Но тут вспыхнуло Апрельское восстание, а вслед затем началась Освободительная война. Угроза лишиться и этого имения, а также давняя ненависть к русским побудили Синклера принять участие в войне в качестве офицера турецкой армии. После поражения Сулейман-паши под Пловдивом Синклер последовал по стопам злополучного турецкого полководца и, пройдя через Тополовский перевал, оказался в Кырджалийских Родопах. Русские победили, имение под Бургасом было и впрямь потеряно, а воюющие стороны уже вели мирные переговоры в Сан-Стефано. Турецкая империя капитулировала, но Синклер не пожелал признать себя побежденным и, опираясь на кое-кого из местных богатых турок и дезертиров, решил поднять антирусский и антиболгарский мятеж. Замыслы Синклера полностью совпадали с государственной политикой Турции и ее союзников, стремившихся сорвать Сан-Стефанский мирный договор с помощью «стихийного» вооруженного мятежа — так что Синклеру, хотя и тайно, была оказана необходимая поддержка. Горы тогда кишели дезертирами, военнопленными, беженцами из других краев страны и, наконец, немалым числом местных мусульман, которые уже из одного религиозного фанатизма не желали быть подданными гяурского царства.

Все эти силы собирались под знаменем Синклера, которого турки называли «Хидает-бей», что означает «идущий по правому пути». Он объявил себя главнокомандующим повстанческой армии и приступил к захвату оставленных русскими Восточных Родоп.

Таков был человек, с которым Петко-воеводе предстояло померяться силами. По пути к Димотике Петко 29 марта вступил в сражение с турками при Каракая, в окрестностях Фере, и лишь 13 апреля на горе Китка, Димотикской околии, он наткнулся на самого Синклера и завязал с ним бой. Под командованием Синклера — целая орда, три тысячи человек, то есть в пятнадцать раз больше, чем у Петко, но орда эта разнородна, не признает дисциплины, и горстке болгар удалось разогнать их, причем несколько десятков турок осталось лежать на склонах Китки.

Двумя неделями позже, под Индере, Дедеагачской околии, в новом кровавом сражении с ордой Синклера, потери составили 168 убитых и раненых, из них 19 болгар. На этот раз воевода тоже был ранен, но, по-видимому, легко, потому что он смог принять участие в следующем сражении с башибузуками у села Голям-Дервент. В этом сражении соотношение сил было более благоприятным для болгар: у Петко 400 человек, у Синклера тысяча, болгары потеряли 11 убитых и раненых, Синклер — 35.

На протяжении всей битвы Петко пытался отыскать самозваного пашу — Синклера, но безуспешно. Во-первых, осторожный полковник, в отличие от Петко-воеводы, никогда не дрался сам, а руководил боем по карте, укрывшись у себя в палатке. И во-вторых: в то самое время, когда 6 мая 1878 года завязался бой у села Голям-Дервент, Синклер уже ускакал в Смолян, чтобы там начать подготовку к решающему наступлению на Пловдив.

Поход этот начался в ночь с 10 на 11 мая. 12 мая мятежники вступили в Чепеларе и стали продвигаться дальше на север, захватывая одно за другим болгаро-мусульманские села по течению Чама и Вычи, но, встретившись под Хвойной с русскими войсками, потерпели полное поражение и разбежались по родопским ущельям. Синклеру, однако, удалось спастись, и он продолжал разжигать мятеж, на этот раз угрожая христианским селам под Ивайлоградом. Это привело Петко-воеводу к новому приключению, невероятному, фантастическому и тем не менее действительно имевшему место.

Дело началось с того, что 15 мая в русскую комендатуру в Адрианополе пришло несколько крестьян из греческого села Плевун с жалобой на то, что башибузуки готовятся напасть на их село, разграбить его и опустошить. Комендант готов был оказать несчастным помощь, но выяснилось, что Плевун находится не в русской зоне, а по другую сторону демаркационной линии, где русские войска не имели права появляться. Оставалась лишь одна возможность предотвратить кровопролитие: вывести жителей в русскую зону, где они будут в безопасности.

Однако кто мог это сделать?

Задав себе такой вопрос, русский комендант тут же вспомнил о Петко и поручил ему спасти жителей Плевуна. Комендант полагал, что на такую мирную операцию Капитану следует отправиться без своих четников, в сопровождении всего лишь четырех казаков. Петко, на всякий случай, все-таки взял с собой двух четников и во главе маленькой этой кавалькады направился в Плевун. Однако перед тем, как двинуться в путь, воевода, подчиняясь гайдуцкому инстинкту, сообщил своему отряду, где он будет находиться в ближайшие несколько дней, и приказал ему быть в боевой готовности.

По дороге конный отряд пополнился еще тремя вооруженными греками, торговцами табаком из Адрианополя, тоже направлявшимися в Плевун по каким-то своим надобностям. 20 мая десять всадников пересекли демаркационную линию и без всяких происшествий прибыли в Плевун, не заметив ничего подозрительного. В селе царило спокойствие. Сразу же по приезде воевода созвал сельских старейшин, сообщил им, кто он, с какой миссией прибыл, и предложил, если они действительно считают, что им грозит опасность, немедленно проводить их в русскую зону, где они будут в полной безопасности. Священник и старейшины ответили, что они его предложение обсудят на другой день всем миром, во время торжественной службы по случаю дня святого Константина. Тогда, мол, и будет решено: оставаться ли им на месте или последовать за посланцем русского коменданта.

Ночь прошла спокойно. Литургия началась рано утром, но в самый разгар ее в церковь вбежал перепуганный подпасок с грозной вестью: подходят башибузуки, окружают село. Служба прервалась, женщины заголосили, стали рвать на себе волосы, а мужчины в страхе бросились к дверям. Петко, также находившийся в церкви, крикнул, чтобы никто не двигался с места, велел мужчинам утихомирить женщин и детей и ждать, пока он выяснит, как обстоит дело. Выбежав из церкви, воевода, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, мигом взобрался на колокольню и с первого же взгляда понял, что дела и впрямь плохи: со всех сторон стекались к селу вооруженные башибузуки, кольцо осады уже сомкнулось и медленно, но верно сужалось.

Разумеется, воевода мог прорваться через это кольцо и исчезнуть, но ему такая мысль даже не пришла в голову, ибо это означало бросить на произвол судьбы безоружных и беззащитных людей. Он видел лишь один выход: укрыть всех жителей за каменными стенами церкви, а самому вместе со своими парнями биться до тех пор, пока не подойдет помощь.

Первым делом воевода отправил гонцов с просьбой прислать подкрепление: он написал четыре одинаковые записки и вручил их казакам с приказом одновременно пуститься вскачь в четырех разных направлениях и постараться передать известие о случившемся на ближайший русский военный пост. Казаки вскочили в седла, осенили себя крестным знамением, и вскоре Петко увидел, как они бешеным карьером врезались в расположение башибузуков. Ружейная пальба вспыхнула одновременно в четырех разных местах. Однако пороховой дым помешал различить дальнейшее.

Отправив казаков, Петко начал готовиться к встрече с неприятелем. На церковном дворе были свалены доски и бревна для строительства школы — иными словами, можно было отлично забаррикадировать ворота и уязвимые места в ограде. Жители остались внутри, в церкви, во двор вышли только те, кто был вооружен: трое торговцев и четники. Приказав своим людям стрелять только в упор и точно в цель, Петко вновь поднялся на колокольню, чтобы оттуда руководить неравным боем.

А бой начался поистине неравный: несколько сот башибузуков и всего шестеро защитников. Однако точный и смертоносный огонь осажденных привел турок в замешательство. Вскоре перед церковной оградой уже валялось десятка два трупов и не меньше десяти раненых с воплями, стонами и проклятиями было унесено прочь. Вид крови еще больше ожесточил остальных, и вражеские волны, одна за другой, обрушились на деревянные ворота церкви, но каждый раз смертоносный огонь останавливал их и отбрасывал назад.

В таких безуспешных атаках проходит почти весь день. Еще часа два-три и стемнеет, но тут башибузуки решают поджечь деревянные баррикады, сооруженные за церковными воротами. Смастерив факелы из соломы, сухого тряпья и дегтя, они перебрасывают их через стену, и вскоре во дворе церкви и впрямь вспыхивает пожар. Диким ревом сопровождают башибузуки свою первую военную удачу. Вдобавок один из трех греков сражен пулей, а воевода ранен в плечо и в щеку. Крестьян охватывает паника, они упорно твердят о необходимости сдаться. Наступает поистине критическая минута: с одной стороны натиск турок, с другой — толпа обезумевших от страха осажденных, посредине — пылающие баррикады, и сверх всего прочего кончились патроны, а воевода ранен.