– Замечательно, Мэри, – произнесла я, сделав над головой и телом женщины несколько пассов ладонями, устанавливая покров покоя – простенькое заклинание, которое я обычно применяла для того, чтобы детей ночью не разбудил малейший шорох или шум. Яна мне уже говорила, что сон под этим покровом покоя особо сладок и приятен, а еще под него никогда не залетают комары. На Мэри это заклинание подействовало точно так же, как и на Яну – она вытянулась, расслабилась, и, кажется, даже причмокнула губами.
Убедившись, что американка полностью расслабилась, я собрала воедино всю свою решимость и, затаив дух, скользнула в самый центр ее сознания. То, что я там увидела, привело меня в самый настоящий ужас. Ничего общего с внутренним миром Анастасии. Напротив, у Мэри обстановка внутреннего мира была наполнена устрашающими и отвратительными символами, говорящими о том, что она склонна к гомосексуальной лесбийской любви и любит щекотать свои нервы измышлениями на тему людоедских ритуалов, в которых она попеременно выступала то жертвой, то палачом.
Но это все было бы всего лишь ее личным дело, если ли бы рядом с ее комплексами и неврозами не громоздились бы горы такого же политического дерьма, которое практически с рождения вливалось в голову Мэри из телевизора, орущий экран которого располагался на самом видном месте, и интернета – и мы, русские, занимали среди этих комплексов почетное первое место. Не зря Сергей Сергеевич не доверял этой особе, совсем не зря – в таком состоянии ее ни в коем случае нельзя было допускать к оружию, она обязательно кого-нибудь или убьет, или искалечит, не зря же такое большой число американских ветеранов совершает внешне немотивированные убийства.
И ни одного намека на привязанность хоть к одному живому существу – хоть к родителям, братьям-сестрам, хоть к любимому мужчине, хоть к детям, которых у Мэри пока еще не было и которые, если дело так пойдет и дальше, так никогда и не появятся. К тому же Мэрино Эго – полуголая седая старуха, раскрашенная разными красками, как индеец на тропе войны – с криком: «Уходи отсюда, уходи!» – кинулась на меня из темного угла с какой-то палкой, похожей на ручку от швабры, и мне пришлось защищаться от нее еще одним сонным заклинанием. Грохнувшись прямо на затоптанный и заплеванный пол, Эго захрапело, а из кармана у него выкатилась полупустая бутылка виски «Джонни Уокер». Пожалуй, вот еще одно отличие – у Анастасии Эго было намного моложе, чем тело, а у Мэри, как выяснилось, наоборот.
Я стояла и растерянно озиралась по сторонам. Тут следовало бы как следует убраться и выкинуть всякую дрянь – но это же была не своя несчастная родная душа, как у Анастасии, которая просила у нас помощи, а чужая, злобная фурия, привыкшая жить только для себя, а также ненавидеть и презирать всех, кто хоть чем-то от нее отличается. Она возьмет все, что мы сможем дать, а потом, не испытывая ни малейшей благодарности, обманет нас и предаст из-за малейшей выгоды.
В то же время, изначально (и это точно) она не была такой скверной. Весь этот ужас с ней случился потому, что на тяжелые условия жизни, от которых свихнулся бы и святой, была наложена развращающая пропаганда, звучащая буквально из каждого утюга. У меня не было большого желания вникать во всю эту гнусность, но с этим надо было что-то делать, потому что альтернативой моему действию было бы пойти к Сергею Сергеевичу и сказать, чтобы он не работал с этими американками, а просто бросил бы их на произвол судьбы. Но на такое я пойти не могла.
Еще раз, оглядевшись по сторонам, я растерянно опустила руки. Тут работы не меньше чем на неделю, а если учесть, что, проснувшись, Эго будет мешать уборке – то и больше. Но ведь что-то же с этой женщиной делать надо? И тут мне в голову пришла одна мысль и я стала оглядываться по сторонам, ища, какое место в этой душе занимает Бог – и не нашла ничего, кроме затянутой паутиной мумии и заплесневелой книги с крестом на обложке, страницы которой даже не открывались, потому что слиплись от какой-то дряни. А как известно, если в душе нет живой повседневной связи с Богом, то вскоре в ней поселяется дьявол. Самого дьявола тут еще нет, а гнездо для него уже приготовлено – только заходи и поселяйся, или Эго Мэри уже заболело, и именно потому такое страшное, старое и косматое? Тогда, в общем-то, тут работа совсем не по моей части, тут нужно звать отца Александра и лечить эту душу его методами, пока она еще жива. А то ведь может выйти совсем нехорошо. А пока я оставлю тут свою небольшую копию, которая приступит к уборке и в первую очередь пусть выбросит отсюда эту полупустую бутылку виски.
Тот же день, около 17:00. Лагерь отряда капитана Серегина возле контейнеровоза.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич.
Переговоры на высшем уровне, которые мы с Коброй и с отцом Александром провели с новым Великим Магистром де Мезьером, прошли достаточно хорошо. Власть папенька Гретхен взял в свои руки плотно, и хоть некоторые из его новопроизведенных подчиненных и смотрели на нас с зубовным скрежетом, сжимая кулаки, но это у них со временем пройдет. Причем у самых неумных так и вообще вместе с жизнью. А то, что после нашей акции творится в тевтонской столице – это и вовсе что-то кошмарное. Во-первых, очень много народа погибло в тот момент, когда Кобра и отец Александр прибили херра Тойфеля. Во-вторых, госпитали ордена переполнены сумасшедшими без всякой надежды на излечение, и герр Густав уже отдал приказ разделить их всех на две категории – впавших в детство с возможностью повторного обучения и безнадежно сумасшедших, которых мог бы излечить только сильный маг разума, обладающий не только мощью, но еще и опытом с квалификацией (в отличие от нашей Птицы). Дело в том, что впавших в детство можно попробовать обучить заново, а вот безнадежно сумасшедших можно только подвергнуть процедуре эвтаназии. И вообще, это внутреннее дело Ордена, и мы в него не суемся.
Нашим делом будет организовать переговоры между де Мезьером и богиней Кибелой по поводу прекращения огня на линии противостояния – для того, чтобы Орден мог спокойно подготовиться к эвакуации всех тех, кто захочет эвакуироваться, и к передаче в ведение Кибелы тех, кто пожелает остаться. Конечно, желающих покинуть этот мир будет абсолютное меньшинство, но представит его лучшая часть народа тевтонов, его ударное ядро – те люди, которые не сидят на месте, а ищут себе в жизни перемен и новых впечатлений. А ведь эвакуируемых перед отправкой потребуется еще окрестить, а это будет никак не меньше ста тысяч человек, а если и меньше, то совсем ненамного, так что это совсем нетривиальная задача, когда в наличии имеется всего один священник, даже такой, как отец Александр.
В итоге мы договорились таким образом, что завтра в загородном поместье де Мезьеров штурмоносец заберет герра Густава, двух его адъютантов и его дочь – для того чтобы доставить их в наш лагерь. Кобра говорит, что Кибела уже поставлена в известность о месте и времени переговоров с тевтонами, и теперь дело за малым – чтобы они смогли договориться. А пока новый Великий магистр и та небольшая кучка единомышленников, собравшаяся вокруг него, должна будет решить множество вопросов – от элементарного наведения порядка в городах и воинских частях до перепрофилирования и ликвидации той храмовой инфраструктуры, которая прежде обслуживала интересы херра Тойфеля. Нужно изменить участь нескольких десятков тысяч людей, некоторые из которых еще совсем младенцы, а других мы едва-едва успели вырвать из-под жреческого ножа.
Кстати, большой интерес к бывшим жертвенным овечкам проявила моя новообретенная жена. Ее эксперимент с пятью первыми овечками можно признать успешным – девочки не только хорошо осваивают азы магической науки, но при этом, благодаря «сыворотке № 1», еще и поправляются буквально не по дням, а по часам. Нет, внешне они остались такими же субтильными и прозрачными на просвет ходячими скелетами, на которых смотреть и больно, и жалко, но на самом деле их теперь не только не шатает ветром, но и наоборот, во многом они стали даже сильней и здоровей обычных пропорционально сложенных женщин того же роста и того же возраста. И боеспособность у них весьма на уровне, всю свою кротость и беспомощность они утрачивают вместе с физической немощью, становясь очень ловкими, злыми и мотивированными бойцыцами, отлично управляющимися с пистолетами-пулеметами Федорова, а также лично преданными не только моей супруге, но и немного лично мне. Короче, это у нас теперь с Елизаветой Дмитриевной такой семейный бизнес.