От рождения ребенок умеет открывать и закрывать глаза, сосать, глотать, кричать, плакать, чихать — не так уж много у него этих инстинктивных «умений». Слушать, нюхать, осязать он не умеет, — это уже движения сознательные, а мозг его еще не научился управлять теми мышцами, которые для этого нужны. Постепенно он выучивается направлять на предмет оси обоих глаз и видеть предмет; рождается представление о данном предмете. Потом ребенок выучивается щупать вещь, которую видит. Слуховой нерв его от частых повторений раздражений передает в мозг звуки — ребенок выучивается слышать. Постепенно рефлексы со слухового нерва переходят на мышцы груди, губ, щек — ребенок начинает воспроизводить слышимые звуки и выучивается говорить. Но он еще не осмысливает речь — это наступает тогда, когда у маленького человека развиваются многочисленные ассоциации, зрительно-осязательные и слуховые, тысячи раз повторенные на протяжении его короткой жизни. Так, путем заучивания последовательного ряда рефлексов возникает полное представление о предметах, даже когда предмет только назван. Из сочетания бесконечных рефлексов возникают бесчисленные представления — они-то и служат материалом для всей остальной психической деятельности.
Бог мой! Рефлексы движения… Рефлексы физические, рефлексы психические… И это — о самых возвышенных душевных порывах?! И — еще того чище! — значит все дальнейшие поступки человека заранее уготованы характером данного человека, могут быть совершены после любого толчка извне, а самый поступок неизбежен… Отсюда легко сделать вывод, что каждый преступник невиновен в совершенном злодеянии!..
Как раз за это начальник Главного управления по делам печати, некто сенатор М. Щербинин, и приказал «арестовать» сеченовский труд, когда он вышел-таки отдельной книгой.
Так что, не спешите с выводами — чем дальше, тем яснее станет неоценимость теории Сеченова.
Он тем временем осмелился вторгнуться и в анализ памяти — до того память, святая святых психологии, непробиваемой стеной была отгорожена от физиологической науки. Память, по Сеченову, — плод частого повторения одного и того же рефлекса, отчего ощущение становится яснее и в скрытом состоянии сохраняется нервным аппаратом; под действием длительных и частых впечатлений в нервных клетках происходит некое биохимическое изменение, и оно навсегда оставляет след в нервном аппарате.
…След в нервном аппарате. Напоминаю: это писалось в 1863 году. Никаких экспериментов, доказывающих существование следа на уровне механизмов мозговой деятельности, Сеченов не производил и не мог производить. Ни он и никто другой не мог изучать всех сложнейших составляющих мозга. Взаимоотношения память — мозг (по Сеченову, — след) никому не были известны, равно как и взаимоотношения нейронов, дендритов, аксонов, синапсов и любых мозговых структур, систем или клеток. Теория Сеченова — всего лишь логическое заключение, основанное на наблюдательности ученого и на доступных ему, очень примитивных с современной точки зрения, опытах. Догадка…
Но вот интересно — что оказалось на самом деле? Как выглядит механизм памяти в свете сегодняшних возможностей науки?
А это все еще догадки. Все еще предположения. До конца ничего не установлено. Хотя «след» — действительно след, только неизвестно где и как он хранится в мозге.
Вероятно, нет нужды останавливаться на проблемах памяти — я просто отошлю вас к недавно вышедшей интересной книге С. М. Иванова «Отпечаток перстня». Только два слова о содержании этой книги.
…От Аристотеля, который считал, что память локализуется в сердце, и Декарта, думавшего, что центр памяти — шишковидная железа мозга, до советского психолога А. Р. Лурия и многих психологов и физиологов современности, которые установили… не установили, где же именно в мозге находится «отпечаток перстня».
Известный английский электрофизиолог Грей Уолтер говорит, что след памяти «не вещь, а процесс». Ученый Чарльз Шеррингтон сравнивает мозг с ткацким станком, «на котором миллионы сверкающих челноков ткут мимолетный узор, непрестанно меняющийся, всегда полный значения». Лурия делит мозг как хранилище памяти на три главных блока.
С. М. Иванов рассказывает о многих гипотезах многих ученых мира. Общее в них: память — процесс, происходящий в головном мозге; память есть кратковременная и долговременная; в мозге хранятся отпечатки всего, что однажды туда попало; ничто не забывается, но не все можно вспомнить.
Но где, в каких клетках мозга «хранится» память, в клетках ли вообще или в их соотношении — в процессе — все еще остается тайной…
Ученые утверждают, что ассоциативное мышление свойственно только человеку и больше никому из живущих на земле существ. Сеченов и его свел к непрерывному ряду касаний конца предыдущего рефлекса с началом последующего. А «…конец рефлекса есть всегда движение: а необходимый спутник последнего есть мышечное ощущение». Ассоциации — непрерывное ощущение. Дробные ощущения, повторяясь часто, оставляют каждый раз след в форме ассоциации; сочетание их выливается в нечто целое. Вот почему малейший намек на часть влечет за собой цельное представление. Так что видеть перед собой живого человека или вспоминать о нем со стороны нервного аппарата — одно и то же.
«Все без исключения психические акты… развиваются путем рефлексов. Стало быть, и все сознательные движения, вытекающие из этих актов, движения, называемые обычно произвольными, суть в строгом смысле отраженные».
Ни один человеческий детеныш не рождается героем, ни один не всасывает героизма с молоком матери. Его дальнейшее жизненное поведение, которым руководит воля, есть отражение всего огромного комплекса впечатлений от окружающего, которые «оседают» в его мозге. И если бы, скажем, Юлиус Фучик не получил определенного воспитания, в определенной среде, вряд ли он стал бы Фучиком…
«В неизмеримом большинстве случаев характер психического содержания на 999/1000 дается воспитанием в обширном смысле слова и только на 1/1000 зависит от индивидуальности. Этим я не хочу сказать, что из дурака можно сделать умного…»
С последним утверждением, пожалуй, сегодня можно поспорить! Теоретически вполне возможно в наше время из дурака сделать умного. Но опасно: коль скоро, путем различных манипуляций на мозге, можно из дурака сделать умника, то таким же способом, только с обратным знаком, можно из умного сделать придурка и… получить в свое полное распоряжение искусственно приготовленного раба. Так что все дело в том, кто и с какой целью будет эти манипуляции производить. Что, в свою очередь, определяется мировоззрением и социальной принадлежностью данного манипулятора и состоянием общества, во имя которого он действует.
Идея о материальности мышления оказалась не столь безобидной — все зависит от того, в чьи руки попадает ее использование, ради каких общественных целей она реализуется. Потому что человеческий мозг, создавший науку о себе, сам стал подвластен этой науке. И еще недавно абсолютно фантастические биологические роботы Карела Чапека — не такая уж немыслимая теперь фантастика; во всяком случае, Винер считал, что и они со временем могут быть созданы. Но пусть не биологические — пусть машинные работы — они ведь тоже палка о двух концах. Они могут служить человечеству, а могут быть враждебны ему. Весьма наглядное подтверждение тезиса: наука не может быть вне политики. Пожалуй, чем большими возможностями овладевает наука, тем явственнее проступает это подтверждение! Боюсь, не раз еще придется возвращаться к нему на протяжении книги, думается, что как раз успехи нейрофизиологии и нейрокибернетики и представляют наибольшую опасность в не тех руках…
Добавим ко всему приведенному выше еще несколько мыслей из «Рефлексов головного мозга», и станет ясным, почему из-за маленькой книжки Сеченов попал в большую немилость. Он утверждал, что путем соответствующего воспитания из «негра, лапландца, башкира» можно сделать такого же образованного человека, как и из любого «европейца». Что никакая мысль сама по себе не может быть побуждением к действию, поскольку без внешнего воздействия никакая мысль невозможна. Что «страсть с точки зрения своего развития принадлежит к отделу усиленных рефлексов». Что нет специально душевной деятельности, и «нравственные порывы» рождаются от внешних раздражителей и подчинены им. Он «попирал высокие принципы» и раскрывал несостоятельность религиозных воззрений. Жандармское управление до конца жизни Сеченова так и не вычеркнуло его из списка «неблагонадежных».