В этот момент мне пришло в голову, что его, возможно, мучает черное пятно на репутации отца и матери, и я с сочувствием произнесла:

- Георгий рассказал о том, что произошло с твоими родителями.

Он опустил глаза и кивнул. Потом вдруг сел возле меня на пол и тихим, но странно глубоким голосом спросил:

- А что случилось с твоей мамой?

Я ощутила неприятное оцепенение внутри. Знала ведь, что нельзя лезть не в свое дело - так нет, дернуло проявить уважение к чужой памяти!..

- Она тоже умерла?

В голосе Кастора звучал подлинный, настоящий интерес, не имеющий ничего общего с вежливостью. Отмолчаться в ответ было невозможно.

- Нет.

В его взгляде застыло удивление. Я поняла, что он просчитывает варианты, и, чтобы воображение не занесло его слишком далеко, сказала правду:

- Она уехала из Нашей Страны к себе на родину, когда мне было полтора года. Вроде бы, там заболела ее мама, и надо было ухаживать... Но даже после выздоровления мамы она возвращаться не захотела.

Теперь удивление чувствовалось не только во взгляде Кастора - потрясенный, он застыл весь, целиком. Почему-то мои слова прозвучали для него как что-то невозможное, и это уже удивило меня. Ну, да моя мать - редкостная "кукушка", и ее поступок далек от нормального, но так тоже бывает...

- Вы общаетесь? - спросил Кастор.

Как виртуозно он нащупывает болевые точки. Нарочно, или нет?

Мысли о матери всегда чувствительно обжигали меня, били по щекам, и я научилась их избегать. Но, раз теперь настало время впервые в жизни произнести их вслух...

- Она какое-то время писала письма Саше, довольно долго, но с каждым годом все реже и реже. Не знаю, переписываются ли они сейчас. А мне - никогда.

На последнем слове горло перехватило, и я отвернулась, чтобы незаметно сглотнуть застрявший в нем сухой комок.

Кастор молчал. Посмотрев на него, готовая наткнуться на презрение и потребовать оставить меня в покое, я внезапно окунулась в такой поток понимания и жалости, что растаяла.

- Где загуляла, красавица?

Только Вероника не испугалась моей суровой мины и уселась рядом, как ни в чем не бывало. Все остальные лишь уважительно косились. Кастор оказался прав: здоровая злость да расправленные плечи - наше всё, и ни на секунду не расслабляться, когда вокруг враги.

- Тебе вообще этот образ идет, - бессовестно разоблачила нас с Кастором подруга.

Исключительное художественное восприятие - ее конек. Во всем, что видит и слышит, она ценит прежде всего эстетику, а натуральная она или наигранная, ей вообще не важно. Красиво - значит красиво, а красивым надо восхищаться. Стало быть, эстетически я от своих доспехов только выиграла.

А они становились все железнее и глуше - от вошедшего в класс Игоря я просто закрылась плотной стеной, исключив его из поля внимания. Мне было комфортно думать, что его нет.

- Вы расстались.

- Да. Проехали.

- Тряпка.

- Проехали.

- Между прочим, у него синяк на всю скулу. Маминой тоналкой замазан.

- Откуда знаешь?

- Макияж ему вчера подправляла.

- С ума сойти. Все равно проехали.

- Как скажешь. Что Кастор?

- Нетипичен.

- О-о-о. Уважаю нетипичных. Он к тебе уже подкатывал?

- Нет. Мы с ним словно с разных планет - ничего общего нет и быть не может.

- Очень странно.

- Ничего странного. Он меня подобрал, как кошку.

- Ты далеко не кошка.

- Ладно. Тогда он меня подобрал, как слон человека.

Вероника рассмеялась.

- Неудачная аналогия - слоны слабее и примитивнее людей.

- Ну, как высокоразвитый слон.

Главное, самой не рассмеяться. Улыбка - это слабость. Как же давят эти доспехи! Скорей бы домой, к Ангелине и Георгию, туда, где точно нет врагов...

В класс вошла Ксандрия. Остановившись в центре, она посмотрела прямо на меня - я закрыла глаза. Она толкнула мне яркую, но насквозь фальшивую мысль: "Я действую в твоих интересах! Это все для твоей же пользы!", и я уже не сдержалась, ответив: "В моих интересах эмансипация!". Ее словно громом поразило. Будто раньше она даже понятия не имела о такой возможности. Она попыталась ответить твердо, но нечеткие мысли выдали растерянность: "Ты еще не готова к самостоятельности... даже не представляешь себе, каково это - самой о себе заботиться...". Если честно, мне пришлось подавить смех - ведь это Ксандрия с детства внушала нам, что жизнь в Нашей Стране легка, а заботится обо всех государство, и мы не просто верили ей - мы знали, что это так. Вместо ответа я просто кинула ей образ кирпичной стены - символ отказа от общения - и отвернулась.

Немного помолчав, Ксандрия голосом обратилась ко всей аудитории:

- Рассмотрев результаты зачетной недели, руководство школы приняло решение открыть для вашего класса сезон практики. Завтра же утром вы отправляетесь в горы для разработки проекта туристического комплекса. Если проект будет одобрен - начнете строительство. Сегодня рекомендую объединиться в группы и предварительно определить задачи.

Тишина, встретившая эту новость, длилась недолго. Таких практик у нас не было уже целый год, и многие уже начали нервничать, когда же, наконец, нас куда-нибудь пошлют. ЭТУ практику ждали не только потому, что у всех руки и мозги чесались - самое главное, она должна была пройти уже без наставников, нашими знаниями и силами. Одноклассники начали перекидываться образами, пока лишь всяких смешных зверюшек, но до проектов осталось совсем чуть-чуть. Ко мне прилетели предложения от Алана, Венса и Чао, пока слишком сумбурные, чтобы можно было что-то реально планировать.

- Все отправляются? - тревожно спросил Алекс.

Ксандрия вздохнула.

- Нет. Ты полетишь за океан.

Алекс вскочил, потом сел обратно, не найдя, что сказать. Ну вот, это и случилось, и он сам предвидел такой поворот: Нашей Стране такие, как он, лидеры не нужны. Конфликт со мной на последнем зачете показал ту черту его личности, которая мешает руководству равными - чрезмерную самоуверенность, - и поэтому для него осталась одна дорога - руководить нашими предприятиями в других странах.

Не так, в общем-то и плохо. Некоторые даже находили в этом удовольствие, ведь другие страны предоставляли огромные возможности для выпендрежа, у нас невозможного: роскошные квартиры, машины, какая-то дорогая одежда, то есть всё для мгновенного обращения на себя внимания и эффекта повышенного уважения, необходимого людям с не смертельным, но болезненным расстройством психики (кажется, называемым "истероидный психоз" или что-то вроде этого). В Нашей Стране с одинаковой у всех зарплатой, общей эстетической нормой и тщательно выверенными социальными нормами таким людям было очень неуютно, хотя они, бедные, стеснялись в этом признаться.

Однако минус такой ссылки человеку умному был очевиден: мало радости выпендриваться перед теми, кто отстал в развитии, - и Алексу предстояла на самом деле ссылка, мучительное отлучение от равных, от людей, которые способны его понять. Вот так, доигрался.

"Выбирай группу сама, а я за тобой", - сказала мне Вероника. Ей почему-то свободнее работалось со мной, чем с другими, она уже это проверила.

"Конечно", - ответила я. Мне очень нравилось, что не будет Алекса.

Но очень расстроило, что от Игоря теперь никуда не деться.

9. Нашестранцы

- А в этом сезоне другие лекала, - удивленно протянула Вероника, вытащив из "материального обеспечения" черные брюки.

Протянула с завистью: она свой гардероб обновила два месяца назад, и брюки нового покроя ей не светили. Я бы с ней поделилась (мне было не до моды), но подруга носила одежду на размер больше.

Я была рада тому, что она попросилась в гости. Присутствие близкого человека помогло бы сделать все еще чужой дом своим, а сейчас, перед отъездом и будущим возвращением, это было важно - возвращаться надо домой, иначе это не возвращение, а сплошное скитание...