В десяти шагах, прямо возле выкрученных стволов деревьев, сидел давешний старикан-абориген, потешный, одетый в холщовую рубаху и порты, в лаптях. На лице улыбка, заблудившаяся в седой растрепанной бороде. Поклясться готов, минуту назад этого деда здесь не было.

Широкая улыбка сверкнула белыми, здоровыми зубами.

– Что, милок, нагулялся? Ох и потешил, можно сказать, удивил. Иные крестятся, молитвы чтут, спиной вперед тропу топчут, кто в лесу ночует, а ты упёртый, буром прёшь. Здоровья много?

– А хоть бы и так! Да и в бога и чёрта я не верю. Кто их когда видел? Фикция это.

– Матерьялист значится? Ну погуляй пока.

У самого уха каркнула птица. Отвлёкся. Кыш, пернатая! Глядь, а дед опять сдулся Вот уж действительно мухомор. Ладно, тронулись.

Проблукав до первых сумерек, чётко осознал, что стоит перед пресловутой поляной. Покашливание и тихое хихиканье неподалеку, направило внимание на куст шиповника, где рядом на пеньке, торчавшем из высокой травы, снова сидел дед. Смотри скалится, гад.

– Так, что, парень, есть на свете бог и чёрт? – подкалывая, задал вопрос старый перец.

– Ага. Вон за тем деревом оба прячутся.

– Эх, лейтенант, и до чего же ты нудный и упёртый.

– Ты кто? – спросил Егорка, на миг задумавшись о проницательности старого.

– Хм! – Дедок переключил внимание с разглядывания ногтей на своей левой пятерне на Вовку. – Я на то здесь и поставлен, чтобы мозг тебе выносить. – Уже совсем с другой интонацией в голосе ответил дед.

– Что-о?

– Тупой что ли? Так ведь быть здесь причины имеются. Первая, тебя дурака поучить вежеству нахождения на чужой территории. Вторая, разъяснить некоему Фоме неверующему, что ежели он чего не видел в своей короткой жизни, так этого на самом деле нет. Ну и третья, чтоб ты потеряшкой не стал.

– Чего-о?

– Не перебивать! – Сжатый кулак с поднятым вверх указательным пальцем нарисовался у носа Егора. – Ладно, пора, как говорится и честь знать. Возвращайся!

В голове будто кто свет выключил. Щелк и все сразу померкло.

– Не-хо-чу!

Боль волнами накатила, заставив все тело выгнуться дугой. Монотонный голос старческой скрипинкой, как металлом по стеклу приводил сознание к неприятному ощущению: – Милосердная Матушка Жива, ты есть сам Свет Рода Всевышнего, что от болезней всяких исцеляет. Взгляни на Внука Дажбожьего, что в хвори прибывает. Пусть познает он причину болезни своей, пусть услышит голос богов, что сквозь хворь говорят и на стезю Прави направляют. Увидь богиня, что постигает он истину, а от этого здоровье и бодрость к нему возвращаются, долголетие в теле утверждается, а болезни отступают! Пусть будет так! Слава Живе!

Туманом заполнилось сознание. Боль отступила. Сознание повело по лабиринтам памяти, вынырнуло на свет божий. Реальная картина заставила вздрогнуть.

Горы, непролазные кустарники и плющи уцепившиеся за скальную поверхность. И лес здесь не приветливый. Ему чудом удалось оторваться от погони. Помог дождь, даже не дождь, ливень. С тех пор как на узкой тропе он оставил двоих своих товарищей, тех, кто выжил из всей группы разведки, он клял себя последними словами, но понимал они правы, меняя свои жизни на попытку его выхода к своим. На прощание обнялись, уже зная, что никогда больше не увидятся.

– Живи, Егорша, постарайся дойти иначе все окажется зря.

– Старый!..

– Все, Лихой! Все! Не заставляй посылать тебя по матушке. О полковнике помни. Эту с-суку тебе множить на ноль придется.

Без сантиментов, украдкой смахнул набежавшую слезу, развернулся и больше не оглядываясь, пошел по тропе.

Старый потерял много крови, да и возраст уже почти предельный, не выдюжить ему сороковника километров до точки подскока. Вон горка вся топорщится, пропиталась кровью. Костя Маленький молодой, но это его пришлось тащить на закорках, прострелены обе ноги, а на плечах у них у всех, два десятка вышколенных в военных лагерях бандитов. И это только передовой отряд, которому на пятки наступает непонятно сколько абреков. Повезло еще, что хоть до этого места смогли добраться. Тропа узкая, справа пропасть, слева отвесные скалы. Начнешь обходить, потеряешь уйму драгоценного времени. Если повезет, Старый с Маленьким смогут подержать погоню еще некоторое время. Он конечно устал, но ведь не ранен.

Серое небо закрыло тучами вечернее солнце. Нависшие над самой тропой кавказские лианы плюща делали природу в этих местах угрюмой под стать погоде. Тропа раздваивалась на два рукава. Широкий, уходил в западном направлении, ему же надо было держаться северо-востока. Опять топтать в гору.

Прыгая рифлеными подошвами по плоским, вросшим в грунт камням, как по ступеням, погнал себя на подъем. Тяжело! Дыхание и так прерывистое, сразу же начало сбиваться. Устал! Похудел за эту командировку от напряженной работы и волнений, килограмм на десять. Одежда, вон, болтается как на вешалке. А жрать то, как хочется!

«Когда это я последний раз ел? Ну, точно не сегодня. Некогда было сегодня поесть. Переход. Попытка отрыва. Потом бой. Нет, сегодня не ел».

Чтоб было сподручней, перекинул автомат стволом вниз. Чуть задержался, переводя дух, провел рукой по лицу, смахивая пот ладонью.

«Щетиной оброс, словно местный абориген. Вот так бы появиться на улицах Москвы, так, наверное, и знакомые не сразу признают. Фух! Чего стоим? Кого ждем? Вперед!».

Где-то там, со стороны, откуда пришел, послышались отзвуки боя. Причем в какофонии звуков угадывалась автоматная перестрелка. Редко-редко звучали взрывы. Там за его жизнь сражались ребята, с которыми он прошел по дорогам войны не один километр.

«Наддай! Наддай, слышишь, парни ведут бой. Им сейчас не позавидуешь! И дело даже не в смерти. Все когда то там будем. Не дай бог погибнуть где-то в горах, далеко от населенных пунктов. Тело так и будет валяться там, где принял смерть. Двуногие шакалы вряд ли похоронят, лесные звери разорвут, растреплют по косточкам, устроят пир, праздник живота».

Тропа прекратила подъем и пошла вдоль уступов, образовав проход приступкой наклоненной вниз, во многих местах пресекаясь зарослями кустарника. Видать давненько по ней кто-либо хаживал. А с неба заморосил мерзопакостный дождик, заставляя при движении усилить бдительность. Поскользнёшься ненароком, сверзнешся, костей не соберешь. Быстро темнело.

«Сколько он прошел? Не так уж и много. Прибавить темп! А сил все меньше».

«Давай, слабак! Ну!» Бросил взгляд на часы.

«Только восемь вечера, а темнеет-то как быстро. Скоро будет как у негра в жопе».

Наконец-то обогнул скальный серпантин. Дорога стала поровней, тропа расширилась, правда и дождь прибавил обороты, падал на распаленное бегом лицо. Слизнув с губ капли, почувствовал солоноватый привкус пота. Уже вымотанный до предела, прилёг, облокотившись спиной на ствол сосны. Темень невообразимая. Видимость – ноль. Прикрыл глаза, показалось на секунду. Вырубился. Организм обманул. Уснул глубоким сном. Никакой дождь не мог помешать сну.

Подсознание толкнуло серые клетки. Открыл глаза, первоначально не понимая, где он, но быстро сориентировался. Всё тело ломило, будто его били всю ночь. Дождь давно кончился, но утро еще не наступило. На душе тревожно, с мыслями пришло и ощущение чего-то нехорошего. С трудом поднялся на ноги. Потяжелевший вдруг автомат, подхватив, повесил за ремень на плечо в походное положение.

«Двинули!»

Снова тропа. Движения, поначалу скованные после сна, стали сноровистыми, упругими. Видно расходился.

Его нагнали, когда уже рассвело. Нагнали, не заботясь о том, что он услышит погоню. Шумели не по-детски, изображая из себя загонщиков на охоте. Спешить было некуда, все равно не уйдешь. Используя отпущенные минуты, он подобрал лежку для последнего боя. Расположился. Дослал патрон в патронник «Стечкина». Проверил патроны в магазинах калаша, поставил флажок на одиночную стрельбу.

– Лихой!

Обернулся. За спиной в полный рост стояли свои, в форменной одежде, разгрузках, но без оружия. Серый, Костя Маленький, Кит, Емеля, Фима и Старый. Вся группа.