– Уходим!

Тати бросились бежать кто куда, оставляя убитых и раненых на поживу отряда черниговцев. Бужан не заморачиваясь общей свалкой, присел на корточки, изучая след на дорожном покрытии. Губы шептали что-то свое, выражая недовольство. Заметив упавшую на него тень, поднял голову.

– Что там? – спросил безопасник.

– Плохо, Еруслан. Это не сам Кудеяр, а наколдованный кем-то его безымень.

– Поясни.

– Кто-то, из сильных ведьманов, тако ж не любит сего смертного, ну и создал из неприкаянного духа привидение с ликом своего ворога. Мыслю, сей безымень натравил на нас обычных лесных татей, кои только купцами и промышляли.

– Зачем?

– Дак нужда в том, чтоб о татьбе сильным мира сего известно стало. Чтоб на него охоту открыли по всем княжествам.

– Так мы про его дела и так знаем, охоту ведем, все поймать или убить не можем. Зачем нам еще и это?

– Видать ведьман издалека, может и безыменя давно создал. Разве спросишь у кого? Жалею о том, что привидение с лицом врага развеял. Пускай бы еще гулял по Руси, глядишь, у Кудеяра лишние недруги были бы.

Послышалась команда сотника.

– Сотня! Своих убитых к лошадям привязать, пораненных обиходить. Кто из напавших татей не помер, но и убечь не смог, дорезать. Выполнять!

Еруслан со своими и колдуном в общих хлопотах участия не принимал. Стояли ожидаючи, когда закончится короткая суматоха. Мысли безопасника кружились птицами в голове.

– Значит этот безымень по лику как Кудеяр?

– Отличить не возможно. Один в один.

– Вон он значит какой. Бужан, а тебе самому откуда сие известно?

– Я лик своего ворога в колдовском зеркале видел. Ты думаешь почему я твоему князю помочь согласился?

– Чем же он тебе так не мил?

– А вот это дело не твое.

– Ну-ну! Да мне без разницы, главное его уничтожить.

– По коням! – послышалась новая команда Траяна. – Продолжить движение! Порядок прежний!

Сотня выехала на широкий черниговский шлях. Солнце подходило к вершине неба, когда дружинники издали заметили вглядывающихся в приближающийся отряд пятерых всадников, по виду профессиональных воинов. Сами остановили коней, насторожившись после недавнего нападения, взялись за мечи. Вдруг передовая сторожа еще какого врага? Вдруг за ней идет воинство гораздо большее, чем их сотня?

Десятник Глеб, с тремя подчиненными воями, отделился от отряда и поехал навстречу неизвестным. Видно было противостояние встретившихся на ничейной территории, потом взмах десятника рукой. Мол, подъезжай! Значит все прояснилось.

Вместе с передовой сотней переяславского воинства встали на стоянку. Чего дальше двигаться, ежели к вечеру князь Владимир с войском сам сюда прибудет? Запылали костры, забулькало в казанах варево. Своих погибших захоронили тут же, на границе леса и обочины. Кому крест поставили, а кому в изголовье тонкий столбец с накарябанным именем и датой. Обе сотни смешались, отметив знакомство добрым глотком меда или вина, помянули павших, принялись за обед. Переяславльский боярин, он же сотник Вольрад, вошел в общество княжича и свиты, как входит горячий нож в подтаявшее масло. Шутил, смеялся со всеми вместе, рассказывал про князя Владимира, шурина Зареслава. Как-то так случилось, но после сытного обеда всех разом потянуло в сон. Может выпили больше чем полагалось? В глаза хоть лучинки вставляй, хоть руку коли! Крепкая рука ухватила вдруг занемогшего Еруслана, подняла обхватив вдоль грудины и вроде как понесла куда. Дальше все, темнота и покой…

Одетый в красного цвета корзно, кольчужный доспех, остроконечный русский шлем с наносником, по кругу обрамленный серебром и златом позумента из сложного рисунка, кольчужные рукавицы с кожаными вставками на руках и тонкой выделки сапоги, Владимир Мстиславич, хозяин Переяславльского княжества, окруженный полукругом ближними боярами и старшими дружинниками, застыл на крутом берегу реки. Тесть определил его место в воинской вязи приступа крепостной стены именно здесь. Пред взором князя простирался длинный каменный бок стеновой ленты, за которым и прятался Курск. К этому времени высокий вал стал значительно ниже и в крепкой изгороди с башнями, зияли проломы забитые хламом и бревнами. Свой воинский стан, Владимир не стал далеко отодвигать от места предстоящего боя, решив, что силы его бойцов должно хватить на приступ, который единым порывом сломит защиту курян. С утра, в пелене тумана, поднимавшегося от реки, вои жгли костры, готовя в казанах нехитрое варево, кругом проводилась повседневная походная работа, составлявшая для любого воина его жизнь. Воины готовились к приступу, распределяли подвезенные ночью преступные лестницы, готовили тараны для вышибания и пролома ворот на этой стороне.

Стены городища на возвышении горы, издали казались непомерно высокими и неприступными. Из воинского стана, где расположились вои, князю был хорошо виден широкий каменный мост, переброшенный через вал. Как продолжение моста, накат переходил в дорогу, стелившуюся до самых ворот укрепления, и исчезали под их створами, над которыми возвышалась четырехстенная башня с окнами-бойницами, с остроконечной скатной крышей, тоже на четыре стороны. Несмотря на то, что сам Курск обложили со всех сторон, город жил своей повседневной жизнью. Князь поежился, стоя на холодном ветру. Эту крепость предстояло брать с боем. Вороп никого не смог полонить, и какими силами обладает в граде князь Курский, было ясно только со слов Святославовых воев. Ох, и попотеют же вои, пока захватят его! А сколько погибнет народу, даже думать страшно. Земляной вал перед стенами, наименьшее из зол, хоть по рассказам видоков и широк непомерно вал, но пройти можно. Перед валом еще и ров, но вода в нем после приступов превратилась в слой грязи вперемешку с каменьями, бревнами и мусором из ветвей и камыша.

Взор князя перешел ниже городища. Там к югу от моста, находился рынок – «торжище», сейчас пустующий, лавки, крытые торговые ряды и лабазы, все превращено в пепелища или было почти до основания разобрано, как и застройки подворий с избами, хлевами и сараями неукрепленного посада. Вон ремесленные концы слободок, кузни, гончарни, ближе к реке кожевенные мастерские и красильни, и тоже покинутые хозяевами.

И вот теперь он стоит на крутом берегу, пытается понять, что его ожидает будущим днем. Утро раскрасило небосвод ярким солнечным светом, нарядив все вокруг праздничными красками, красками подступившей осени. Войска выстроились в боевые порядки и походные колонны, ждали приказов своих воевод. Что же там Святослав, чего медлит? Вот, кажется началось.

– По-ошли-и!

Сотня за сотней прошли его вои, личные дружины ближних бояр, охотники ополченцы, нестройными колоннами двинулись сначала вниз с крутых берегов, неся на плечах лестницы, тяжело дыша, кашляя при одышке, и снова вверх. Взбирались помогая один другому, тащили тяжелые бревна таранов. Эх, во всякие времена нелегок солдатский хлеб, но понять это простому обывателю можно только когда война громко постучит в дверь его дома.

– Живей! Живей! Шевелись ленивцы! – подгоняли десятники молодежь, участвующую в первом походе. – Щиты не терять! Турила, Ошурок, Варяжко, Падинога, Тур! Разобрались по второму и третьему десятку, помогли тащить тараны! Оглоеды, поразжирались на княжьих харчах, а как до дела…!

Послышался голос боярина Творимира, одного из сотников князя:

– Вторая сотня ошуюю прими! Десятники, не зрю вашей помощи молодым воям!

– Лестницы в голову колонны!

Давно ушла в небытие тишина. Шум, гам, ругань и команды начальства заполонили пространство штурмующих. Войска громоздились на вал. На некоторых участках воев столько, что яблоку негде упасть! Подгоняемые ветеранами, сходу перешли на бег.

Владимир не в пример тестю, сам пошел на штурм. О, эта пресловутая молодость! Бежал с охороной за основными силами. Острым глазом подмечал, как отстают от других ополченцы. Что тут скажешь? Нет у городского люда привычки к войне, навык хромает, а то и возраст дает о себе знать.