- С чего вдруг я должна тебя ревновать? – я собрала последнее самообладание в кулак. – Ты мой ученик не больше. И я прошу вести тебя уважительно ко мне.

- Вы ревнуете и злитесь, - настаивал он на своём и не сводил с меня глаз.

Я стою и пытаюсь унять дрожь. От чего же я дрожу? От его такого взрослого взгляда? Он смотрит и раздевает меня глазами. А может, от того, что он прав. Я ревную и злюсь.

- Ты не прав, - всё же говорю ему.

- Прав, - он встаёт из-за стола и направляется ко мне, - вы стали говорить мне «ты».

От его меня спасет пронзительный звонок в дверь. Я вздрагиваю, а мой ученик останавливается.

Пришла Надя. Учительница биологии в нашей школе и моя подруга. Увидев, стоящего в дверях Ольшанского, она всплеснула руками:

- Алёшка, а ты что здесь делаешь? Я за две недели тебя впервые вижу.

- Надежда Владимировна, я к ЦТ по истории готовлюсь, - быстро соврал он, уже берясь за ручку двери.

Я почувствовала, как краснею. Мои щёки зарделись, словно помидоры. Как хорошо, что в прихожей был полумрак. Свет я не включила, открывая двери Наде.

Алёша попрощался и ушёл.

- Это же надо! Не глупый парень, а учиться не хочет. Ты, как классная там ему мозги повставляй.

- Мгу, - промычала я, закрывая двери.

Наши глаза мельком встретились на площадке и по моему телу пробежали мурашки. Чтобы было бы, если Надя не пришла. Он поцеловал меня? А я? Как я бы отреагировала на это. Мне оставалось только гадать и благодать Надю, что пришла в гости без приглашения.

Ещё одна бессонная ночь. Я тысячи раз прокручивала сцену на кухне и хотела понять имею ли я право так хотеть своего ученика.

Я люблю свою работу. Может быть, я трудоголик и меня ждёт участь всех учителей?

Вот сижу в учительской. Проверяю тетради с контрольными тестированиями и пью кофе. Ночь же не спала. Жесть, если бы не новейшие ВВ-кремы и консильеры свежего личика я бы не увидела в зеркале. Пью кофе и думаю. До линейки осталось две недели. Так мало. В учительской шумно. Пятница.

Кто обсуждает планы на выходные. Хотя, знаю я их планы. Сама проваляюсь за телеком или компом, зависая в соц. сетях. А потом в воскресенье, кинусь писать планы или переписывать их из-за скуки.

Кто сплетничает. А сплетен, ох, как много! Физрук с поварихой из столовой спит! Это же надо, среди такого выбора интеллигентных и образованных женщин выбрал ПТУшницу из общепита. Обидно-то как. Особенно, Алевтине Яковлевне, нашему социальному педагогу. Пришла к нам в учительскую. От тоски и одиночества чуть не воет в своём кабинете на четвёртом этаже. Стоит уже полчаса у зеркала и расчесывает три волосины, вставляя в каждый разговор своё привычное: «Ой, там такая сложная ситуация», или «Ой, жалко деток». Она не злая, просто до ужаса одинокая. Живёт с псом той-терьерчиком Фоней. А чем я лучше? Я живу с котом Васей. Через пятнадцать лет мне будет, как и ей за сорок. Буду такая же старая ворчливая дева.

Сотни раз прислушиваюсь к разговорам в учительской и ничего нового не слышу. Одна школа и жизнь в ней. Я поставила чашку и посмотрела на своих коллег. Счастливы ли они? Варятся из года в год в одних годовых планах, тетрадках, мероприятиях, бесконечных проверках и конкурсах, нескончаемых линейках. Они большую часть своей жизни проводят в школьных стенах. В этой одной учительской можно написать докторскую под названием «Психологический портрет учителя».

И так в школе лидируют разведёнки. Где-то процентов шестьдесят. А как не развестись с женой, которая все 24 часа в сутки думает и говорит о школе. Ещё и пропадает в ней. Планы, уроки, тетрадки – бесконечный круговорот. Совмещать семью и школу очень сложно и труд не благодарный ни там, ни там. Знаю по маме. Отец бросил нас, когда мне было семь лет. Мама от горя ушла полностью в работу. В семьях учителей часто вырастают неблагополучные дети. Тратя время и нервы на чужих, на своих у них уже ничего не остаётся. От нехватки родительской любви учительское чадо бросается во все тяжкие. Наркомания, курение, алкоголизм, проституция, приводы в милицию и всё в таком духе. Наверно, и я бы пополнила их ряды, если бы мама не сплавила меня бабушке. Бабушка тоже была педагог, но на пенсии. Смешно, но моя бабушка была разведёнкой, как и мама. Прям династия разведёнок в нашей семье. Правда, на мне это династия прекратится. Я буду старой девой. На личную жизнь времени нет. Работа, мать твою! Работа, которую я люблю.

И вот мы дошли до второго места. Это старые девы. Ряды, которых пополню я. Уже пополнила. Замуж в институте не вышла, а теперь и некогда. В нашей школе старых дев десять. Я пока себя к ним не отношу. Рано ещё. Временные рамки для женщин в двадцать первом веке немного сдвинули, и я буду старой девой после тридцати пяти лет. А пока в соц. Сети стоит статус «в активном поиске». Смешно. Боже, как смешно. Я так активно ищу, лёжа на диване и ли качая попу в шейпенг клубе для девушек, то с таким темпом никогда не выйду замуж.

Третье место – это учителя замужем за учителями. Вот эти крепкие семьи. Им же есть о чём поговорить по ночам, проверяя тетрадки за одним столом. Иванов – тупица. Петров - идиот. Сидоров – прогульщик. Не жизнь, а идиллия. Они даже ругаются из-за школы и новых стандартов обучения. Скукота! Нет, за учителя я замуж не хочу. Да и мужчин – педагогов в нашей школе раз - два и обчёлся. В основном женский контингент. Физрук занят поварихой. Физик – старичок для меня. Ему сорок пять лет и его обхаживает (по слухам, уже десять лет), Мария Александровна - учительница русского языка и литературы. Дальше поцелуя в день учителя они не дошли. Вот и обхаживаются до сих пор. Мой коллега историк. Он похоже вообще тронутый на танках. Виртуальный зависала. Ему ничего не надо, кроме компа. Каждую свободную минуту бегает в класс информатики к такому же дурачку. Информатик тоже сидит за монитором по двадцать четыре часа в сутки. Там у него целый город и империя выстроена. Он в другой реальности Император, а тут всего лишь учитель Валентин Дмитриевич Крошкин. О, как Крошкин! С таким каши не сваришь.

Четвёртое место – молодые девчонки после института. Замужем или вот-вот замуж или с пузиками. Они долго не задерживаются. Счастливицы. Эх!

Пятое место – пенсионеры. Их и палкой из школы не выгонишь. Вся жизнь за стенами любимой работы прошла. Другой они не знают. Таких либо с уроков сразу вперёд ногами выносят, либо после года на пенсии. Не успел человек освободиться от засилья тетрадок, как профсоюз уже собирает деньги на похороны.

Вот они учителя. Какая-то особая каста населения.

- Нет, ну это уже наглость! – вбегая, кричит Аделаида Владимировна, учительница математики. – Девочки, наглость! Не прикрытая наглость!

Девочки. Хотя в учительской сидит физик. Но он давно не обижается. Девочек же больше, чем мальчиков. Привык.

- Что? Что? – понеслось ото всех углов.

- Наглость, говорю! – кидая журнал и тетради на стол, повторяет Аделаида Владимировна. – Леонтева, прогуливала всю четверть. Ни одной контрольной не написала. Я ей говорю, поставлю два бала за четверть и за год четыре. А она мне говорит! И знаете, так ехидно говорит: «Вы мне меньше четырёх за четверть поставить не имеете право. Вас за это на педсовете отчитают. И за чётвёрку за год тоже получите. Не научили меня, значит. Вы плохой учитель!». Я плохой учитель! Я порчу статистику своим оценками школе, - она заплакала, грузно шлёпнувшись на стул.

Все кинулись успокаивать.

- Ой, у Леонтевой такая сложная ситуация, - свои пять вставила социальный педагог, не отрываясь от зеркала. – У Оленьки мать, укатила с любовником в санаторий. А отец из рейсов не вылазит. Девочку совсем забросили. Бедняжка.

- Да, что вы такое говорите, Алевтина Яковлевна! – это уже вступается наш физик. – Леонтева совсем от рук отбилась. Не жалеть её надо, а наказывать. Она только в девятом, а дальше что?

- Родителей в школу! – предложила Раиса Игнатьевна, учительница белорусского.

- А как их вызовешь, когда нет на месте и на телефонные звонки не отвечают? – плакала Аделаида Владимировна.