Банус вздохнул, нервно хрустнул пальцами и с отчаянием возвел взгляд к потолку.

 — Банус, давай закончим этот допрос, — Лашанс с шелестом задвинул меч в ножны и поднялся со стула, — Если у Черной Руки будут сомнения, я сам поясню все на ближайшем собрании.

 — Это вопрос должен разрешиться легко, — поспешно согласился данмер и с едва заметной долей вины посмотрел на Терис, — Мне очень жаль, что так вышло...

 Терис кивнула, на мгновение подняв голову, после чего снова оказалась стиснутой в объятиях Альги, которая явно не намеревалась ее отпускать.

 — Тогда...мне, наверное, пора, — Банус Алор, явно обладавший хорошо развитым чутьем, ощутил свою ненадобность в комнате и в убежище вообще, и двинулся к двери.

  — Да, конечно. — Спикер ненадолго оторвался от изучения окровавленного по локоть рукава робы, — Низкий поклон Алвалу Увани.

  — Непременно передам. Да хранит вас Ситис.

 Банус, еще пару мгновений помявшись на месте, стремительно вышел во внезапно опустевший коридор; стоявшие там до этого братья и сестры со свойственной убийцам скоростью и сноровкой исчезли. Самое главное они узнали, и теперь им точно хватит тем для обсуждения на ближайшие часы, как и работы на кухне.

 Повисшая в комнате тишина позволяла различить, как замолкают в коридорах шаги душителя, и Терис даже засомневалась, стоит ли ей и дальше играть роль несчастной жертвы, но на всякий случай уронила голову на плечо Альги, краем глаза следя за все такими же мрачными и серьезными Винсентом и Спикером. Вампир, скрестив руки на груди, будто бы прирос к стене, Лашанс стоял поодаль, и чутье подсказывало Терис, что он очень хотел уйти, но что-то удерживало его в звенящем беззвучии комнаты.

 — Альга, отведи Терис в дом, ей нужно отдохнуть, — спустя минуту тягостной тишины Винсент Вальтиери, после ухода данмера не сменивший выражения лица, тяжело и многозначительно взглянул на Спикера, — Нам необходимо обсудить некоторые детали.

 ***

 Дверь за Альгой и Терис закрылась, и ее глухой удар напомнил о давно ушедших временах, когда за разбитую колбу или нарушенные условия контракта можно было получить выговор или отправиться на сутки в подземелья на тренировку. Взгляд Винсента, укоризненный и вопрошающий, смотрел в самую душу, и это давало весомые основания предполагать, что сейчас будет выговор. Длинный и нравоучительный, без тени издевки, но зато направленный на то, чтобы совершить некромагический обряд над давно почившей совестью.

 — У тебя какие-то вопросы? — тон Спикера не изменил обычному спокойствию, хотя больше всего хотелось, сославшись на неотложные дела, уйти подальше. Отчет для Черной Руки о произошедшем, труп Харберта, неплохо бы извиниться перед Очивой за залитый кровью пол кухни, но все эти причины едва ли покажутся вампиру достаточно убедительными, чтобы отложить разговор.

 Винсент вздохнул, одарив укоризненным взором, и, помедлив, указал на стул, приглашая сесть. Приглашение граничило с приказом, ослушаться которого невозможно было до сих пор: иерархии для вампира не существовало никогда, и этот факт приходилось принимать.

 — Ты можешь объяснить мне, что происходит? — вампир смотрел все так же, сидя напротив и сцепив напряженные пальцы в замке.

 — Ужасное, вопиющее нарушение всех возможных запретов, — Лашанс выдержал взгляд и сохранил в интонациях голоса прежнее спокойствие, выработанное за годы вынужденного общения со Слушателем.

 Винсент нахмурился, и его высокий изжелта-бледный лоб разрезали резкие морщины.

 — Я серьезно.

 — Я тоже. Харберт изначально показал себя не с лучшей стороны, сегодня еще раз доказал свою непригодность. Ты свидетель — я уже обещал его убить, если еще раз что-то натворит.

 — Я уже наслушался этого, — Винсент сдержал недовольство,— И у меня есть некоторые сомнения...

 — Сомнения в чем? — допущенное в интонации недопонимание было совершенно искренним, — Ты все слышал и видел.

 — Ты знаешь, о чем я говорю.

 — Боюсь, что нет.

 Несколько мгновений Винсент с укором и терпеливым ожиданием смотрел ему в глаза, но Спикер взгляд выдержал, и вампир сокрушенно покачал головой.

 — Это не смешно.

 — Конечно не смешно, у нас второй труп за неделю.

 — Я не об этом, речь о... — Винсент осекся на полуслове и схватился за голову, — Еще и тело...

 — Похоронить вряд ли выйдет, но я все улажу лучшим образом. Надо сказать Гогрону, — попытка встать была пресечена вскинутой рукой вампира, и въевшееся еще давно повиновение бывшему наставнику удержало на месте.

 — Я прекрасно понимаю твое недовольство сложившейся ситуацией, — Винсент, принявший свой обычный спокойный вид, откинулся на спинку кресла и положил руки на стол, — И даже готов понять принятые меры, но Терис...

 — Опять?

  — Это я должен спросить. Во что ты постоянно ее впутываешь?

 — Я решительно не понимаю, что в этот раз не так.

  — Не притворяйся, что она здесь никак не замешана.

 — Ей не повезло оказаться там. Мне жаль, что так вышло, но она не пострадала, мы вовремя успели, — искренность все же дала трещину: пара синяков и порезы у Терис остались, и этот факт несколько отравлял чувство радости от удавшегося плана. Конечно, все это сыграло на руку, и нарушение Харбертом всех возможных правил никто не поставил бы под сомнения, но все же калечить полукровку в планы не входило. Да и вообще все пошло по какому-то другому плану, как с ней обычно и бывало.

 Вампир вздохнул, теряя терпение, и его глаза вспыхнули тщательно сдерживаемым гневом.

 — Ты можешь рассказать это Банусу и Черной Руке, но не мне. Я никогда не поверю, что она сама пошла на кухню, когда там был Харберт.

 — Замерзла, хотела погреться.

 — Люсьен...

 — Сильно замерзла. Проявила наивную веру в исправление брата, надеялась наладить отношения.

 — Она не так давно подозревала его в том, что произошло с Корнелием.

 Подозревала и поделилась подозрениями с Винсентом. Зря, но ругать не за что — вампир был единственным, кому можно было открыться, не рискуя ввязаться в междоусобицы братьев и сестер.

 — И несомненно ее мучила совесть за эти подозрения. Она вообще склонна волноваться по пустякам, а Харберт совершенно этого не стоил.

 — Иногда мне кажется, что ты завербовал ее только чтобы издеваться...

 — Ни в коем случае. Она за сутки убила двоих, оба сильнее ее, владели оружием. Не завербовать было бы глупо.

 — Ты совершенно не хочешь меня слушать, — гнев в глазах вампира погас и догорал потухшими углями, — Ты учишь вещам, недостойным Братства. Весь этот балаган... С твоей подачи она участвовала в этом в высшей степени нечестном деле...

 — Зашла на кухню погреться?

 Винсент не то зашипел, не то громко выдохнул, порывисто вставая со стула, и, сделав пару шагов, обреченно махнул рукой.

 — Ты совершенно неисправим. С тобой невозможно разговаривать. Мэг так никогда не поступала... — Конечно. Но она находила забавным подсыпать мне в еду яд, чтобы я за час успевал приготовить противоядие.

 — Это делалось для того, чтобы ты распознавал яды. И у нее все было под контролем!..

 — И у меня. Терис еще ни разу не пострадала, даже делает успехи.

 — Эта безобразная сцена — успех?

 — Это печальное стечение обстоятельств. Но в ближнем бою достижения есть, с алхимией все очень хорошо...

 — При чем здесь это?

 — Раз уж ты заговорил о методах обучения.

  Винсент замер и долго сверлил пронзительным взглядом, после чего устало ссутулился и обреченно махнул рукой.

 — Иди. Мы еще вернемся к этому разговору.

 ***

 На втором этаже дома было тепло, тихо и до непривычного светло. В окно маленькой комнаты, обычно пустовавшей и предназначенной для раненных, лился мягкий свет ползущего по блекло-голубому небосклону солнца, и с улицы долетали приглушенные голоса выбравшихся из домов горожан. Терис, выныривая из сна, пыталась услышать братьев и сестер, но все они ушли куда-то в глубины убежища, даже сидевшая с ней Альга исчезла, стоило задремать. Забота данмерки заставляла в краткие минуты бодрствования чувствовать себя до ужаса неудобно, но отказываться Терис не решалась — не к лицу это ей после пережитого. Тем более, что отказаться от горячей ванны, душистого травяного отвара, рюмки какой-то ядрено крепкой настойки и постели с теплым одеялом было бы по меньшей мере неразумно. Порыв помочь Очиве и М'Рааджу с уборкой на кухне тоже пришлось подавить: она пострадала от недостойного поведения Харберта, видела, как из темноты кухни вышел забрызганный кровью Спикер, и все это, несомненно, должно было произвести на нее ужасающее впечатление. А в состоянии глубокого шока разгуливать по убежищу не принято. Правда, трава оказалась странной, и все мысли, в том числе и об уборке, исчезли совсем, и полукровка время от времени проваливалась в сон, а когда просыпалась, не хотелось ни шевелиться, ни, тем более, куда-то идти и что-то делать.