Тот же день, около 20:00. Лагерь отряда капитана Серегина возле контейнеровоза.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич.

Как сказал поэт, «смеркалось». На потемневшем небе зажглись первые звезды, на площадке в центре лагеря Кобра разожгла традиционный вечерний костер, чуть в стороне от которого Елизавета Дмитриевна негромко что-то говорила по-немецки рассевшимися вокруг нее кругами бывшим жертвенным «овечкам», и те слушали ее с трогательным вниманием на лицах, а от полевой кухни, где амазонкам раздавали ужин, доносилось позвякивание мисок и смешки. Лепота! Как в старые добрые времена, когда мы только что появились в этом мире, но только теперь нас значительно больше, и мы – сила первой величины, которую уважают и побаиваются сами местные как бы боги… Почему как бы, спросите вы. Да потому что Бог, от же Отец Небесный, он же Творец, он же Создатель – только один; а те, что правят в этом мире, это так, просто сущности, пусть и значительно сильнее нас, обычных смертных, но все равно неизмеримо ничтожные рядом с тем, кто сотворил и продолжает творить все сущее.

Весть об уничтожении херра Тойфеля еще громом перекатывается в небесах из одного угла в другой, и мы с отцом Александром ждем не дождемся, когда нас вежливо и со всеми положенными почестями начнут выпроваживать из этого подвального мира по лестнице, ведущей на верхние этажи Мироздания. Да и сами мы отнюдь не горим желанием задерживаться тут хоть на какое-то дополнительное время, и если бы не необходимость дождаться того момента, когда в свой Анабазис соберутся тевтоны, то я предпочел бы выступить в поход уже завтра. Душе моей тут душно и тесно. Пока была цель уничтожить отродье зла, я еще мирился с этим ощущением, но теперь оно стало совершенно нестерпимым. Кстати, Елизавета Дмитриевна со мной в этом абсолютно согласна – у нее те же ощущения не проходящей духоты и тяжести на сердце, к которой, как оказалось, невозможно привыкнуть. Не согласна она только с тем, что мы должны ждать тевтонов, хотя и признает, что данное им слово надо держать. Иначе никак.

– Пойми, Сергей, – сказала она мне час назад, когда мы втроем с отцом Александром сидели, глядя на закатывающееся в море солнце, – результат всей этой затеи будет совершенно ничтожный. Большинство из них не захотят бросать насиженные места, поместья, рабов и прочее, чтобы вместе с женщинами и детьми обращаться в дальний и безнадежный переход. Возможно, какая-то часть их и снимется с места, но это будет абсолютное меньшинство, маленькая часть от всего их почти полумиллионного народа, а остальные предпочтут принять к себе богиней Кибелу, Афину и того же Гефестия, который кажется им вполне достойным представителем местного пантеона – мастеровым тружеником, а не завзятым бездельником, как остальные. А если бы ты не прибил Ареса, то и у того были бы все шансы стать верховным богом этого народа.

– Что касается Ареса, – ответил я, – то бодливой корове Бог рогов не дает, и это абсолютно правильно. А насчет эвакуации тевтонов я думаю вот что – то меньшинство, которое пойдет вместе с нами, будет тем самым активным ядром народа, которому тесны рамки этого мира. Именно такие, как правило, и участвуют в различных колониальных походах, раздвигая границы мира и расселяя свой народ. Я не знаю, сколько таких наскребет де Мезьер, но то, что для нашего масштаба их будет немало, это точно. Даже один процент от полумиллионного народа – это полнокровная бригада, а два процента – это целая дивизия…

– Хорошо, Сергей, – подняла вверх руки Елизавета Дмитриевна, – я с тобой согласна, но помяни мое слово – большинство и с места не двинется.

– А и не надо нам большинства, – ответил я, – как сказал один человек, – легче жонглировать маленькими дубинками, чем огромными стволами, и вообще надо действительно еще поглядеть, чем закончится вся та агитация и пропаганда, которую развернула среди своих соплеменников наша пылкая Гретхен.

– Поглядим, – ответила мне Елизавета Дмитриевна, вставая, чтобы направиться к своим девочкам, и на этом дискуссия по этому вопросу была завершена. Вообще ей от тевтонов и бывших «овечек» хватает, наверное, это в ней проснулся материнский инстинкт. Ухаживать за нежными и беспомощными существами, лелеять и воспитывать их – это так по-женски.

– Ну что, отче, – сказал я отцу Александру, когда дражайшая супруга ушла, – надеюсь, что дело с американками завершилось благополучно?

– Вполне, Сергей Сергеевич, – ответил он, – мне даже не пришлось просить о помощи своего патрона, удалось справиться самому. Банальный, в принципе, случай, когда дьявол проникает в человеческие души через бушующие в обществе пороки. Это еще был наш, тамошний дьявол, а не местный херр Тойфель, поэтому наша сегодняшняя акция на них никак не повлияла. Души их были поражены еще не очень сильно, и оказалось возможным извлечь из них нечистого, не нанося необратимых повреждений психике, и не лишив их профессиональных навыков. У же завтра к утру все трое будут как огурчики, зеленые такие и пупырчатые. После того как они дадут вам клятву и мы закрепим ее заклинанием отрока Димитрия и нашими с Коброй печатями, вы сможете им верить.

Священник немного помолчал и добавил:

– Там, Сергей Сергеевич, одержима вся страна – от президентов, сенаторов и биржевых воротил до последнего безработного, сидящего на пособии и продовольственных талонах, и даже мой патрон не знает, как можно вылечить одержимость в таком масштабе, не прибегая при этом к геноциду. А геноцид, как вы понимаете, не наш метод.

– Тогда, отче, – задумчиво произнес я, – они устроят геноцид всему остальному человечеству. Как специалист вам говорю, сигналы в последнее время оттуда идут весьма тревожные, и как бы не нам не пришлось делать вашу работу. Правда, тогда все сгорит к черту и тот мир погибнет.

– Мы, – ответил тот, – в смысле мой патрон, Отец Небесный, работаем над этим и вам надо продержаться еще лет двадцать тридцать, максимум пятьдесят и проблема будет решена, Америка как и предыдущие сатанинские образования, просто сожрет себя изнутри. Симптомы этого в настоящий момент тоже имеются.

– А у нас есть эти двадцать, а тем более пятьдесят лет? – задал я вопрос, оставшийся в общем без ответа. Но было такое ощущение, что мой собеседник что-то утаивает или недоговаривает, и это что-то относится именно к нашей команде, в последнее время обнаружившей в себе способность уничтожать злых богов или демонов, если вам будет угодно, и менять тем самым ткань Мироздания.

И вот мы ждали Кибелу, ждали – и дождались. Колыхнулся воздух – и перед нами появилась блистающая мадам во всей своей красе – черном шелковом китайском брючном костюме, расшитом золотыми драконами, зубчатой золотой короне и неизменной дымящейся сигареткой «Филипп Морис». Следом за ней через портал шагнула вторая наша старая знакомая – Афина, которая Паллада – в хитоне, шлеме и при копье. На этом состав делегации был исчерпан.

– С нами еще хотел увязаться Дионисий и его пьяные бабы, – пояснила Афина, – но с помощью Гефестия мы сумели от них избавиться. Обычно они днем спят, а квасить начинают только вечером, но сегодня ты устроил им праздник прямо с полудня и сейчас они уже все подряд в лежку никакие.

– А как это они стали никакими с вашего разбавленного вина? – удивился я, – там бочку выпить надо, чтобы упиться, и то мало будет, скорее, не выдержит мочевой пузырь и откроется нижний клапан.

– Во всем виноват технический прогресс и Гефестий, – сдерживая смех, пояснила Афина, – он соорудил Дионисию какой-то продвинутый самогонный аппарат и научил того делать, как это… ну, самогон, который гонят из некачественного вина…

– Бренди, – подсказал я.

– Вот-вот, – закивала Афина, – бренди. Короче, теперь Дионисий каждый вечер пьет с Гефестием это пойло. Пьют они поровну, Дионисий в зюзю, а Гефестий, как у вас говорят, ни в одном глазу. Почему так, Сергий?

– Есть в этом деле свои секреты, – уклончиво сказал я, – Гефестий их, видимо, знает, Дионисий нет. Кроме того, Гефестий сам по себе может быть более стойким к крепкому спиртному. Конструкция тела у него для этого подходящая.