И — что за чудо! — едва она, переступив порог, вымолвила «добрый вечер», как с ее губ покатилась на пол золотая монета. А когда она стала рассказывать, как получила от Мороза одежду и как встретила в лесной избушке трех человечков, то при каждом ее слове выкатывался у нее изо рта золотой. Скоро на полу выросла целая куча сверкающих монет.

Позавидовала старухина дочка, что ее сводной сестре так повезло. Захотелось ей тоже стать богатой, и сказала она матери, что тоже хочет пойти в одной рубашке в сарай на лугу, когда мороз хорошенько разгуляется. Но мать не позволила дочери раздетой на улицу выходить. Старуха сшила для дочки теплую одежду, закутала ее в меховую шубу, наготовила подорожников и только тогда дала ей в руки берестянку и отпустила собирать из-под снега землянику.

Шла дочка, шла и пришла наконец к спрятавшемуся среди елей маленькому красному домику. Три человечка снова в окошко выглядывали. Девица даже не постучала, а распахнула дверь, прошла прямо к печке и уселась на скамеечку. Развязала она свой узелок и принялась за приготовленные матерью лакомства.

— Дай и нам немножко попробовать! — попросили человечки.

— Еще чего, самой бы хватило, — ответила девица.

— Не за земляникой ли тебя мать послала? — спросил один из человечков, заметив в руках у гостьи берестянку.

— Ага, за земляникой! — ответила та.

— Ну, бери тогда метлу и вымети снег со двора начисто, — сказал второй человечек.

— Еще чего, я к вам в батрачки не нанималась! — фыркнула девица, вышла на улицу и стала искать под снегом землянику.

Человечки поглядели в окошко на старухину дочку и стали ее судьбу определять.

— Некрасива она от рождения, но отныне пусть станет еще безобразнее, — пожелал ей первый человечек.

— Каждый раз, как только она слово вымолвит, будет у нее изо рта лягушка выпрыгивать, — предсказал второй.

— И ждет ее жалкая кончина, — сказал третий.

Не нашла старухина дочь земляники, хоть и копалась в снегу, пока пальцы не окоченели. А когда побежала она к матери рассказывать, что не досталось на ее долю счастья, то при каждом ее слове выпрыгивала у нее изо рта лягушка и шлепалась на пол. С тех пор пришлось старухиной дочери вовсе рта не раскрывать, чтобы всю избу лягушками не завалить.

Мачеха стала еще зловреднее и все свое зло срывала на стариковой дочери. Однажды стряпала она и дала красивый, помазанный маслом хлебец своей дочери. Стариковой же дочке сунула черную подгоревшую ковригу и сказала:

— Вот тебе твой хлеб и проваливай с ним хоть к самому Хийси[3]!

И что же? — выскочил хлебец из рук девушки на пол, выкатился через дверь на улицу и покатился колесом по дороге. Девушка бросилась за ним, только коса на пороге мелькнула.

Каравай катился так быстро, что пыль столбом стояла, а девушка бежала за ним следом со всех ног. Вдруг встретился ей баран со стригальными ножницами на рогах и стал поперек дороги.

— Девушка милая, девушка добрая, задыхаюсь я от жары, состриги мою шерсть! — проблеял баран.

— Каравай мой укатится, видишь, убегает от меня! — крикнула девушка барану.

— Не убежит твой каравай, я тебе обещаю, — сказал баран и велел ковриге остановиться.

Хлебец остановился, девушка взялась за ножницы и освободила барана от тяжелой шерстяной шубы. Закончив работу, повесила она ножницы обратно на бараньи рога. Коврига опять по дороге покатилась, а девушка, тряхнув косами, кинулась за ней следом.

Встретилась ей корова и стала поперек дороги. Вымя у нее вздулось от молока, а на рогах висел подойник.

— Девушка милая, девушка добрая! — промычала корова. — Подои меня, иначе лопнет у меня вымя.

— Хлебец мой укатится! — ответила девушка.

— Не укатится, — успокоила ее корова и остановила каравай.

Девушка взяла подойник и подоила корову. А как только дело было сделано, покатилась коврига дальше.

Шла дорога мимо хлебного поля, и увидела девушка на краю поля развалившийся сноп.

— Свяжи меня, милая, а не то быть мне подстилкой в хлеву, — попросил сноп.

— Да уж ладно, — промолвила девушка и перевязала сноп заново.

Но вот подошла дорога к воротам Хийтолы[4]. Закатилась коврига во двор и устремилась в избу Хийси, как к себе домой. Девушка робко пошла следом. Самого Хийси дома не было, и встретила гостью его жена. Старуха сидела в углу на скамье, закинув ногу на ногу и скрестив на груди руки. Титьки у нее были как пивные кружки, глаза — как солонки, а нос — как кочерга.

Предложила старуха девушке пойти к ней в служанки.

«Все равно, что у Хийси служанкой быть, что дома с противной мачехой», — подумала девушка и приняла предложенное место.

— Перво-наперво истопи мне баню, — велела жена Хийси. — Да вот тебе еще корзина шерсти, и к тому времени, как будет баня готова, должна ты из этой шерсти материю соткать.

«Очень уж строгая мне попалась хозяйка», — подумала девушка, но шерсть взяла, пошла в баню, села на скамеечку и заплакала.

Выскочила из угла мышка и спрашивает:

— Что слезы льешь, красавица?

— Потому я плачу, — ответила девушка, — что велено мне в одно время и баню топить, и шерсть прясть, и материю ткать.

— Не печалься, я сейчас родню свою на помощь соберу, — утешила ее мышка.

Тут набежала в баню мышей целая тысяча. Стали они вытаскивать шерсть из корзины — и одни принялись катать, другие прясть, а третьи ткать. Девушка начала топить баню, и когда баня была готова, мышки свою работу тоже закончили.

Пришла жена Хийси париться и увидела, что и баня истоплена и ткань готова.

Но на этом дела в тот день не кончились. Велела старуха девушке коров подоить. Взяла служанка подойник и пошла в хлев. Но что за рев и вой там поднялся — ведь в стойлах стояли огромные волчицы и сердитые медведицы!

Испугалась девушка, сжала ручку подойника и задумалась, как же эдакое стадо можно выдоить. Вдруг появилась откуда ни возьмись кошка и стала об ноги девушки тереться да мурлыкать:

— Милая девушка-красавица, дашь ли мне молочка, если я за тебя скотину подою?

— Дам, конечно, — ответила девушка.

И кошка вмиг надоила полный ушат молока.

Но попала в молоко солома, и теперь надо было его процедить. Как ни искала девушка, а сита не нашла. Тут слетелась к ней стая воробьев.

— Дай нам зерна, а мы тебе молоко процедим, — попросили воробьи.

— Пожалуйста, — ответила девушка и насыпала птицам зернышек.

Воробьи своими крылышками молоко процедили, и работа была вмиг сделана.

Настал вечер, вернулся Хийси из лесу, поел да попил. Затем стал он от скуки в голове чесать да вдруг заметил прекрасную девушку. Бросил он красавице маленький серебряный бубенчик и сказал:

— Давай-ка поиграем с тобой. Я сейчас лучину задую и буду тебя ловить по звону бубенчика.

Погасил Хийси лучину, и стало в избе темно. Подумала девушка: «Вот так товарищ мне для игр достался!» Вдруг запищала под ухом у девушки мышка и попросила отдать ей бубенчик. Девушка за печкой спряталась, а мышка по дому бегает, бубенчиком позванивает. Бросился страшила Хийси за колокольчиком и такой поднял тарарам, что жерди падали, поленья летели, котлы раскалывались — чуть вся изба не развалилась. Только гром стоял, когда Хийси головой на стену налетал, но как ни старался нечистый, не смог бубенца настичь. Пришлось Хийси из игры выйти и признать свое поражение.

Наутро запряг Хийси лошадь в телегу, нагрузил повозку товарами и сказал девушке:

— Победила ты меня в игре, получай награду и кати своей дорогой!

Забралась девушка на воз, взялась за вожжи и погнала коня рысью.

Но заметила жена Хийси отъезд работницы. Выбежала старуха на двор и крикнула дубу, что рос у самых ворот:

— Останови девчонку, забей ее до смерти, чтоб не увезла она из моего дома целого воза добра!