— Вы не подскажете, как пройти в библиотеку? — коронный вопрос.

— Это прямо, а потом направо, — она смеется.

— Как загорается? — спрашиваю я, отдавая отчет в том, что ей как раз загорается хорошо, она практически вся черная, в отличие от меня.

— Спасибо. А ты в подвале загорал, наверное?

— Да, — отвечаю я, — в застенках СБУ.

Она не понимает шутки, и я объясняю, что и этот пляж, и этот санаторий находятся в ведомстве этой суровой организации. Мы выясняем, кто из нас где отдыхает, и как давно, и кто откуда приехал. Ей, оказывается, скоро уезжать домой, уже послезавтра, живет в каком-то санатории в Дичке, а сюда каждый день приезжает загорать. Мы договариваемся встретиться вечером в таком-то кафе — она произносит название, оно мне, конечно же, ни о чем не говорит, но я пытаюсь его запомнить. Все это время Че деликатно и внешне равнодушно ждет в сторонке, рассматривая катамараны.

Мы двигаемся дальше, я вижу, что он расстроен тем, что сегодня вечером меня не будет. Мне без него тоже будет скучно, но я нахожу веский аргумент: мне тоже пора развеять миф о нетрадиционной сексуальной ориентации! Мы смеемся и возвращаемся в санаторий.

Мы встречаемся с ней вечером — я просто говорю таксисту название бара, он отвечает: «А-а, знаю, конечно», — и вот мы сидим, пьем вино, разговариваем, совершенно не помню, о чем… Потом я провожаю ее, мы заходим по дороге во все бары, понемногу пьем там вино, она рассказывает о себе, но я ничего не могу сейчас по этому поводу заметить, кроме того, что путь был не близким и что было уже достаточно темно. Все же мы приходим. Местность мне кажется знакомой чуть лучше, чем окраина Китая, но мне сейчас совершенно не до литературно-визуальных ассоциаций. Мы долго сидим на лавочке, наконец я ее целую.

Проблема в том, что попасть в комнату этого строгого женского лечебного заведения, похожего по укладу на монастырь, можно разве что через окно по связанным простыням, после одиннадцати вход в рай строго воспрещен. Мы уходим в какой-то сад за зданием. Там есть лавочки, но на них очень неудобно, поэтому я снимаю джинсовую куртку, выворачиваю ее наизнанку и бросаю на землю. Я крепко целую эту девушку. Я безумно хочу ее. Мы опускаемся вниз, в жесткую царапучую траву, я приспускаю джинсы, и в тот же миг десятки злобных тварей вонзают свои хоботки в мою белую задницу. К счастью, я быстр, как лесной олень. Я целую ее в ухо, очень нежно целую ее в ухо и натягиваю джинсы на изуродованную заднюю плоть. Мы прощаемся, договариваясь встретиться завтра днем после обеда на нашем пляже.

Все так и происходит, на следующий день мы лежим с ней на полотенцах и о чем-то говорим, Че где-то в стороне развлекает Наташу и Марину. К нам подходит ну очень ухоженная девушка, чуть постарше меня, Алиса, ее подружка и соседка по комнате. Она спрашивает, где же мой друг, я машу Че рукой, он нехотя подходит к нам. Но Алиса — явно в его вкусе, и вот мы уже вдвоем приглашены сегодня вечером в гости.

Мы покупаем бутылку вина, Че в этом разбирается лучше меня, и на такси подъезжаем к санаторию. Мы озадаченно смотрим на здание: его силуэт похож на ледокол «Владимир Ленин». Сомнений быть не может: это тот самый, куда мы позавчера сплавили нимфеток. Оказывается, в Крыму не так уж много женских санаториев! Мы смеемся, оставляем злобной вахтерше паспорта и поднимаемся на шестой этаж. До одиннадцати — можно.

В комнате нас ждут клубника, черешня, горячий чай и радушный прием. Мы выходим с Че на балкон покурить и вдруг замечаем, что на всех соседних балконах столпилась уйма девушек, которые с любопытством нас разглядывают. Я даже не успеваю пошутить о нашей бешеной популярности у местного населения, как Че обращает мое внимание на третий балкон слева. На нем стоят наши позавчерашние малолетние пассии и что-то оживленно рассказывают своим соседкам. Те сочувствующе качают головами. Входит Алиса и сообщает, что практически весь женский санаторий выбежал на балконы посмотреть на двух голубых, не мы ли это?

Так приходит земная слава.

В итоге Че остается у Алисы, а мы едем ко мне. На этот раз я более сдержан, накал сбит, я медленно целую ее в грудь, в ее совершенно роскошную грудь, в живот, пытаюсь опуститься ниже, но она останавливает меня: «Я тогда быстро кончу и сразу засну, я себя знаю». Она берет инициативу в свои руки, хм, и мы чрезвычайно довольны происходящим, моя инициатива — тоже, и я почти что люблю эту девочку, люблю до той секунды, пока из меня бурно не истекает последняя капля. Она и вправду потом мгновенно засыпает, даже не сведя ноги, а я включаю телевизор и досматриваю какой-то очередной, проданный спонсорам ФИФА матч чемпионата мира. Убогое зрелище. Я выхожу на балкон, закуриваю сигарету и думаю о том, что дома меня ждет Мэри. Меня совершенно не терзают муки совести, я начисто лишен мазохистских наклонностей. Абсолютно ясная луна. Абсолютно чистые, яркие звезды. Я думаю, что Мэри права, и что я действительно постоянно летаю, не делая ни одной посадки. Но все это время я летал над одним местом, над одним городом, просто кружился над ним, а меня манит Дорога, точнее, Воздушный Коридор, он открыт, пока открыт, и мне не нужен никакой аэропорт, я не хочу туда, я хочу Туда, чтобы увидеть океаны и континенты, чтобы жить, чтобы быть самим собой. Я обычный человек, и у меня нет никакого иного предназначения, как стать самим собой. Я не рожден с полным пониманием этого мира, я понимаю и принимаю его каждый день, каждую минуту, но только моя жизнь слишком коротка для этого, я еще и не начал идти или лететь по-настоящему, я даже не добрался до начала Дорог. Я только пытаюсь выбрать какую-то из них, для того чтобы понять. И мне не хочется никому, абсолютно никому отдавать ни йоты, ни секунды от своей жизни. Я препарирую ее каждый день с желанием постигнуть, обнаружить Вселенную для своего Я, обнажить свое Я перед Вселенной. Я не знаю, кто/что мне в этом поможет: Христос, Будда, Аллах, Яхве, Кортасар, Че, путь ариев, Сартр, Моррисон, Хайдеггер, Керуак, Ошо, Юнг, Фаулз, Чарли Чаплин, Гитлер, «Атлас автомобильных дорог СССР», Дао, Кио или еще кто-то и/или что-то. Я понимаю, что я смертен, я все время помню об этом, но когда я об этом начинаю думать, мне становится страшно. Мне жалко свое тело, я вообще против того, что жизнь на земле существовала до моего рождения, и вдвойне против того, что она будет существовать после. Я бросаю бычок вниз и вдыхаю полной грудью ночной морской воздух. Удивительно прекрасное опустошение. Я возвращаюсь в комнату и засыпаю. Но для того, чтобы взлететь хотя бы единожды, все равно ведь понадобится взлетная полоса, не так ли?

Так мы и проводим с Че свои первые двадцать дней вместе. Они, несомненно, самые беспечные и веселые в наших совместных биографиях.

Герман, его друг Че и их женщина

Сегодня пятница, тринадцатое, полнолуние. Прекрасный комплект. В телевизионной программе «Дракула», «Инфернато» и, конечно же, «Пятница, 13».

Я опоздал на целых семь дней. Че ужасно нервничал, звонил и матерился, но у меня была уважительная причина: все-таки в СИЗО сидел! Правда, это было два месяца назад, но тем не менее…

За год в наших жизнях кое-что изменилось. Че развелся, я вляпался в эту жуткую историю с убийствами и торговлей людьми, но в целом мы должны были остаться такими же веселыми и непосредственными. Однако вода в море была явно другая…

Мы сидели с ней в «Будапеште», пили плохо заваренный для заведения такого уровня зеленый чай и беседовали о политике. Вернее, говорила практически только она, Ира. У нее странная профессия, она помощница народного депутата.

Говорила она, конечно же, о том, что очень устала, что все это ей надоело: этот шумный Киев, эти мерзкие депутаты, этот мудила-президент и мудила-спикер. Что хочется просто закатиться, как мячику, на пару недель куда-то под лавку, в спокойное местечко, чтобы тебя никто не трогал, а ты никого не видел и не слышал, а заодно и здоровье поправить, нервишки подлечить… И я сказал, что знаю идеальное место для такого отдыха — это наш санаторий. Дело было в апреле, и, зная обязательность большинства киевлян, их вечную занятость понятно чем, но непонятно для чего, был совершенно точно убежден, что ничего у нее не выйдет. И вдруг она звонит мне в начале июня и сообщает, что с нетерпением ждет меня в санатории, когда же я, сволочь такая, приеду и буду ее развлекать? Я хотел было сообщить, что там уже есть один человек, который сможет развлечь ее, пожалуй, получше, чем я, намекнуть на Че, но справедливо решил, что не найтись и не познакомиться на этом пространстве они просто не могут.