В гостинице „Фалкон“ Бен заявил администратору, что им нужен номер. Администратор вопросительнб посмотрел на них — четыре человека без багажа — и спросил:

— Pourquoi?[81].

— Pour prendre un bain[82],—ответил Бен.

— Un bain?[83]

— Les bains publiques sont fermés le dimanche[84].

Пока администратор раздумывал, Бен догадался сообщить, что они друзья известного писателя Фрэнсиса Лэнга, который остановился в этом отеле. Администратор удивленно поднял брови, снова окинул взглядом посетителей в несуразных, не по росту костюмах и изрек:

— Cinquante francs[85].

Бен не решился спорить — администратор мог передумать, — тут же заплатил деньги и велел послать в номер четыре рюмки коньяку.

В комнате, указанной коридорным, они разделись и бросили жребий, кому мыться первому. Выиграл Буш.

— Чего мудрил этот болван администратор? — поинтересовался Коминский.

— Кто же снимает номер в гостинице только для того, чтобы принять ванну? — ответил Пеллегрини.

„Дай мне страну… где резвятся бизоны…“ — доносилось пение из ванной комнаты. Бен заглянул туда.

Буш, стоя в ванне, с наслаждением намыливался. Увидев на полке рядом с ванной большой медный кувшин, он попросил:

— Полей-ка на меня из кувшина.

— Какое уютное местечко! — заметил Коминский, заглядывая в ванную. — А для чего здесь два… ну, этих…

— Чудак! Второе — это же биде.

— Биде? А для чего оно?

— Вот вырастешь большой — узнаешь, — с серьезным видом ответил Бен, поливая спину Буша.

Когда все помылись и выпили коньяку, Бен позвонил Лэнгу. Незнакомый голос ответил, что Фрэнсис Лэнг слушает. Узнав Бена, Лэнг сказал:

— Алло, Бен. Как ни жаль, но я в постели. Болен. Где вы, черти этакие?

Бен объяснил, что они находятся в гостинице. С неожиданной энергией Лэнг стал настаивать, чтобы они сейчас же зашли к нему в 301-й номер. Бен ответил, что, если Лэнг болен, они лучше навестят его в другой раз. Но Лэнг пригрозил, что обидится, если они не зайдут.

— Болезнь у меня пустяковая, — пояснил он. — Выпил вчера лишнего. Ты же знаешь.

Одевшись, они отправились в 301-й номер. Лэнг был в постели. На коленях у него стояла портативная пишущая машинка, а рядом на столике — кувшин с ледяной водой. Лэнг встретил гостей приветливо и поинтересовался, как им удалось уйти из лагеря. Он предложил всем коньяку и сам выпил с ними несколько рюмок. Он уже начал пьянеть, когда они рассказали ему о разговоре Бена с администратором гостиницы. Лэнг немедленно схватил телефон и позвонил администратору. К изумлению ветеранов, Лэнг заговорил с ним по-английски, причем тот, очевидно, его прекрасно понимал.

— С вами говорит Фрэнсис Ксавьер Лэнг, — объявил он. — Я немедленно покидаю вашу гостиницу. Вы оскорбили моих друзей… Что?.. Да, тех четверых, что взяли номер, чтобы принять ванну. Все они — герои. Я останавливаюсь в вашей гостинице с 1924 года, но теперь ноги моей здесь не будет… Что?.. Fermes ta gueule[86]. Ты не имеешь права оскорблять героев войны в Испании, если даже они и не мои друзья! У меня всюду много друзей, которые часто путешествуют. Никто из них — это я тебе говорю — écoutes-moi?[87] — никто из них не будет больше останавливаться в твоей гостинице! C’est assez! Cochon de bourgeois![88] Пошли портье уложить мои вещи, sur-le-champ![89]

Ветераны от удивления разинули рты. Когда Лэнг положил трубку, Буш воскликнул:

— Вы, конечно, пошутили?

— Как бы не так, — ответил Лэнг, вставая с постели и начиная одеваться. — Я человек принципиальный. Никто не имеет права оскорблять моих друзей. Я предан своим друзьям. Jusqu’au mort![90]

Он остановился посредине комнаты в одних трусах — хорошо сложенный, но уже начинающий полнеть мужчина — и махнул рукой.

— Mais quel gesto![91] — сказал он. — Мы сегодня кутим. Вы когда-нибудь обедали в ресторане „Ля Мармит“? Конечно нет. Так вот, туда мы и направимся.

Послышался негромкий стук, и в дверях с виноватым» видом показался портье. Позади стоял директор гостиницы. Лэнг взял портье за руку, втащил его в комнату и захлопнул дверь перед самым носом директора. Из кармана брюк он достал несколько крупных банкнот, сунул их портье и сказал по-французски:

— Оплатите мой счет в гостинице, а сдачу возьмите себе. Уложите мои костюмы, пишущую машинку, бумаги и отправьте все на такси в ресторан «Ля Мармит».

— В «Ля Мармит», месье? — удивился портье.

— Да.

В известном ресторане «Ля Мармит» на улице де Галеон Лэнг заявил ветеранам, что сам сделает заказ. Прежде всего херес. Он заказал бутылку испанского хереса «Драй Сэк». Буш запротестовал, но Лэнг успокоил его:

— Знаете, майор, это лучший херес в мире, завезенный сюда задолго до того, как этот палач Франко под-йял свой мятеж. Во всяком случае, монополией на производство этого хереса в течение многих лет владеют англичане, а английский монополист ничем не лучше испанского фашиста… Пейте…

Ветераны выпили…

В конце роскошного ужина Лэнг взглянул на Бена и заметил:

— Ты съел меньше, чем червяк.

— Мне было стыдно, — ответил Бен, думая об Испании.

— Чепуха! — воскликнул Лэнг. — Пролетариат заслужил все самое лучшее и даже больше. Сейчас я закажу машину, и мы поедем в Париж развлекаться.

Даже основательно опьянев, Лэнг оставался очень оживленным. У него, видимо, наступал второй этап очередного запоя, начавшегося… «Когда? — подумал Бен. — Конечно, не вчера вечером: вчера, появившись в лагере, Лэнг был уже сильно пьян».

В это время в ресторан доставили багаж Лэнга. Он вызвал администратора и приказал было нанять машину, однако волонтеры напомнили ему, что должны возвращаться в Парк де ля Эв.

Казалось, это на мгновение озадачило Лэнга.

— Mais certainement. J’avais oublié![92] — воскликнул он.

Бен взглянул на приятелей. Они знаками дали ему понять, как надоел им Лэнг, а Буш даже указал через плечо большим пальцем на дверь, намекая, что им пора уходить. Но к самому Лэнгу они относились по-прежнему вежливо.

— В таком случае вы обязаны помочь мне, — обратился к ним Лэнг. — Я должен найти гостиницу. Гостиницу, где останавливаются рабочие.

— Зачем?

— Буду там жить, пока вы не уедете.

— Но почему бы тебе не вернуться в «Фалкон»?

— Никогда! — воскликнул Лэнг. — Jamais de la vie! L’attaque! Toujours l’attaque![93]

— Но здесь поблизости расположены только портовые клоповники. Я бывал тут, когда плавал на пароходах, — сказал Бен.

— Бывал? — удивился Лэнг.

— Да, в 1928 году.

— И в этом ресторане тоже?

— Никогда, — солгал Бен. — Ты же не собираешься жить в портовом клоповнике?

— Как раз собираюсь, — заявил Лэнг. — Буржуазия недостойна даже всего самого плохого. — Он попытался встать, но не смог и крикнул: — Счет!

Подбежал метрдотель, озабоченный тем, чтобы поскорее выпроводить эту подвыпившую компанию, пока она не устроила скандала.

Лэнг оплатил счет в триста сорок пять франков, пятисотфранковой бумажкой и направился было к выходу, но свалился. Буш и Бен подняли его и, поддерживая под руки, вывели из ресторана. Коминский и Пеллегрини несли его багаж.

Медленно двигаясь по узкой улице, они подошли к грязному дому, на фасаде которого красовалась роскошная вывеска: «Grand Hotel des Principantés Unis»[94].