Я подхожу к ней, протягивая большую корзину бордово-черных роз, похожих на бархат. Она охает:

— Милый юноша, как они прекрасны!

— Наш сад издавна славился прекрасными розами, в этом году мы не изменяем нашим традициям, — я еще раз делаю поклон, все как учил Иоши.

Королева хлопает глазами, а затем громко смеется:

— Господин Джонатан вырастил эти розы? Я прежде не видела такой насыщенный цвет!

— Нет, это вырастил я. Меня зовут Джим, Ваше Высочество. Теперь я — второй садовник Господина. Клянусь вам, что еще не раз порадую вас чем-то прекрасным.

Она смеется, кокетливо прикрывая алые губы рукой:

— Быть может, вам получится вырастить тот самый королевский сорт роз.

— А вы, Елена? Я думала, вы преподнесете Ее Высочеству новую картину, — произносит какая-то дама позади королевы. — Говорят, какой год критики не признают вас.

Я слышу, как после слов этой женщины Елена с шумом втягивает воздух, чтобы заглушить биение сердца, ее руки пару раз дергаются, но она тут же прячет их назад:

— Прошу прощения…

Энтони холоден, он никак не реагирует на происходящее, а мое сердце стучит так, что в голове слышно.

— Но не переживайте, у вас есть замечательный муж, все еще успеете.

— Успеет, — врываюсь я, не в силах терпеть это. Пальцы врезаются в ладони, если бы не бинты, давно бы поранил их. — Успеет, — повторяю я чуть увереннее. — Я успею вырастить тот легендарный сорт роз, а Елена — получить признание.

Я хочу сказать: «Однажды вы будете обращаться к ней «Госпожа».

— Будем этого ждать, — королева заканчивает травлю, называя награду Энтони и зачитывая список его достижений. Елена отходит на шаг назад, шатаясь. Мэри ошарашенно смотрит на меня, а я думаю только о том, как бы незаметно взять Елену за руку и попытаться успокоить.

После этого все отправляются в зал с угощениями и музыкантами. Пару танцев, как и положено, мы танцуем с Мэри. Елена и Энтони неподалеку от нас делают все очень быстро, эмоционально, словно пытаются переиграть саму музыку. Его лицо каменное, ее — мертвое и пустое. После третьего танца, Мэри замечает того самого мальчишку, с которым проводит праздники, и улетает к нему. Энтони уходит вместе с коллегами и придворными за королевой для обсуждения политики. Из зала выходим мы с Еленой. Музыка медленно угасает, мы идем по красному коврику, не произнося ни слова. Не выдержав, протягиваю руку и аккуратно касаюсь ее пальцев. Она хочет одернуть, но я крепко сжимаю руку.

— Ты играешь с его репутацией, — холодно отвечает она, перестав вырываться. Мы заворачиваем и она добавляет: — Тони долго добивался всего этого, ни ты и ни я, не имеем права разрушить его жизнь.

— А кто имеет право разрушать твою? — мы останавливаемся, я не отпускаю ее руку, пытаясь понять, чей пульс я сейчас чувствую. Я смотрю на ее красивое черное платье, высоко забранные волосы, оголенные плечи, и лицо, покрасневшее от подступающих слез. Я думаю о том, как она режет мне шипы, как учит играть на фортепиано, как читает книги. Но когда мы в мастерской, она не обращает на меня внимания, и часто забывает, что я сижу с ней. — Я вижу, как ты плачешь, когда что-то не получается. В последнее время ты много проводишь за холстом, — она широко раскрывает глаза. — Я сижу каждую ночь с тобой в одной комнате и чувствую, как ты хочешь сказать всему миру, что ты можешь сделать что-то сама, а не потому, что у тебя «такой» муж, — она начинает плакать, но я, чуть ниже ее, приподнимаюсь и вытираю уголки глаз мизинцем. — Не важно, получится у тебя что-то или нет, те люди все равно будут осуждать тебя, а я все равно буду считать тебя самой лучшей.

Часть 4

Лето прошло очень быстро, унеся за собой прекрасный сезон пестреющего цветника. За летом в поместье вошла осень, срывая последние цветы. В сентябре на мне лежит единственная обязанность — смотреть за оставшимися цветами.

Энтони в последнее время много пьет. Иоши говорит, что это из-за большого количества работы и дурного самочувствия. Это называется деп-рес-си-я, которая сильно затянулась и требует выход. Все чаще он засыпает в своем кабинете, работая над большими проектами. Всем кажется, что он заболел, но никто не беспокоится, потому что знают, кто-кто, а он обязательно себя вылечит.

Так кажется всем, кроме Елены, которая однажды говорит: «Лекарства от старости он не придумал».

Год тому назад мое обучение закончилось, поэтому холодную пору я проводил с книгами Иоши. В отличие от справочников Господина, дворецкий хранил приключенческие и любовные романы, которыми я зачитывался до рассвета.

Как-то в одной из книг я наткнулся на странную фразу.

Я сижу за столом, где мы с остальной прислугой обычно едим. Иоши угощает чаем с вареньем, Мэри вьется вокруг меня, ставя перед носом печенье. Не знаю, какого черта она стала прилипать ко мне в последние пару месяцев… Иоши поднимает глаза, смотря в маленькое окошко на кухне. На улице пасмурно, грязно, холодно.

— Лето прощается с нами, — говорит дворецкий, затем возвращает безразличный взгляд ко мне, спрашивая: — Так какая фраза была тебе не ясна там?

— Там был момент, — говорю, отпивая немного чая, — когда главный герой прижал к себе любимую и прошептал ей на ухо: «давай займемся всякими извращениями».

Иоши так расширяет глаза, что те внезапно становятся большими и круглыми. Джонатан замирает с раскрытым ртом и ложкой в руках. Его жена, как и Мэри, пучат глаза то на меня, то на Иоши.

— Чего-чего? — переспрашивает дворецкий, быстро моргая.

— Заниматься всякими извращениями, — отчетливо повторяю я. — Что это значит?

В этот момент дверь открывается, на кухню входит Энтони, зевая и потягиваясь. Его уже почти совсем седые волосы растрепаны, зеленая рубашка смята, а под глазами красуются два огромных мешка.

— Доброе утро, — кивает Господин, — что-то случилось?

Он подходит к дворецкому, который тяжело дышит, словно я сказал вслух неслыханную дерзость, самостоятельно начинает готовить себе кофе.

Джон срывается на громкий хохот:

— Послушайте, Господин, что он выдал!

Я краснею, не понимая его поведения. Энтони кивает мне.

— Я читал книгу, — бормочу, — и там была фраза: «заниматься всякими извращениями». Я не понял, что это значит.

Энтони хмыкает, расплываясь в широкой улыбке:

— Джонатан-Джонатан, неужели ты не пояснил мальчику в его шестнадцать, что это значит?

Джон не перестает смеяться:

— Ох, Господин, простите, я почему-то думал, что до него дойдет это само собой.

— Нет, тебе бы следовало заняться его воспитанием в этом вопросе, — Энтони тихо хохочет, отпивая кофе.

— Так что это? «Заниматься всякими извращениями»? — не могу успокоиться я.

— Проще говоря, — вздыхает Господин, — это когда ты делаешь с человеком противоположного пола такие вещи, которые ты сделал бы исключительно наедине. Причем вещи очень интересные и необычные. Думаю, Джонатан на днях тебе все пояснит, — он хлопает садовника по плечу, тот кивает, сдерживая нелепую улыбку.