Поэтому можно без большой ошибки предположить, что из всей товарной продукции всех колхозов не менее одной четверти фактически является капиталистической продукцией, прикрытой только лжекооперативной формой. По РСФСР из всей хлебной товарной продукции на продукцию колхозов за 1925/26 г. приходится до 4% по данным, опубликованным в том же номере «На аграрном фронте» (стр. 31). Следовательно, на долю капиталистической продукции в форме лжеколхозов приходится примерно до 1% товарной продукции.

Если соединить, вопервых, ту часть товарной продукции, которая производится в хозяйстве капиталистически-предпринимательской верхушки (2% всех дворов)‚ — около 14%; вовторых — те 4%, которые эта верхушка сосредоточивает в своих руках капиталистической эксплоатацией под формальным прикрытием бедняцкого хозяйства, «нанимающего» кулака сдельно с его рабочим скотом; втретьих, наконец, тот почти 1%, который идёт через колхозы, — то в общем мы получаем, что почти 19% товарной продукции сосредоточено в руках 2% предпринимательских капиталистических дворов. А 19% товарной продукции сельского хозяйства составило в 1925/26 г. около 700 млн. руб. довоенных, или, по индексу 1,4 (принятому Госпланом для оценки сельскохозяйственного производства за 1925/26 г.)‚ около 1 млрд. червонных рублей. В среднем на двор (450 тыс. дворов) это даёт примерно 2 200 руб. кроме остающейся в хозяйстве натуральной части, которую надо оценивать не менее 800 рублей. Вместе это даёт средний валовой доход на одно крестьянское хозяйство определённо выраженного капиталистически-предпринимательского типа около 3 тыс. руб. (червонных) в год. Чистое накопление этой группы (450 тыс. дворов), принимая его даже только в 10%, должно составлять около 125 млн. руб. в год, т. е. около одной пятой величины, какую «Контрольные цифры» Госплана вообще принимают для крестьянского хозяйства (625 млн. руб). Это примерно соответствует той доле в товарной продукции крестьянского хозяйства, какую данная группа крестьян имеет.

В применении к хозяйствам этой группы признаки обычного сельскохозяйственного налога оказываются недостаточными. Необходимо проработать вопрос о распространении на такие дворы подоходного налога. Выше приведён пример, как при чистом доходе в 10 тыс. руб. сельскохозяйственный налог составляет только около 4%. Для сравнения привожу из № 17 органа НКФ «Финансы и народное хозяйство» (за апрель 1927 г.) таблицу, показывающую, как велик в настоящее время процент изъятия подоходным налогом при годовом доходе в 10 тыс. червонных рублей из нетрудовых источников по СССР и из всяких источников по Англии и Франции:

— СССР — 18,6%.

— Англия — 10,5%.

— Франция — 14,7%.

Иначе сказать, даже в архикапиталистических Англии и Франции капиталист с равным доходом обложен в несколько раз тяжелее подоходным налогом, чем наш терский сельскохозяйственный предприниматель с парой десятков сезонных батраков обложен сельхозналогом. Прибавлю ещё, что сельхозналог совершенно не учитывает таких доходов эксплоататора, как извлекаемые им путём его так называемой «сдельной работы» со своим рабочим скотом у бедняка. Сельхозналог платит в этом случае бедняк. Отчасти это относится и к явно арендуемым землям. Для узкого верхнего, капиталистического слоя крестьян пора поставить вопрос о замене сельхозналога налогом подоходным на тех же основаниях, как и для представителей городского частного капитала. Мы теряем теперь на этом недообложении не менее 25 млн. руб. в год, по скромной оценке.

Точно так же эти капиталистические предприниматели в сельском хозяйстве должны быть уравнены с капиталистическими предпринимателями в городской промышленности и относительно обязательств в области наёмного труда. Сейчас, например, с социальным страхованием, с оплатой за неиспользованный отпуск и т. д. у них дело обстоит довольно неважно. Есть закон об облегчениях требований Кодекса законов о труде в применении к середнякам и беднякам, вынужденным каким-либо случаем временно иметь батрака (болезнь, призыв на военную службу и т. д.). Этот закон на деле часто используется и сельскохозяйственными предпринимателями, систематически (как правило) прибегающими к найму сроковых, сезонных, подённых и постоянных рабочих. Тут необходимо будет провести более резкую и отчётливую границу и более твёрдо поставить полное соблюдение Кодекса законов о труде капиталистическими предпринимателями в сельском хозяйстве, мелкими и крупными. Ни один бедняк, ни один середняк не может иметь, например, сразу трёх наёмных рабочих, постоянных или временных, — это уж не середняк и не бедняк тогда. Так что границу найти нетрудно.

Далее необходимо создать какие-либо гарантии для безлошадного бедняка, вынужденного прибегать к так называемому «найму» своего эксплоататора на «сдельные работы» с его скотом. Распространённость этой системы эксплоатации в настоящее время не подлежит сомнению. Наконец, необходимы меры в ограждение интересов бедняка, явно сдающего свою землю в аренду предпринимателю (запрещение платить меньше определённой величины по районам и т. д.), и меры по лишению льгот лжекооперативов (ограничение льгот «диким», лишение льгот пользующихся наёмным трудом, повышение обязательного минимума числа членов и т. д.).

3.5. Предпринимательская организация отхода. Строительство

Ещё до революции у нас существовал ежегодный отход части крестьян из деревни на заработки. Недавно вышла книга т. Минца, специально посвящённая этому вопросу. Там сведены довоенные данные, а также данные последних обследований, которые производились уже при советской власти. Из всех этих сводок видно, что за последние годы перед революцией, примерно с 1900 г. до 1913 г., в среднем количество отходников ежегодно было около 6,5 млн. чел. Причём из них около 3 млн. составлял отход на земледельческие заработки и около 3,5 млн. — на неземледельческие, в том числе 2,5 млн. чел. строительных и дорожных рабочих (из них 1 750 тыс. чернорабочих) и 1 млн. занимавшихся разного рода другими отхожими промыслами, в частности работами по рубке леса и т. п. (Минц, стр. 38–39). Во время мировой войны под влиянием мобилизации отход сократился и в 1917 г. составил всего 2 700 тыс. чел. (там же). В первые годы после революции отход совершенно прекратился. Контр-революционные армии Деникина, Колчака и других отделили от центра военными фронтами те районы, куда обычно отправлялась изрядная часть отходников — юг Украины, Северный Кавказ, Заволжье. В самом центре было уничтожено помещичье хозяйство, и почти уничтожено кулацкое хозяйство. Что касается отхода в город, то под влиянием голода 1918–1919 гг.‚ наоборот, из городов люди уезжали в деревню. Но затем, после окончания войны и нового объединения страны, постепенно отход стал восстанавливаться, приблизительно с 1921–1922 гг.‚ когда новая экономическая политика облегчила возможность роста применения наёмного труда в восстанавливавшемся неземледельческом хозяйстве и в земледелии. По «Контрольным цифрам» Госплана (стр. 286), за последние три года, с 1923/24 г. по 1926/27 г., у нас прибавилось 3 млн. чел. пролетариата — в среднем по 1 млн. чел. в год. Это увеличение шло преимущественно за счёт переселения из деревень в города как возвращавшихся, так и перебиравшихся окончательно впервые.

Кроме того, стал постепенно расти и ежегодный сезонный отход из деревни, подобный дореволюционному. В настоящее время он достигает около 3 млн. чел. в год (за 1926 г.). Из этих 3 млн. чел. не менее миллиона — строительные рабочие, около 500 тыс. — лесные‚ т. е. такие рабочие, которые отправляются в лес рубить дрова, и т. д. У тех и других очень распространён отход «артелями». Далее, приблизительно 1 млн. составляет та масса чернорабочих, которая у нас в городах состоит безработными, затем тысяч 500 идут в разные другие отрасли — на водный транспорт и т. д., в том числе и в сельское хозяйство (на сезонные работы в совхозы Сахаротреста, на табачные и виноградные плантации в Крым, на Северный Кавказ и т. д.). Должен оговориться по поводу этой цифры — 1 млн. безработных чернорабочих. В данных статистики наших бирж труда нельзя найти такую цифру, там цифра безработных чернорабочих гораздо меньше. Это объясняется чрезвычайной неполнотой той статистики безработицы через биржи труда, какая существует у нас. Биржи труда регистрировали безработицу до 1 октября 1926 г. только в 256 городах, а после 1 октября 1926 г. — лишь в 283 городах. Между тем безработные имеются не только там. По предложению ВЦСПС, профсоюзы произвели на 1 апреля 1926 г. подсчёт — какое количество членов профсоюзов находится без работы и сколько из них зарегистрировано на биржах труда (эти данные опубликованы в докладе ВЦСПС бывшему недавно VII Съезду профсоюзов на стр. 247). Безработных членов профсоюзов оказалось 1 182 тыс. чел., а между тем на биржах труда в этих 256 городах было зарегистрировано из них только 509 тыс. чел., т. е. 43% — около половины. Другая, бо́льшая половина, почти 700 тыс. чел. приходится, очевидно, на ту часть страны, где не существует регистрации безработных биржами труда. Надо полагать, что среди безработных, не состоящих членами профсоюзов, тоже немало находится в таких местах, где нет бирж труда и учёт безработных потому не производится. На биржах труда в конце декабря 1926 г. состояло 1 310 тыс. безработных (по «Справочнику» ЦСУ, стр. 302). Значит в общем фактически у нас имеется не менее двух миллионов безработных. Что же касается процентного распределения их по категориям, то последние данные опубликованы (по данным бирж труда) на 1 октября 1926 г.: