Но из-за того, что все старшие заняты подготовкой к зиме, никто не рассказывает мне «о всяких извращениях» ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. В какой-то момент я решаю ждать удобного случая, или по возможности разобраться самостоятельно.

Господин Энтони каждый сентябрь осматривает меня, записывает количество побегов, их длину, состояние кожи и шипов. Сегодня он так же исследует мое тело, рассматривая и записывая.

— Сад в этом году был прекрасен, — говорит он, аккуратно касаясь стеблей на моих запястьях. — Ты с каждым годом зеленеешь все больше и больше.

— Шипов стало мало, почти не больно спать или мыться. Совсем не царапаю себя.

— Со сменой места обитания, многие виды утрачивают особенности защиты, становясь мягче и нежнее, — он улыбается, делая еще одну запись. Коричневая комната наполняется желтым светом, отражающимся в мрачной синеве окон.

— Мягче? Могу ли я стать еще мягче?

— Конечно, — он кивает, закрывая книгу. — Как и положено розе, ты должен расцвести.

— Такой куст как я?.. Мне проще выращивать цветы на земле, но не на себе, — медленно одеваюсь, пока он убирает инструменты в стол.

— Ты же вырастил множество редких цветов, подобрав правильные условия. Может и для твоих цветов нужны такие условия?

— Условия?

— Да. Не зря же говорят, что с приходом любви все расцветает, — он подмигивает, ероша волосы, поднимается и выходит из кабинета. До меня доходит не сразу, а когда доходит, то я выбегаю за ним в коридор. Но слишком поздно.

Весь вечер я слоняюсь по дому, размышляя над его словами, перебивая эти мысли лишь мыслями о том, каким цветком я могу стать? Я случайно натыкаюсь на Елену. Она стоит в саду, смотря на большое темное небо, затянутое тучами. Быстро накинув куртку, выбегаю к ней. Она оборачивается на громкий топот ботинок по асфальту. Замерев, Мы смотрим друг на друга, освещенные полумраком желтых фонарей, от которых ее растрепавшиеся волосы кажутся чем-то волшебным. В какой-то момент я становлюсь чуть выше нее, и теперь мне достаточно подойти ближе, а не подниматься на носочках, чтобы заглянуть в глаза. Она улыбается мне как обычно, по-доброму, по-сестрински. А я…а я уже не знаю, где эта граница. В голове одна мысль.

— Точно! — вскрикиваю, хватая ее за руку. — Идем!

— Куда? — удивляется она.

— Заниматься всякими извращениями!

Она одергивает руку, прожигая во мне дыру упрекающим взглядом:

— Что-что, прости?

— Заниматься всякими извращениями, — повторяю я. — Господин рассказывал мне, что таки можно заниматься с человеком противоположного пола и лишь наедине. Делать какие-то безумные вещи.

Она заливается громким смехом, но в отличие от смеха Джона, я почему-то не стесняюсь, а лишь глупо улыбаюсь в ответ.

— И что же ты хочешь сделать, Джим?

Я говорю, чуть не задохнувшись от бешеного прилива энергии:

— Давай набегаемся по саду, а потом в одежде и ботинках упадем на кровать! Не переодеваясь, а прямо так! Просто потому что можем!

Ее ответом служит очередная волна смеха, а я лишь хватаю нежную ручку и тяну за собой. Мы пробегаем по саду, я рву ей самые разные цветы. Делаю это быстро, небрежно, с бешеным порывом, словно мне осталось жить пару минут, и я пытаюсь насладиться этими мгновениями. С большой охапкой цветов мы влетаем в дом. Иоши ругается на меня, но я не обращаю внимания, продолжая тащить Елену в свою комнату, разбрасывая по дороге цветы, которые мы не можем унести.

— Куда вы?! — кричит вслед дворецкий. Энтони выходит на лестницу, смотря за этим безумием. Но мы так спешим, что я не успеваю рассмотреть его.

— Заниматься всякими извращениями! — кричу в ответ я. Елена хохочет, от души раскидывая цветы. — Не переживай, мы уберемся!

Влетев в комнату, мы оба падаем на кровать. Она все еще смеется, а я, затаив дыхание, слышу ее смех и свое бьющееся сердце.

Часть 5

В последние дни болит левый висок.

— Эй, Джим, куда ты глазеешь?

Она просто выглядывает в окно, а у меня сердце замирает и из рук все сыпется. Энтони чувствует себя совсем паршиво, часто кашляет и с трудом передвигается, но делает вид, что полностью здоров. Безумная идея закончить три книги сразу, сказалась на его здоровье. Первая про философию, вторая про анализ современной политики. Последняя книга, к слову, про меня. Их он заканчивает очень медленно, постоянно внося какие-то записи, перечеркивая старые или вовсе вырывая страницы. Книги становятся тоньше и тоньше с каждым годом. Его желание поспеть аж за тремя зайцами заставляет забыть о своем здоровье. Из-за этого они почти совсем не общаются. Каждый запирается в своих «мастерских».

— Джим! Ты будешь мне помогать? — Джон психует, толкая меня. Этой весной он брал меня с собой, на большой фестиваль, откуда я привез множество наград. Иоши уверен, что на этот раз Ее Высочество пришлет мне личное приглашение.

Сад цветет как никогда раньше. Все цветы вдыхают воздух и горячие лучи солнца. Смотря на свои почерневшие от земли руки, я сожалею о том, что из-за грязной работы я не могу быть с ней.

Последний раз мы играли с Еленой на фортепиано в гостиной. Ее тонкие пальцы, ровная спина, длинные волнистые волосы, — все это сводило с ума, дергая за натянутые струны и без того воспылавшую фантазию. Я стал играть быстрее, ярче, требовательнее. Она не успевала за мной, и вот на какой-то миг наши с ней руки соприкоснулись, я прижался своим плечом к ее плечу, вдыхая манящий запах.

В этот день я понял, что Елена мне больше не друг и не сестра.

Но сейчас она выглядывает в сад, смотря на меня. В какой-то момент наше общение стало напряженным, от чего последнее время постригать шипы мне приходилось самостоятельно.

— Пошевеливайся. Быстрее сделаешь, быстрее пойдешь отдыхать, — Джон сует мне в руки ножницы. Я снова поднимаю глаза к окну, но вижу лишь занавески.

***

После работы спешу в ванну, чтобы смыть с себя грязь после сада. Скидываю с себя футболку, рассматривая отражение в зеркале. От угловатого мальчишки почти ничего не осталось. Плечи стали широкими, скулы выразительнее, руки сильнее и грубее. Со спины сложно было срезать шипы и ростки, поэтому те вечно цеплялись за ткань и вызывали зуд на коже.

Расстегнув штаны, принимаюсь стаскивать их, как слышу шаги за дверью. Эти шаги я узнаю из тысячи. Быстро подобрав одежду с пола, прячусь за ширму, затаив дыхание.

В комнату входит Елена. Выглядываю из щелочки, пытаясь следить за ее действиями. Она останавливается у зеркала, распускает забранные назад волосы, скидывает фартук в красках. Сердце колотится как ненормальное, вот-вот и она меня услышит… но Елена спокойна, рассматривает свое отражение. Затем расстегивает молнию платья, медленно скидывая его на пол. Туда же летит нижнее белье. Оставшись совсем обнаженной, она совершенно не прикрывает грудь волосами, откидывая пряди назад. Впервые я вижу обнаженной женское тело так близко, что внутри меня начинает все скручиваться в тугой узел. Она же забирается в ванну, включает воду, набирает ее в ковш, и начинает поливать себя. Вода стекает по ее волосам, превращая огромную бронзовую копну нечто прямое, прилипшее тонкими нитями к стройному телу. Вода очерчивает каждый изгиб: грудь, плечи, впалый живот, стройные ноги. Я прижимаюсь руками к ширме, задыхаясь собственным воздухом. Неизвестные мысли и желания разрывают голову. Руки становятся влажными, я сам не замечаю, как кусаю свои губы, пытаясь сдержать порыв эмоций.