

— Вы уверены, что больше угрозы не представляет никто из них, Ваше Высочество? — с искренним участием поинтересовался Отар.