Когда мысли доходили до Лашанса, хотелось выть, бросаться на стены и снова провалиться в лихорадку. Сначала скелеты, потом зелье, побег Клаудиуса Аркадии, откровенное хамство, теперь — нарушение Догмата. И это за неполных два месяца... Вряд ли он будет сильно расстроен, если только тем, что уронила честь убежища, и без того запятнанную предателями. Сама виновата...

 Терис сжалась на кровати, обхватив колени и путешествуя взглядом по заученным наизусть трещинам стены. Лихорадка прошла, оставив жуткую слабость, которая часто даровала спасительный сон, и сейчас она была близка к этому состоянию. Это не пугало, ей даже отчасти хотелось хоть ненадолго потерять способность думать и ждать, провалиться куда-то в черноту, спокойную и лишенную снов и бреда. Интересно, что будет после смерти — обещанная всем убийцам Пустота или огонь Обливиона, неминуемо ждущий ее как грешницу?.. Интересно, но она предпочла бы узнать об этом позже. И не так, как могла устроить Черная Рука. Правда, шанс не дожить до суда все еще был — еды ей почти не давали, а на одной воде и сухарях, которые иногда украдкой приносил Матье, она не протянет долго. Может, это и к лучшему, но чутье подсказывало ей, что Черная Рука доберется до нее раньше, чем голод.

 Тишина коридоров взорвалась многоголосьем, внезапным, непривычно громким для подземелья, и Терис, начинавшая задремывать, встрепенулась, подняв голову и прислушавшись. Голоса приближались, и, судя по шуму шагов, народа здесь было немало.

 — Ты не имеешь права! — голос Аркуэн срывался на исступленный крик, вонзавшийся в уши ядовитым жалом, — Это мое убежище!

 -Да, дорогая сестра, я в курсе. — знакомый голос был по своему обыкновению спокоен, — Дайте кто-нибудь ключ.

 — Не смейте! Каждого, кто шевельнется, я убью лично!

 — Аркуэн, не заставляй меня взламывать замок. Я сделаю это очень неаккуратно и некрасиво, и кто тебе его будет чинить? Последнего, кто что-то смыслил в ремонте, ты, кажется, казнила...

 — Он...

 — Нарушил Догмат, опозорил Мать Ночи и Ситиса и лично тебя.

 — Рада, что ты помнишь... — голос альтмерки походил на шипение рассерженной кошки.

 — Как тут забудешь. Когда ты приходишь к сестре, а тебе под ноги с потолка падает кусок чьего-то легкого, впечатления остаются очень яркие.

 — Это была печень.

 — Вот как? Видимо, степень разложения сбила меня с толка. Так что насчет ключа?

 Несколько секунд прошли в тишине, после чего что-то громко заскрежетало и лязгнуло, и шаги приблизились.

 — Ты не имеешь права ее забрать, это дело Черной Руки! — голос Аркуэн взорвался злорадством, — Я написала Слушателю...

 — Я как раз из Бравилла. Не очень приятно было узнать все от него, ты могла бы поставить меня в известность первым. — шаги Лашанса прозвучали совсем близко, и Терис сдержала крик, застрявший в горле.

 Долгая пауза обозначила замешательство Аркуэн, зато тишину прорезал голос Лотты; помимо Спикеров в коридоре стояла как минимум половина убежища.

 — Она нарушила Догмат, это дело должно было быть вынесено на совет!

 — Удивительная осведомленность для лекаря, благодарю. Только, как я понял, ее не настигла Ярость Ситиса?

 Повисшее безмолвие отдавало тревогой, возвещая о неясной, тонкой грани, преступать которую было опасно. Безликий гнев пустоты был чем-то реальным, возможным, и лишнее слово могло поставить в опасную близость от кощунства.

 Засов сдвинулся со скрежетом, и распахнувшаяся дверь впустила в комнату поток непривычного света, в котором чернотой обозначалась фигура Спикера.

 — Терис, иди сюда. — позвал он совершенно будничным тоном, как будто бы видел ее не далее как вчера.

 Терис поднялась, впившись взглядом в лицо Лашанса. Как всегда непроницаемое, только очень усталое, а в глазах на долю секунды промелькнула лютая ярость, от которой убийце стало не по себе. Стараясь не шататься, она выползла в коридор; слух не обманул ее, и там, столпившись у стен, стояли даже те, кого Терис еще не имела сомнительного счастья видеть — средних лет данмер с лютыми алыми глазами, аргонианка с еще совсем зеленой чешуей и седовласый альтмер, облаченный в робу мага. Матье, стоявший за правым плечом Аркуэн, всем своим видом давал понять, что все происходящее ему неприятно, но долг обязывает присутствовать. Спикер больше на нее не посмотрел, только аккуратно сдвинул себе за спину, где Терис прислонилась к стене, быстро поняв, что долго так не простоит.

 — Она опозорила семью, тебя! — тон нависшей над имперцем Аркуэн растерял уверенность — его сменил напор, которым альтмерка заменяла чуждое для нее убеждение, — Убийца, одетая шлюхой...

 — В наше время встречаются и шлюхи, одетые убийцами. Это, думаю, хуже.

 Желтое лицо исказила судорога, и Терис была уверена, что сейчас Аркуэн, самое меньшее, схватится за нож.

 — Да как ты смеешь...

 — Как ты могла подумать, что я способен так отозваться о своей сестре? — голос Спикера выдал порцию вежливого удивления, — Я отношусь к тебе с огромным уважением, а если ты подумала о том босмере в таверне, то я вовсе тебя не виню: ты выпила лишнего...

 Глаза Аркуэн, обычно небольшие, сейчас были больше, чем у некоторых аргониан, и налились кровью, зато взгляд Лотты выдал живой интерес к упомянутому босмеру и связанным с ним событиям.

 — ВОН!!! Забирай свою чертову полукровку и убирайся! — вопль Аркуэн заставил поморщиться даже Матье, желтая рука взметнулась, указывая на выход.

 — Благодарю, дорогая сестра. — Лашанс через плечо обернулся к убийце, — Идем, Терис, нам здесь не рады.

 Терис не помнила, как оторвалась от стены и пошла следом, едва переставляя ноги. Она не чувствовала ни ставшей привычной головной боли, ни боли в плохо заживающей ране, только многочисленные взгляды, приставшие к спине. Идти, идти вперед и не упасть, выбраться из проклятого убежища, а там уже все равно, что будет, даже если Спикер убьет ее сам.

 Коридор тянулся бесконечно долго; факелы и однообразие испещренных дверями стен растянули дорогу на целую вечность, и только распахнутая дверь с развороченным замком обозначила его конец. Остальные шли следом, Терис слышала их шаги, но не оборачивалась, спиной чувствуя их взгляды, способные убить. Братство было братством в пределах убежища — для чужаков оно оборачивалось стаей голодных волков, готовых наброситься и растерзать за неосторожное слово, поступок или шаг через размытую грань неких норм.

 — Сестра, — через череду коридоров и залов, которые Терис не пыталась разглядеть, рядом из ниоткуда возник Матье. Убийца не сразу поняла, что он заботливо накинул ей на плечи ее плащ и всучил сумку, невозможной тяжестью оттянувшую плечо. Не в силах что-то сказать, она с благодарностью посмотрела и кивнула ему, и бретон ответил сдержанной, но теплой улыбкой.

 — Удачного вам пути, Спикер. — душитель кратко склонил голову и обменялся с имперцем не менее краткими взглядами; в глазах Спикера промелькнуло одобрение, и он кивнул в ответ.

 — Матье, проследи, чтобы Аркуэн не имела доступа к вину, пока не успокоится. Ей это вредно.

 — Это мой долг. — безукоризненно искренне и без излишнего фанатизма ответствовал Матье Белламон и, развернувшись, исчез за поворотом. Спикер продолжил путь, как будто забыв про Терис, и убийца поплелась следом, удерживая себя от того, чтобы держаться за стену. Не падать, не проявлять слабость, пока не покинет убежище, полное чужих глаз и ушей...

 Ночь встретила дождем и шелестом деревьев, родив в душе ощущение, что не было нескольких дней в подземельях, и это все та же ночь, в которую ее нашел Матье. Тот же лес, шумящий вокруг развалин особняка, сырая от дождя трава, только дождь куда холоднее и воздух режет легкие чистотой, от которой она успела отвыкнуть за время заключения. Убийца нетвердой рукой натянула капюшон и пошла, считая шаги и впиваясь взглядом в идущего на шаг впереди Спикера.

 Все-таки пришел, вытащил. Она не виновата, не нарушила Догмат, и суда не будет — Ситис не покарал ее, значит, не было и нарушения. Только что теперь? Простил или нет? Надо хоть что-то сказать, только совсем нет сил, остается только считать шаги, считать...